Фрэнк Герберт - Белая чума
Данзас мог понять непостоянство жизни, когда это касалось его жизненного уклада, но не его лаборатории. В лаборатории Данзас всегда рассчитывал быть очевидцем девственного рождения, если уж не пришлось наблюдать сам процесс непорочного зачатия. На подобного очевидца всегда налагалась определенная ответственность. Двое свидетелей не могут предстать перед судом с разными версиями случившегося. А тридцать очевидцев обязательно породят такое же количество рассказов. Это было незыблемым правилом. На лучшее не мог рассчитывать и Римский Папа.
Во Франции шутили, что Данзас был включен в Команду для контраста со своим соотечественником Джостом Хаппом. Очки Джоста в роговой оправе, слегка увеличивающие глаза, юношеская безмятежность черт, все это в сумме, словно сговорившись, вызывало доверие у окружающих. Те, кто называл Хаппа романтиком, не могли сосредоточиться на скрытой силе мира его фантазии. Он пользовался романтикой, как Бекетт пользовался сокрытым гневом. Там, где муза Бекетта вела к яростным интеллектуальным усилиям, муза Хаппа вызывала любовь и способствовала всеобщему стремлению поделиться всем – успехами, неудачами, радостями, горем… всем. Одной из основных черт этой натуры была эльзасская стойкость, сформированная французскими и германскими предками. Частично это было наследием раннего влияния римско-католической церкви. Мефистофель был реален. Бог был реален. Белый Рыцарь был реален. Грааль оставался вечной целью.
В этой глубокой убежденности для Хаппа был образец. Без этого он был бы просто исследователем, человеком в белой одежде, а не в белых доспехах.
Бекетт решил, что с Хаппом все нормально. Слегка со странностями, но в порядке. Данзас, однако, был педантом от науки самого худшего сорта. Какая к черту может быть разница, где собирается Команда, до тех пор, пока условия приемлемы? Бекетта ужасно раздражало, что придется работать с этим педантом одному Богу известно сколько времени. Он достаточно умело скрывал свой праведный гнев, так что только Хапп что-то заподозрил.
Многие люди годами работали с Бекеттом, не сознавая, что тот подпитывается регулярными порциями злости. Он мог найти себе повод для раздражения где угодно и, зарядившись таким образом, очертя голову ринуться в стоящую перед ним проблему. Белая чума была словно подарком судьбы для него. Этот сукин-сын! Этот траханый Безумец! Какое право он имел разрушать мир, пусть и недостаточно совершенный, но все же постоянно меняющийся в соответствии со своими собственными законами?
Лишь малая часть этой злости прорывалась сквозь маску добродушия. Он редко разговаривал в резком тоне. Если уж на то пошло, Бекетт был даже более дружелюбен с Данзасом, выказывающим самую корректную и чопорно-пристойную французскую учтивость. Это был случай взаимного бешенства, что весьма забавляло Хаппа.
Другой член контингента США, как отметил Хапп, был настоящей шкатулкой с сюрпризами, особенно для двоих из Советского Союза, Сергея Александровича Лепикова и Дорены Годелинской. Они с трудом сдерживались, искоса поглядывая на коллегу Бекетта, Ариену Фосс.
При своих шести футах и шести дюймах роста и двухсот двадцати восьми фунтах веса Фосс без особого труда стала самой большой из присутствующих. Французское досье на Фосс полагало ее одной из пяти или шести лучших медицинских умов в Соединенных Штатах в области того, что ее дед, сельский врач, называл «женскими жалобами». И французы и советские подозревали ее в связях с ЦРУ. Было замечено, что она бегло говорит на пяти языках, включая французский и русский.
У Фосс были довольно мелкие, но правильные черты лица, обрамленные золотыми волосами, уложенными тугими естественными завитками. Несмотря на свою величину, она была прекрасно сложена.
В этот момент Лепиков и Данзас вели словесную войну за лидерство, воспользовавшись поводом для предъявления верительных грамот. Они вели себя, словно картежники, раскрывающие свои карты и осознающие, что противник приберег сильных козырей.
Лепиков, невысокий и коренастый, с густыми седыми волосами на плоском лице со слегка монголоидными глазами, на фоне аристократа Данзаса выглядел крестьянином. Факт, отмеченный каждым и сочтенный личным преимуществом.
Дорена Годелинская, второй представитель Советов, проявляла усиливающиеся признаки возбуждения в мужском окружении. Хрупкая седеющая женщина, постоянно прихрамывающая, она была награждена проклятьем, как она зачастую жаловалась близким друзьям, аристократического лица, «барьером для продвижения в советской иерархии, где более предпочтительны тяжелые крестьянские черты».
Внезапно Дорена прервала мужчин непристойным русским ругательством, добавив на английском:
– Мы здесь не для того, чтобы играть в детские игры!
Фосс хихикнула и перевела ругательство:
– Она просто назвала Сергея деревенским жеребцом-производителем. Что у нас тут – плохие парни и хорошие парни?
Лепиков сердито посмотрел на Фосс, потом выдавил из себя улыбку. Он прошел обязательный курс в советском посольстве в Вашингтоне, округ Колумбия, и понял намек Фосс.
– Хороший парень – это я, – заявил он. – Разве я не ведущий специалист-эпидемиолог в своей стране?
Фосс усмехнулась ему. В досье, собранном в Соединенных Штатах, говорилось, что Лепиков ненормально озабочен работой своей печени, что было парадоксально, учитывая количество водки, которое он, как известно, поглощал. Однако за этими алкогольными поблажками всегда следовали приступы отвращения к себе. Во время этих, приближающихся к патологическим мук он пользовал себя не только специальными препаратами, но и патентованными средствами и массированными дозами витаминов, тщательно упрятанными в бутылочки, маркированные более обычным содержимым.
Годелинская, заслышав хвастливые слова, пробормотала:
– Крестьянин!
Она произнесла это на английском, чем и привлекла внимание других.
Бекетт прочистил горло и подтянулся поближе к столу. Годелинская, гласило досье, была в Советском Союзе прославленным взломщиком кодов, равно как и медицинским исследователем в космической программе своей страны. Она считалась диагностом высокого класса, а методики ее лаборатории оценивались как «великолепные».
– Мы все представлены, – сказал Бекетт. – Мы все прочитали секретные служебные досье друг на друга. Вероятно, они содержат точную информацию. Кто знает? Я предполагаю, что в последующие дни мы узнаем друг о друге много нового.
– Хотел бы я посмотреть, какие материалы имеются в вашем досье на меня, – проворчал Лепиков.
– К сожалению, мне не позволили его сохранить, – ответил Бекетт.
