Елена Романова - блок-пост
– Сейчас, деревенщина, ты вспомнишь, кто в доме генерал, а кто маршал. Не будь я Эгле Д…те, если ты уже через час не будешь умолять меня о прощении. Будет, что рассказать в пятницу на вечеринке, – самодовольно подумала красавица.
– Здравствуй дорогой, – изобразив на лице нежность (лицо, забывшее это выражение, плохо слушалось), дама поприветствовала бывшего возлюбленного.
Однако старший Ник был не в восторге от открывшегося зрелища. С трудом узнав свою бывшую жену, он насторожился.
– Зачем ты пришла, Эгле? И прикройся, здесь ребенок, – равнодушно сказал мужчина.
– Я имею право видеть сына! Я мать!!! – срываясь на крик, взвизгнула красавица.
Беседа шла явно не так, как предполагала женщина.
– Ты не мать, ты…(тут хозяин дома произнес короткое и обидное слово, которое обозначает как в России, так и в волшебной стране женщину легкого поведения)!
Кукушка в павлиньих перьях!
Это оскорбление породило надежду в душе бывшей хозяйки. Если он так злится, считала Эгле, значит, все еще любит. Женщина попыталась обнять мужчину, но тот лишь грубо оттолкнул ее:
– Иди туда, откуда пришла. Не пытайся разжечь золу.
Эгле приблизилась к сыну и попыталась обнять его "Милый мой малыш, я так скучала!" Но маленький Ник только сильнее прижимался к отцу – "Я Вас не знаю, госпожа!", и сообщил на ушко папе, что эта дама пыталась его похитить.
– Ник, вспомни, как ты сам страдал без матери! Как тебе было плохо одному! – рыдала Эгле.
– Папина мама умерла, – с обидой в голосе ответил за отца мальчик, – на то была воля божья! А меня мама бросила, совсем маленького бросила! Ты не моя мама! Мамы такие не бывают! Мамы так не поступают! Ты обманщица!
Эгле плакала и билась в рыданиях. Потом начала униженно молить о прошении, заламывая руки, на что хозяин дома спокойно отвечал: "Мне тебе нечего прощать!
Жила – как умела. Так и продолжай веселиться – только подальше отсюда".
Убедившись, что слезы притворного раскаяния не растопили сердца мужчин, дама стала угрожать самоубийством на глазах у ребенка. ("Ты для этого слишком себя любишь" – усмехнувшись, говорил бывший муж).
Видя, что безобразный спектакль затягивается, старший Ник усадил жену в уютное кресло, укрыл мягким теплым пледом, и заварил ей кофе, как в старые добрые времена. Бывшая жена ждала истерики, скандала, шквала оскорблений. Но бывший муж был до неприличия спокоен. Он не видел необходимости в излишних эмоциях.
– Я очень любил тебя Эгле, – сказал он, – Десять лет назад я был готов душу отдать, чтобы ты вернулась. Если бы ты пришла тогда, я бы тебе все простил. Но ты предпочла свободу. Тебя не тронули слезы ребенка, ты отворачивалась от его ручек, которые тянулись к тебе. Он плакал, а ты потешалась над этим. Господи, я если бы я мог передать, что со мной творилось тогда! Не словами, а напрямую – из мозга в мозг, из души в душу! А как плакал маленький – у меня просто сердце разрывалось.
Запомни на будущее, Эгле! Ребенок это не игрушка, у него так же есть чувства, ему так же бывает больно. Ты была в этом доме королевой. Теперь твое место занято, извини. Собирай свои тряпки и убирайся! Не смей приближаться к сыну.
Надо было раньше вспомнить, что ты мать.
– Ник, ты чудовище. Мне интересно, на какую корову ты меня променял.
– Уж лучше корова, чем змея.
– Интересно, что ты в ней нашел?
– То, что в тебе нет – человека.
– А как же я?
– Живи, как знаешь.
– Ты настраиваешь против меня собственного сына!
– Это я настраиваю? Думаешь приятно, когда тебя называют "кукушкиным дитем" и "сироткой", пока мамочка развлекается.
– Ты обольстил меня, а теперь хочешь избавиться. Ты просто использовал меня как инкубатор для своего мерзкого противного детеныша! Вы оба чудовища!
– Эгле, ты сама уйдешь или позвать полицию?
– Давай еще избей меня, солдафон! Тебе это ничего не стоит!!!
– Мне некогда слушать твои истерики! И незачем.
Старший Ник молча выставил чемоданы бывшей супруги на плотик, служивший крыльцом.
Через некоторое время там же оказалась ее любимая пепельница и подшивки модных журналов десятилетней давности. Дверь домика закрылась перед ней навсегда.
Вызванный патрульный катер уже ждал гостью.
Громко хлопнув дверью, Эгле уехала. Вернуть ребенка любой ценой – превратилось в навязчивую идею. Работа в корпорации не сильно утомляла красавицу. Вся ее деятельность сводилась к приходу в офис и требованию денег. Все решения принимали специалисты, вовремя нанятые отцом дамочки. Поэтому, прилетев в Вильнюс, она подняли на ноги всех юристов, специалистов по НЛО, священнослужителей и прочую подобную им публику. Но все они, точно сговорившись, отвечали, что связываться со спецслужбами волшебной страны, а тем более открыто вредить ее сотруднику – очень вредно для здоровья. Так вредно, что можно до старости не дожить. И не помогали ни баснословные гонорары, ни угрозы, ни шантаж, ни слезные мольбы о помощи.
Эгле несколько раз пыталась похитить сына, но ее верные боевики под любым предлогом отказывались от такого задания. А местные "братки", услышав название места, откуда надо выкрасть мальчика, убегали прочь от сумашедей бабы.
Женщина стала много пить, пристрастилась к наркотикам. Ее бизнес трещал по швам.
Ее муж ушел к секретарше, этой серой мышке, которая подарила своему любовнику очаровательную девочку. И он все-таки усыновил того самого парнишку из приюта. В голове звучал голос колдуньи "Ты променяла душу на сундук с деньгами и барахлом!
Наслаждайся свободой!" Но самым страшным кошмаром был ровный голос ее сына: "Я Вас не знаю, госпожа!" Этот ужас преследовал ее всюду: и в постели с нужными людьми, в мрачном притоне среди наркоманов, и на светском рауте, и на бандитской сходке. "Я Вас не знаю, госпожа!" – слышала она от каждого малолетнего попрошайки на вокзале, от каждого играющего в скверике малыша. Несчастная бизнес-леди была готова отдать все свое состояние, чтобы только не видеть в изумрудных глазах сына этого леденящего душу холода, не слышать этой страшной фразы.
Избавиться от кошмарных видений не ей помогли, ни святила психиатрии, ни католические священники, ни православные "батюшки", ни деревенские знахарки. Все они, почувствовав приближение Эгле, или спешили по срочным делам, или просто демонстративно закрывали двери перед ее носом. Женщина негодовала. Но что толку!!!
И вдруг Эгле будто прозрела. Она поняла, что глупо и пошло растратила свою жизнь,
– "жизнь для туловища". Никто из ее высокопоставленных мужей и любовников не любил ее. Даже те, которые готовы были уничтожить своего соперника ради прекрасной дамы. Они просто использовали ее деньги, связи, возможности, ее неотразимую внешность, ее бешеный темперамент. Они все для Эгле были денежными мешками, она для них – "дорогой куклой", "переходящим знаменем", символом удачи и процветания. Единственный, кому она действительна была дорога, так это смешной зеленоглазый парень. Он похож на выросшего, но так и не повзрослевшего, Питера Пена. Самое счастливое время в ее жизни – это те два года, которые она провела на тихом лесном озере, и лучшее, что сделала – родила сына.
