Гарри Гаррисон - Зима в Эдеме
Они прошли мимо группы парамутанов, сооружавших на снегу шатер из черных шкур; прекратив работу, они повернулись к пришельцам. Сзади виднелись и другие шатры, от ветра их защищали сложенные из снега стены. «Много шатров, – думала, спотыкаясь от усталости, Армун, – здесь два или три саммада». Над ними вился дымок, и она представляла себе, как тепло и уютно внутри у очага. А еще спокойно. Ветер срывал снег с сугробов и обжигал ее щеки. Сюда, на север, зима уже пришла.
Миновав уютные шатры, они пошли дальше, где у берега высоко торосился покрытый снегом лед. Перелезть через торосы оказалось нелегко. За ними берег круто и ровно поднимался вверх. У основания холма было вырыто несколько полуземлянок, крытых такими же черными шкурами.
Ангаджоркакв потянула Армун за руку к одной из них. Она была закрыта, и Калалекв стал расшнуровывать вход. Все взятые из лодки свертки лежали рядом на снегу. Калалекв протиснулся внутрь и сразу же развел огонь – должно быть, дрова были заранее приготовлены. Дым так и повалил через дыру в потолке. Когда Армун ощутила под ногами твердую землю, хворь ее быстро прошла, и она вместе со всеми стала перетаскивать внутрь шкуры и узлы. Хорошо. Все будет хорошо. Она в безопасности, Арнхвит и Харл тоже. И все они увидят весну. С этой мыслью она прижала к себе ребенка и тяжело села на кучу шкур.
– Побыстрее с костром! – крикнула Ангаджоркакв. – Солнечноволосая устала. Я вижу. Она голодна, ей холодно. Я принесу еды.
– Надо перенести наш паукарут на лед, – отозвался Калалекв, раздувая костер, – бухта замерзла, настала зима.
– Завтра. Сперва отдохнем.
– Да, сделаем это завтра. На льду теперь теплей, чем на суше, морская вода гонит холод. И я нарежу снега, чтобы укрыться от ветра. Будет тепло, мы будем есть и веселиться.
Мысль эта заставила его улыбнуться; предвкушая, он потянулся к Ангаджоркакв. Она шлепнула его по руке.
– Не время, – проговорила она. – Потом, сперва поедим.
– Да, сперва поедим! Я ослабел от голода, – притворно застонал он, но с лица не сползла улыбка.
Зима обещала быть доброй, очень, очень доброй.
Глава 9
Esseka" asak, elinaabele nefalaktus' tuseilebtsan tusetoptsan. Alaktusetsan nindedei yilanene.
Когда волна бьет о берег, маленькие рыбки, которые плавают, дохнут; их глотают птицы, которые летают, а тех пожирают звери, которые бегают. А иилане", едят их всех.
Апофегма иилане"Ланефенуу была эйстаа Икхалменетса так давно, что лишь самые старые из помощниц не забыли еще предыдущую эйстаа, а уж вспомнить ее имя могли и совсем немногие. Ланефенуу была столь же высока духом, как и телом, – она была на голову выше почти любой иилане" – и за время своего правления сильно изменила город.
Амбесид, где она восседала на почетном месте, был сооружен при ней, прежний засадили плодовыми деревьями. Здесь, в естественном углублении горного склона над городом и гаванью, заложила она свой амбесид, повинуясь своим причудам. И лучи утреннего солнца озаряли инкрустированный разноцветным деревом трон в задней части углубления. Остальное пространство было в тени. Склон за троном был выложен деревянными панелями дивной работы, покрытыми искусной резьбой и живописью. Изображения казались живыми, и днем фарги вечно толкались возле них, раскрыв рты от изумления. На панелях были изображены темно-синие волны, бледно-голубое небо, энтиисенаты, резвящиеся среди волн, и огромный, от края картины до края, почти в натуральную величину силуэт урукето. Наверху высокого плавника была вырезана фигурка капитана урукето, вовсе не случайно похожая на сидевшую под ним эйстаа. Прежде чем подняться к вершинам власти, Ланефенуу командовала урукето и в душе до сих не перестала быть капитаном. Руки и верхняя часть ее тела были разрисованы пенящимися волнами.
Каждое утро Элилилеп в компании еще одного самца, которому доверялось нести кисти и краски, прибывал из ханане в занавешенном паланкине обновить росписи на ее теле; Ланефенуу прекрасно знала, что самцы более чувствительны и артистичны; к тому же каждое утро пользоваться самцом полезно для здоровья. Для этих целей и предназначался кистеносец Элилилепа; сам же Элилилеп представлял собой слишком большую ценность, чтобы держать его на пляже.
Ланефенуу была твердо убеждена, – хотя и не высказывала это Укхереб, зная, что ученая начнет язвить, – что ежедневное сексуальное удовлетворение и было причиной ее долголетия.
Но сегодня она ощущала свой возраст: зимнее солнце не грело, и лишь тепло живого плаща на плечах позволяло не впасть в оцепенение. И ко всем прочим бедам добавилось еще и отчаяние от известия, поступившего от капитана прибывшего урукето. Умер Алпеасак – драгоценность Запада, надежда ее города. Его погубили безумные устузоу, если верить словам Эрефнаис. Но приходилось верить, ведь говорила она сама, а не йилейбе фарги, получившая сообщение из вторых-третьих уст. Эрефнаис, капитан урукето, облеченная высшей ответственностью, побывала там и видела все своими глазами. Как и другая из уцелевших, Вейнте", та, что вырастила город и увидела гибель его. Она поведает обо всем подробнее, она знает больше, чем капитан, которая все время провела в урукето и так и не ступила на берег. Ланефенуу шевельнулась на высоком троне и потребовала внимания. Подручная Муруспе, никогда не оставлявшая ее, сразу же подвинулась ближе, ожидая приказа.
– Муруспе, я хочу видеть вновь прибывшую по имени Вейнте", что приплыла сегодня на урукето. Доставь ее ко мне.
Сделав знак немедленного повиновения, Муруспе заторопилась к прислуживающим фарги и в точности передала им распоряжение Ланефенуу. Она велела им повторить приказ; некоторые путались – от забывчивости или неумения говорить, неважно. Таких она отослала с глаз долой. Они исчезли со-стыдом-неудачи. Оставшихся она заставляла повторять распоряжение эйстаа до тех пор, пока они не справились с делом в точности.
Наконец фарги разбежались с амбесида во все стороны с радостной поспешностью – ведь они несли распоряжение эйстаа. И каждая, кого они встречали, передавала сообщение другим встречным, и очень скоро одна из помощниц торопливо вошла к Укхереб, делая жесты информации-большой-важности.
– Эйстаа разослала слово по городу. Требуется присутствие твоей гостьи Вейнте".
– Иду, – поднимаясь, ответила Вейнте". – Веди меня.
Укхереб жестом отослала помощницу.
– Я пойду с тобой, Вейнте". Так будет уместнее. Эйстаа знает мои труды на благо Икхалменетса, и, боюсь, я знаю, о чем пойдет речь. Мое место возле нее.
Амбесид был пуст, словно была ночь, а не пасмурный день. Суетливых фарги прогнали, и во всех дверях расставили помощниц, не пускавших их внутрь. Они стояли спиной к эйстаа, чтобы не нарушить ее уединения. Ланефенуу правила твердой рукой, это был ее город, и если она желала уединиться на амбесиде, а не в собственных небольших покоях, значит, это было необходимо. Мощь, исходящая от строгой и суровой фигуры под расписными рельефами, восхищала. Вейнте" ощущала в ней равную.
