Михаил Тырин - Тварь непобедимая
Донской отошел с телефоном за крайний столик. Гриша не мог знать, о чем он так долго говорил, хотя и пытался услышать. Потом Донской спросил у него адрес и повторил его в трубку. И наконец отложил ее.
– Ну все, – сказал он. – Выпей еще рюмочку на сон грядущий – и отправляйся домой отдыхать.
– А что там?
– А там все будет хорошо. Можешь поверить на слово, мы своих не подводим. Сдавай билет, садись на такси.
– Ты с ними договорился?
– Еще чего! Без меня договорятся. Ну, что застыл?
– А если?..
– Никаких «если». Сдавай билет, отправляйся домой. Спать небось хочешь.
Григорий все еще мялся. Донской едва ли не силком подтащил его к кассе, потом вывел на стоянку такси.
– Еще увидимся! – пообещал он и захлопнул за Гришей дверцу желтой «Волги» с шашечками.
* * *В тесном дворе громоздились бугры спящих автомобилей. Григорий расплатился с таксистом и медленно пошел к подъезду, поглядывая по сторонам.
Там что-то было не так. Гриша наконец понял – слишком много машин стояло у его подъезда. Одна, вторая, третья... И тут он увидел «Опель» с помятым боком.
Первым желанием было свистнуть таксисту, который разворачивался неподалеку, и умчаться обратно на аэровокзал. Но тут одна из машин мигнула фарами. Раздался щелчок открывающейся двери, в темноте обозначился силуэт человека.
– Вы – Григорий Пшеницын? – прозвучал незнакомый голос.
– Я, а что? – ответил Гриша, пытаясь рассмотреть незнакомца.
Тот не спеша приблизился. Невысокий, жилистый, лет сорока пяти. Быстрые внимательные глаза, способные жечь, как автоген. Короткая и по-военному простая стрижка, тонкая щеточка усов. Движения порывистые, но точные, как у хорошо налаженной машины.
– Моя фамилия – Павлов. Донской сказал, вам нужна помощь. Ваши знакомые уже там. – Коротким движением он указал в сторону подъезда. – Вы первым идите в квартиру, а я еще посмотрю, как они себя будут вести.
– Где они? В подъезде?
– Нет, конечно. Они у вас дома. Кстати, их трое, а не двое – еще один приехал вон на той машине. – Он кивнул в сторону полуспортивной иномарки, приткнувшейся к палисаднику. – Вы не бойтесь, идите. Я все буду держать под контролем.
Этот человек очень спокойно призывал не бояться, однако верилось с трудом. В доме трое боевиков, и неизвестно, что у них на уме. А тут какой-то неизвестный Павлов, который не достает тому же Гансу до подбородка.
– Может, вызвать милицию? – осторожно предложил Гриша. – На всякий случай...
– Милицию? – почему-то удивился Павлов. – Дело ваше, но... Я думал, вам нужна помощь. Вызывайте, но тогда я уеду.
– Нет, – сказал Гриша. – Я не буду никого вызывать.
Он вошел в подъезд. Павлов неслышно скользнул за ним. Дверь квартиры была полуоткрыта, доносились голоса, смех. Григорий собрался с духом и вошел внутрь.
Вся компания расположилась в комнате. Кича развалился на диване, задрав обутые ноги на журнальный столик. Ганс занял кресло. В углу сидел еще какой-то тип – жирный, как боров, с крошечными глазами. Он был одет в зеленый пиджак с блестками, делающий его похожим на конферансье.
Они пили водку и закусывали колбасой из Гришиного холодильника. На письменном столе стояла сковородка с остатками яичницы.
Все замолчали. Кича встретил Григория тяжелым, жгучим взглядом.
– Явился, мать твою, – процедил он, сплюнув сквозь зубы. – Мы что, по всему городу тебя должны искать?!
Ганс легко поднялся и мигом оказался рядом с Гришей, заставив его инстинктивно сделать пару шагов назад.
– Собирай шмотье, – скомандовал Кича. – Сейчас перевозим тебя в другую квартиру, эта остается нам. Грузила, вынимай свои бумажки, пусть подписывает. И паспорт на стол!
Боров закопошился, извлек из-под себя папку коричневой кожи, вжикнул «молнией».
– Иди сюда, – буркнул он. – Здесь и здесь распишись. Потом заполнишь бланк, напишешь заявление. Работай, короче.
Григорий не сдвинулся с места.
– Ты что, оглох, сука?! – взорвался Кича. – Бери ручку, пиши! Не доводи меня, и так довел!
Ганс схватил Григория за шиворот, с усилием толкнул к борову. Тот брезгливо отодвинулся, увидев, как Гриша упал на четвереньки.
Когда он поднялся, в дверях уже стоял Павлов.
– Быстренько встали, извинились и пошли отсюда вон, – спокойно и даже с ленцой проговорил он. Несмотря на расслабленную позу, казалось, что весь он словно состоит из туго скрученных пружин.
– Это что за чудо? – с неприязнью и удивлением проговорил Кича. Он даже встал и обошел Павлова с двух сторон. – Ты кто?
– Я должен повторить? – спросил тот, не задержав на Киче взгляда.
Ганс уже был напряжен перед броском, но пока его сдерживало любопытство – что собирается сделать этот странный незнакомец, на что он надеется?
– Это что, друг твой? – спросил Кича у Гриши. – Тоже доктор?
Поскольку все молчали, Кича продолжил.
– Слышь ты, баклан. – Он потыкал Павлова пальцем в плечо. – Валил бы отсюда. Радуйся, что не по твою душу базар, и иди себе с миром. Я тебя прощаю на первый раз.
– Я повторяю еще один раз, последний, – проговорил Павлов бесцветным голосом, глядя мимо Кичи. – Встали, извинились, ушли.
– Да выкиньте его к гребаной матери! – визгливо воскликнул боров. – Время идет, ночь ведь на дворе, ну что за дела?
– Ганс, занимайся, – холодно скомандовал Кича и отошел, словно бы потеряв к незнакомцу всякий интерес.
Телохранитель моментально пришел в движение, ринулся вперед, делая такие пасы, словно на ходу засучивал рукава. Не дойдя до Павлова двух шагов, он вдруг произнес нечто вроде «хык!» – и свалился на пол, гулко стукнув головой по оргалиту.
Кича обернулся, посмотрел сначала с изумлением, потом с яростью. Ганс барахтался на полу, вылупив глаза и хватаясь руками за живот. Он никак не мог продышаться и встать.
Кича вдруг успокоился, сложил руки на груди. Видимо, решил сменить тактику.
– Ты объясни хоть, кто ты такой! – сказал он. – Я тебя не знаю, никто не знает. У нас свои дела, у тебя свои. Чего тебе надо, ты новый разводящий, что ли?
Павлов не отреагировал на дипломатию ни единым словом или жестом.
– Вон отсюда, – безжалостно сказал он.
В этот момент Ганс собрал наконец силы и вцепился неприятелю в ноги. Кича сверкнул глазами и бросился на помощь, схватив со стола тяжелую лампу.
Павлов переступил с ноги на ногу и легко освободился от захвата Ганса. Кичу он поймал вытянутой рукой, провернул и с грохотом обрушил на пол. Люди из соседних квартир наверняка уже повскакивали с постелей.
Павлов тем временем оказался возле борова, испуганно прижимающего к груди свою папку.
– Я не при делах! – взвизгнул Грузила. – Я маклер!
– Ну, извини! – сказал Павлов. Затем рывком поднял его на ноги, протащил через комнату и вышвырнул в коридор. На этот раз шума было не так много – жирное тело шлепнулось на пол мягко.
