Стивен Кинг - Мертвая зона
– Привет, сынок, – сказал он. – Я рад, что ты опять с нами.
Джонни пожал ее как можно крепче; его бледные и безжизненные пальцы утонули в широкой руке отца. Джонни смотрел по очереди на родных – сначала на мать, одетую в просторный темно-синий брючный костюм, потом на отца, приехавшего в поистине отвратительном клетчатом пиджаке, который подошел бы скорее продавцу пылесосов в Канзасе, – и залился слезами.
– Извините, – сказал он. – Извините, это просто…
– Поплачь, – сказала Вера, садясь на кровать рядом с ним. Лицо ее дышало спокойствием, сияло чистотой. Сейчас в нем было больше материнского, чем безумного. – Поплачь, иногда это лучше всего.
И Джонни плакал.
Герберт сообщил, что тетушка Жермена умерла. Вера рассказала, что наконец-то есть деньги на молельный дом в Паунале и месяц назад, как только оттаяла земля, началось строительство. Герберт добавил, что предложил было свои услуги, но понял – честная работа заказчикам не по карману.
– Просто ты неудачник, – сказала Вера.
Они помолчали, потом Вера заговорила вновь:
– Надеюсь, ты понимаешь, Джонни, что твое выздоровление – божье чудо. Доктора отчаялись. У Матфея в главе девятой сказано…
– Вера, – предостерегающе произнес Герберт.
– Конечно, то было чудо, мама. Я знаю.
– Ты… ты знаешь?
– Да. И хотел бы поговорить с тобой об этом… послушать твои соображения на сей счет… только дай мне встать на ноги.
Она уставилась на него с открытым ртом. Джонни посмотрел мимо нее на отца, и на какое-то мгновение их взгляды встретились. Джонни прочитал в глазах отца облегчение. Герберт едва заметно кивнул.
– Обратился! – громко воскликнула Вера. – Мой мальчик обратился! О, хвала господу!
– Вера, тише, – сказал Герберт. – Хвали господа потише, пока ты в больнице.
– Не понимаю, мама, неужели найдутся люди, которые не увидят тут чуда. Мы с тобой еще вдоволь поговорим об этом. Вот только выздоровлю.
– Ты вернешься домой, – сказала она. – В дом, где вырос. Я поставлю тебя на ноги, и мы будем молиться о том, чтобы на всех снизошла благодать.
Он улыбался ей, но уже через силу.
– Ясное дело. Мам, ты не сходишь в дежурку к сестрам? Попроси Мари – пусть принесет какого-нибудь сока. Или имбирного пива. Кажется, я отвык говорить, и горло у меня…
– Конечно, схожу. – Она поцеловала его в щеку и встала. – Боже, как ты похудел. Я позабочусь о том, чтобы ты поправился, когда возьму тебя домой. – Она вышла из комнаты, напоследок бросив победоносный взгляд на Герберта. Они услышали удаляющийся стук ее туфель.
– И давно это с ней? – тихо спросил Джонни.
Герберт покачал головой.
– После твоей катастрофы ей все хуже и хуже. Но началось значительно раньше. Ты же знаешь. Сам помнишь.
– А она…
– Не думаю. На Юге есть люди, которые укрощают змей. Их я назвал бы сумасшедшими. Она до такого еще не дошла. А как ты, Джонни? По правде?
– Не знаю, – сказал Джонни. – Папа, где Сара?
Герберт наклонился и зажал ладони между колен.
– Мне не хотелось бы говорить тебе об этом, Джон, но…
– Она замужем? Она вышла замуж?
Герберт молчал. Не глядя на Джонни, он кивнул головой.
– О боже, – произнес Джонни глухо. – Этого-то я и боялся.
– Вот уже три года, как она миссис Уолтер Хэзлит. Он юрист. У них мальчик. Джон… никто ведь не верил, что ты очнешься. За исключением, конечно, твоей матери. Ни у кого из нас не было оснований верить, что ты придешь в себя. – Его голос виновато дрожал. – Доктора говорили… да наплевать, что они говорили. Даже я сдался. Мне чертовски стыдно признаться, но это правда. Единственная моя просьба – постарайся понять меня и… Сару.
Джонни пытался было сказать, что понимает, но вместо слов у него вырвался какой-то слабый сиплый стон. Он вдруг стал немощным, старым, и внезапно на него нахлынуло чувство невозвратимой потери. Упущенное время придавило его, подобно груде камней, – он даже физически ощутил тяжесть.
– Джонни, не расстраивайся. Столько всего кругом. Хорошего.
– К этому… надо еще привыкнуть, – выдавил он.
– Да. Я знаю.
– Ты ее видишь?
– Время от времени переписываемся. Мы познакомились после катастрофы. Она хорошая девушка, действительно хорошая. По-прежнему преподает в Кливсе, но, насколько я понимаю, хочет оставить работу в июне. Она счастлива, Джон.
– Прекрасно, – с трудом произнес он. – Рад, что хоть кто-то счастлив.
– Сынок…
– Надеюсь, вы тут не секретничаете, – весело произнесла Вера Смит, входя в палату. В руках у нее был запотевший кувшин. – Они сказали, что фруктовый сок тебе давать еще рано, Джонни, так что я принесла имбирное пиво.
– Отлично, мам.
Она переводила взгляд с Герберта на Джонни и снова на Герберта.
– Вы секретничали? Почему у вас такие вытянутые физиономии?
– Я просто говорил Джонни, что ему предстоит потрудиться, если он хочет скорее выйти отсюда, – сказал Герберт. – Хорошо подлечиться.
– А зачем говорить об этом? – Она налила пиво в стакан. – Теперь и так будет все в порядке. Вот увидишь.
Она сунула соломинку в стакан и протянула его Джонни.
– Выпей все, – сказала она, улыбаясь. – Тебе полезно.
Джонни выпил до дна. Пиво отдавало горечью.
– Закройте глаза, – сказал доктор Вейзак.
Это был небольшого роста толстячок с невероятно ухоженной шевелюрой и пышными бакенбардами. Его волосы раздражали Джонни. Если бы пять лет назад человек с прической Вейзака появился в любом баре восточного Мэна, тут же собралась бы толпа зевак и его, учитывая почтенный возраст, сочли бы вполне созревшим для сумасшедшего дома.
Ну и копна!
Джонни закрыл глаза. Его голову облепили электрическими датчиками. Провода тянулись от контактов к укрепленному на стене электроэнцефалографу. Доктор Браун и сестра стояли у аппарата, из него, тихо жужжа, выползала широкая лента с графическими кривыми. Джонни предпочел бы, чтобы сегодня дежурила Мари Мишо. Ему было страшновато.
Доктор Вейзак дотронулся до его век и Джонни дернулся.
– Ну-ну… не шевелитесь, Джонни. Еще немного, и все. Вот… тут.
– Готово, доктор, – сказала сестра.
Тихое жужжание.
– Хорошо, Джонни. Вам удобно?
– Ощущение такое, будто у тебя монеты на веках.
– Да? Вы быстро привыкнете. Сейчас я все объясню. Попрошу вас представить себе различные предметы. На каждый образ я дам секунд десять, а всего вам нужно подумать о двадцати предметах. Понятно?
– Да.
– Очень хорошо. Начинаем. Доктор Браун?
