Юлий Буркин - Королева полтергейста
– Да, они гонорар только после этого платят.
– Ты бы хоть фото принесла, что ли. Или еще лучше результат – журнал или там плакат, что вы делаете-то?
– О, папочка, их еще и в России нету. И вообще в твоем возрасте такие вещи смотреть вредно.
– Ты что там – голая?!
– Нет. В пояске.
Услышав это, отец принял в воспитательных целях чопорный вид и прошествовал в свою комнату, а Маша кричала ему вслед:
– Да шучу я, шучу! Принесу я тебе фотографии, сам посмотришь!
«Так, так, так, – думала она, придется Атосу попыхтеть еще и с фотографиями…» И тут же вспомнила про фотографа – дружка Лизы Деевой. И подумала: «Какого черта Атос не позволяет мне поработать с ней?»
… В эти же дни она, не имея теоретического знания законов диалектики, на практике познала абсолютную верность, во всяком случае, одного из них: закона перехода количества в качество. Их с Атосом деньги перестали быть деньгами, а стали чем-то совершенно иным, как бы новым их ЛИЧНЫМ КАЧЕСТВОМ, превращающим их в полубогов или волшебников.
Когда у тебя в кармане мелочь, ты можешь выпить стакан газировки; когда штука – много стаканов… Но когда у тебя по карманам рассован миллион, которым ты не особо и дорожишь, для тебя нет закрытых дверей, нет дефицитных товаров, нет гаишников, нет проблем с комнатой «на часок» в любой гостинице, нет проблем с транспортом, нет проблем со связью… НЕТ ПРОБЛЕМ. И кажется уже, стоит лишь захотеть, как следует напрячься, и ты взмоешь в небо и полетишь без всяких глупых приспособлений.
… В субботу, часа в четыре, на журнальном столике у Атоса зазвонил телефон. Он, не одеваясь, перелез через Машу, взял трубу, что-то в ней услышал, бросил в нее – «Минуточку» – и прошлепал с ней за дверь комнаты. До того у него от Маши секретов не было, и она, слегка обидевшись, старалась не прислушиваться к бормотанию за стенкой. Но не могла не разобрать слово «бабки», произнесенное дважды, громко, отчетливо и, похоже, сердито.
Атос с телефоном вернулся в комнату. Выглядел он сумрачно.
– Черт, – сказал он, – срочное дело. Часа через полтора надо выезжать.
Она не стала спрашивать куда. Хотел бы, сказал бы сам. Но обиделась еще сильнее и отвернулась носом к стене.
– Ну перестань, – стал уговаривать он, забираясь в постель, – потом я тебе все расскажу. А пока это не моя тайна. – Говоря, он губами касался ее шеи, плеч, спины… И они пробарахтались в постели почти час, и на смену утолению приходила новая жажда, а на смену той – новая…
– Ты надолго? – крикнула Маша из ванной одевающемуся Атосу.
– Да. Мне сначала в контору надо заехать, взять кое-что, а потом уж по делам. Ты здесь будешь?
– Нет. Ты домой меня сможешь закинуть?
Он глянул на часы:
– Давай тогда бегом! – и хлопнул входной дверью.
Маша выскочила из ванны, наспех вытерлась, натянула паутиново-шелковые плавочки (не имея возможности разнообразить свой верхний туалет, она брала реванш на белье), ковбойку, джинсы, свитер, кроссовки, схватила рюкзчек (в нем – лишь почти пустой уже газовый баллончик, сотовый да деньги) и бегом скатилась вниз, где, сидя за рулем, ее ждал Атос.
Возле ближайшего цветочного ларька он тормознул, вышел на минуту и вернулся с огромным букетом роз. Он вручил ей цветы, чмокнул в щечку и продекламировал экспромт: «Ты не плачь, моя Маруся, я к тебе еще вернуся».
– Ты мне позвонишь завтра? – спросила она. Не потому, что сомневалась, а потому, что ей было приятно услышать утвердительный ответ. И она услышала его:
– Хорошо, часов в двенадцать.
«Что я буду делать до завтрашнего полудня?» – подумала она. Настроение у нее сейчас было хорошее, и омрачал его лишь этот вопрос – как убить сегодняшний вечер? Ведь она уже напрочь отвыкла жить без Атоса.
И вдруг появилась отличная идея.
– Атос, не надо меня домой, выруливай сразу в контору. А меня по дороге высадишь, я тебе скажу, где остановиться.
– Семь пятниц на неделе, – констатировал он. – Куда это ты намылилась?
– Я потом тебе все расскажу, – мстительно передразнила она его интонацию, – а пока это «не моя тайна».
Атос хмыкнул, а она добавила:
– Да, слушай, цветы придется оставить у тебя. Мне же с ними нельзя по улице ходить: вдруг кто-то из моих старых клиентов встретится. Представляешь: плывет по воздуху букет… Ну чего ты насупился? Мне самой жалко. Классные цветы. Спасибо тебе… Но не ехать же мне домой только из-за них.
– Ладно, – вздохнул Атос. – Хотя меня иногда и вышибает твой рационализм.
– Ничего, еще подаришь.
В этот момент они добрались до нужного ей перекрестка, остановились, попрощались, и Маша отправилась претворять в жизнь свою новую идею. Которая заключалась в том, чтобы посвятить сегодняшний свободный вечер слежке за Лизой Деевой. Сколько раз она говорила Атосу, что пора ей этим заняться, но он упрямо отнекивался, уверяя, что пока не время, что с самого начала, когда они затевали эту операцию, они не рассчитывали на помощь невидимки, и Слон с Вадиком не прекращают вполне сносную слежку за вдовушкой. А пускать на такие элементарные дела Марусю, которая за полчаса работы может приносить миллионы, – крайне непрактично. Если будет нужно, они непременно попросят ее о помощи, но пока в этом необходимости нет… И тому подобное.
Может быть, необходимости и нет, но Маша соскучилась по «тонкой» работе, когда, находясь в одной квартире с хозяевами, только скользя между ними, она ухитрялась сутками ничем себя не выдать. А ведь надо было как-то спать, есть, справлять естественные надобности.
… Вот и знакомая дверь. Маша нажала кнопку звонка и, дождавшись шагов (ура! дома!), поднялась на несколько ступенек вверх по лестнице, сняла кроссовки и сунула их в рюкзак. А достала оттуда подобранную по дороге консервную банку, которую приготовилась бросить вниз, в лестничный пролет. Что она и сделала в тот момент, когда Лиза открыла. Оглядевшись, укутанная в шелковое японское кимоно, фиолетовое с золотым огнедышащим драконом, Лиза шагнула от двери и заглянула вниз, в пролет: что гремело? И этого было достаточно, чтобы Маша скользнула в квартиру.
В спальне играла мягкая музыка – как бы делясь друг с другом самым сокровенным, вели неспешный диалог саксофон и гитара. На огромном экране телевизора, подключенного к видику, мерцали плавные сумеречные блики. Лиза сбросила кимоно и принялась за, похоже, прерванную звонком гимнастику. Маша уже не в первый раз залюбовалась линиями ее тела. Она и раньше ловила себя на том, что красивое женское тело впечатляет ее больше, чем мужское, но не видела в этом патологии: она ведь не испытывала при этом влечения, а наслаждалась чисто эстетически.
