Кэролайн Черри - Иноземец
Но Банитчи оставил свой пистолет вместо подаренного айчжи, того, из которого Брен стрелял. Теперь-то, с прояснившимися мозгами, он понимал, почему Банитчи забрал тот пистолет с собой и почему Банитчи заставил его вымыть руки — на случай, если шеф службы безопасности не поверит представленному Банитчи докладу, на случай, если шеф безопасности пожелает допросить пайдхи и пропустить его через соответствующие процедуры в полицейской лаборатории.
Он от души надеялся, что будет от этого избавлен.
Шеф безопасности не имеет материалов против меня — насколько я знаю и не имеет повода обследовать меня, если я сам был предполагаемой жертвой преступления, и не имеет (опять же, насколько я знаю) причин подвергать сомнению доклад Банитчи, ведь в некоторых отношениях Банитчи по рангу выше, чем шеф службы безопасности.
Но тогда… кому понадобилось вламываться ко мне в комнату? Размышления вновь и вновь возвращались по кругу к этому вопросу — и к леденящему тело сквозь матрас пистолету, который оставил Банитчи. Это был опасный поступок. Кто-нибудь может решить все-таки допросить меня. Кто-нибудь может обыскать комнату — и найдет пистолет, который наверняка удастся проследить до Банитчи, тут уж вся общественность крик подымет, все кому не лень. Благоразумно ли было со стороны Банитчи так поступать? Мог ли Банитчи сознательно принести себя в жертву, чего я никак не хочу, причем из-за какой-то неприятности, которую, может быть, я сам и вызвал?
Брену даже пришло в голову усомниться в честности Банитчи — но Банитчи и его молодая напарница Чжейго нравились ему больше всех остальных телохранителей Табини, именно они охраняли его персонально, когда каждый день стояли рядом с Табини, и если бы что задумали, то имели все возможности совершить любое злодейство против самого айчжи — а тем более против земного человека, отнюдь не такой важной и незаменимой персоны…
О боги, нет, их подозревать просто глупо. Банитчи не хотел, чтобы я пострадал. Банитчи ради меня пошел на прямую ложь. И Чжейго тоже так поступила бы — пусть не ради меня, но ради Табини, ведь я — пайдхи, Переводчик, айчжи во мне нуждается, а это достаточно весомая причина и для Банитчи, и для нее. Табини-айчжи воспримет случившееся очень серьезно, Табини немедленно начнет расследование, перевернет все вверх дном…
А я, черт побери, вовсе не хочу, чтобы вся цитадель стояла на ушах из-за этой истории. Я не хочу оказаться на виду, не хочу оказаться ключевой фигурой атевийской междуусобицы или кровной мести. Шум вокруг персоны пайдхи плохо отразится на его положении среди атеви. Сведет на нет мою эффективность, в тот самый миг, как политика полезет в зону моего личного влияния, а политика не замедлит влезть в такое дело — да что там влезть, она тут же прыгнет с ногами, как только весть будет объявлена в телевизионных новостях. У каждого будет свое мнение, у каждого — своя теория, и все это просто сокрушительно отзовется на моей работе.
Брен все плотнее сворачивался под холодной простыней, пытаясь собраться с мыслями, но отвлекал пустой желудок, а от запаха порохового дыма мутило. Можно позвать, чтобы принесли какое-нибудь успокоительное, ночной персонал доставит все, о чем ни попросишь, или по первому требованию поднимет моих собственных постоянных слуг, но Мони и Тайги, бедняг, и так уже, наверное, вытащили из постелей и терзают идиотскими вопросами: «Это вы стреляли в пайдхи? Это вы оставили его дверь незапертой?»
Служба безопасности, вероятно, перетряхивает список работников дворца, вламывается в комнаты ночного персонала и вообще каждого, с кем я имел дело, — как будто хоть кто-то во всем крыле может сейчас спать. Выстрелы, наверное, прокатились громом вниз с холма и до самого города, телефонные линии перегружены, железнодорожная станция уже перекрыта и будет полностью очищена к утреннему наплыву пригородных жителей, едущих на работу в столицу… И Брен вовсе не пытался себе льстить: просто он уже уже видел, что получается, когда охрана Табини поднята по тревоге.
Ему хотелось горячего чаю с крекерами. Но этим только затруднишь работу охраны — не время посылать кого-то бегать взад-вперед с личными поручениями по коридорам, которые сейчас обыскивают.
А дождь тем временем стучал в стекло. И надежд, что убийцу поймают, становилось все меньше и меньше.
* * *Мони и Тайги появились утром с завтраком на тележке — и сообщением от главы персонала, что Табини-айчжи желает видеть его на ранней аудиенции.
Для Брена это не было большим сюрпризом. Предвидя вызов, он принял душ, побрился и оделся без помощи слуг еще до рассвета — не полностью, лишь в привычные мягкие брюки и рубашку, — и сам заплел волосы в косу сзади. Включил телевизор еще до их прихода и послушал утренние новости: опасался, что дело уже получило огласку, но, к своему удивлению, не услышал даже мимолетного упоминания об этом случае, только репортаж о ночной буре с грозой, которая вызвала град в местечке Шиги и повредила черепичные крыши в Уингине, а потом с ревом унеслась на открытые равнины.
Как ни странно, это замалчивание его разочаровало и даже уязвило. К человеку в комнату вламываются убийцы, и человек, несмотря на искреннее желание оставаться в тени для всего внешнего мира, все-таки где-то в глубине души надеется услышать подтверждение, что была попытка незаконного проникновения в резиденцию айчжи, этакое отфильтрованное сообщение — или, еще лучше, что незваный гость находится в руках айчжи и подвергается допросу.
Но ничего подобного — во всяком случае, в телевизионных новостях; а Мони и Тайги поставили на стол завтрак без единого вопроса или замечания о том, что произошло ночью в садовом дворе, не поинтересовались, почему в ванной по полу разбросаны полотенца. Просто передали сообщение, поступившее из главного управления персонала, и тут же принялись устранять всякий беспорядок в помещении, словно бы ничего больше не замечая, и даже намеком не упомянули о каких-то неприятностях или слухах, разносящихся по коридорам дворца.
Прошлой весной в водяном саду у наследника заместителя айчжи провинции Талиди был убит дальний родственник, в споре из-за старинного ружья, — так коридоры комплекса гудели от разговоров на эту тему несколько дней.
Но только не сегодня утром. Доброе утро, нанд' пайдхи, как вы себя чувствуете, нанд' пайдхи? Еще ягод? Чаю?
И только под конец Мони, обычно немногословный, сказал, опустив глаза:
— Мы очень рады, что вы в полном здравии, нанд' пайдхи.
Брен проглотил кусочек какого-то фрукта, удовлетворенный и умиротворенный.
— Вы слышали суматоху ночью?
