Клиффорд Саймак - Могильник. Сборник научно-фантастических произведений
— Что это за штука — Разорительница?
— Точно не знаю, — сказал он. — Ее называют так, а почему — непонятно. Мне не доводилось слышать, чтобы она кого-нибудь разорила. Опасно только оказаться у нее на дороге. Она — редкая гостья в наших краях. Мы не видим ее десятилетиями. Прошлой ночью она впервые прокатилась так близко от нас. По-моему, никому не взбредало в голову попробовать выследить ее. Она из тех, кого лучше не трогать.
Я видел, что он что-то скрывает, и потому решил на него надавить, не рассчитывая, впрочем, на удачу.
— А что говорит молва? Разве о Разорительнице не сложено никаких легенд? Вы не слышали, чтобы ее называли боевой машиной?
Он со страхом посмотрел на меня.
— Какой машиной? — переспросил он. — Да с кем ей биться-то?
— Вы хотите сказать, что вам ничего не известно о войне, которая чуть было не уничтожила Землю? О войне, после которой люди покинули планету?
По его ответу я понял, что он не лукавит, — просто время стерло воспоминания о тяжелой године.
— Народ болтает всякое, — проговорил он. — Коль ты парень с головой, то особо слухам доверять не станешь. Есть тут у нас переписчик душ — ну, тот, кто знается с призраками; мы зовем его душелюбом. Я в него не верил до тех пор, пока нос к носу не столкнулся. А есть еще бессмертный человек, но его я ни разу не встречал, хотя если кое-кого послушать, так он — их лучший друг. На свете существуют и магия, и колдовство, однако в нашей округе ничего такого не замечалось, да оно и славно. Мы — люди тихие, живем скромно и к сплетням не прислушиваемся.
— А книги? — воскликнул я.
— Были да сплыли, — ответил он. — Я про них слышал, но ни одной в глаза не видел, да и другие тоже, кого не спроси. Тут у нас книг нет и, верно, никогда и не было. К слову, мистер, что такое книга?
Я попытался объяснить. Вряд ли он понял меня как следует, но вид у него был ошеломленный. Он ловко перевел разговор на другую тему — чтобы, как мне показалось, скрыть замешательство.
— Ваш аппарат придет на праздник? — спросил он. — И будет смотреть и слушать?
— Да, — сказал я. — Спасибо вам, кстати, за гостеприимство.
— Народ начнет подходить, лишь солнце сядет. Будут музыка и танцы, а на улицу выставят столы с угощением. У вас на вашем Олдене бывают такие гулянки?
— Отчего же нет, — сказал я, — только гулянками их не называют.
Не сговариваясь, мы замолчали. Мне подумалось, что день, вроде бы, выдался неплохой. Мы прошлись по полям, и старик с гордостью показал мне, какое у них уродилось зерно; мы заглянули в свинарник и понаблюдали, как поросята с хрюканьем роются в отбросах; мы полюбовались на работу кузнеца, который при нас докрасна раскалил лемех плуга, ухватил его щипцами, бросил на наковальню и пошел стучать по нему молотом так, что во все стороны полетели искры; мы насладились прохладой амбара и воркованьем голубей на сеновале; беседа наша была неторопливой, потому что нам некуда было спешить. Да, денек выдался хоть куда.
В одном из домов распахнулась дверь, и наружу выглянула женщина.
— Генри! — позвала она. — Где ты, Генри?
Старик медленно слез с изгороди.
— Это они меня ищут, — проворчал он. — Нет чтобы объяснить, что случилось. Решили, видно, что я сижу без дела. Пойду узнаю, чего им надо.
Я смотрел, как он лениво спускается по склону холма. Солнышко пригревало мне спину. Пойти, что ли, поискать, чем заняться? Должно быть, выгляжу я как петух на насесте; и потом, неудобно бездельничать, когда кругом все работают. Однако я испытывал странное нежелание что-либо делать. Впервые в жизни мне не нужно было ни над чем ломать голову. И я не без стыда признался самому себе, что такое положение вещей меня вполне устраивает.
Бронко по-прежнему стоял у амбара, а Синтии не было видно с тех пор, как она выплеснула что-то в помойный бак. Интересно, где это целый день пропадает Элмер?
Он словно подслушал мои мысли: вышел из-за амбара и направился прямиком ко мне. Он не проронил ни слова, пока не приблизился вплотную. Я заметил, что ему явно не по себе.
— Я ходил посмотреть на следы, — сказал он негромко. — Сомневаться не приходится: прошлой ночью мы видели боевую машину. Я обнаружил отпечатки протекторов такие могла оставить только она. Я прошелся по колее: она умчалась на запад. В горах найдется немало таких уголков, где она сможет укрыться.
— От кого ей прятаться?
— Не знаю, — ответил Элмер. — Поведение боевой машины непредсказуемо. Десять тысяч лет она была предоставлена самой себе. Скажи мне, Флетч, чего можно ожидать от ее комбинированного интеллекта после стольких лет одиночества?
— Либо ничего, либо всего сразу, — хмыкнул я. — Во что превратилась боевая машина, которая уцелела в чудовищной бойне? Что побуждает ее к жизни? Как воспринимает она окружающее, столь отличное от того, для которого ее изготавливали? И вот что странно, Элмер: похоже, люди совершенно не боятся ее. Она для них — нечто непостижимое, а, как я успел убедиться, постигнуть они не в силах очень и очень многого.
— Чудные они какие-то, — проговорил Элмер. — Мне здесь не нравится. Я чувствую себя не в своей тарелке. Сомневаюсь, чтобы та троица с енотом заявилась к нашему костру без причины. Ведь им по пути надо было преодолеть колею боевой машины.
— Ими двигало любопытство, — сказал я. — У них тут тишь да гладь, поэтому, когда что-нибудь происходит, их разбирает любознательность. Так было и с нами.
— Естественно, — согласился Элмер. — И все же…
— Факты?
— Да нет, ничего конкретного. Но что-то меня тревожит. Давай сматывать удочки, Флетч.
— Я хочу, чтобы Бронко записал праздник. Едва он закончит, мы сразу уйдем.
9Как и предрекал старик Генри, люди начали собираться вскоре после захода солнца. Они приходили поодиночке, парами и троицами, а иногда — целыми компаниями. Все толпились во дворе, у столов с едой. Кто-то пока отсиживался в доме; часть мужчин удалилась в амбар, и оттуда послышался звон посуды.
Столы вытащили во двор ближе к вечеру. Парни приволокли из плотницкой козлы, на которые положили доски, — так получились лавочки и платформа для музыкантов. Последние уже расселись по местам и теперь настраивали инструменты: с платформы доносилось пиликанье скрипок и треньканье гитар.
Луна еще не взошла, но небо на востоке отливало серебром, и черные стволы деревьев отчетливо выделялись на фоне светлой полоски в небесах. Собака подвернулась кому-то под ноги и с воем исчезла во мраке. Мужчины, что стояли у одного из столов, вдруг громко расхохотались — очевидно, над отпущенной кем-то шуткой. Костер, в который то и дело подбрасывали хворост, стрелял искрами; пламя жадно лизало сухие ветки.
