Дэниел Киз - Цветы для Элджернона
Никаких вопросов. Все ясно. Я ее люблю.
11 мая
Поразмышляв и помучавшись, я понял, что Алиса права – нужно больше доверять собственной интуиции. Сегодня я внимательно наблюдал за Джимпи и трижды заметил, как он кладет в карман часть выручки. Причем проделывал он это только с постоянными, проверенными клиентами, и мне пришло в голову, что их вина ничуть не меньше – без их согласия Джимпи не удалось бы воровать так легко. Но почему именно он должен стать козлом отпущения? Эта мысль и заставила меня пойти на компромисс с самим собой. Наверно, решение не было идеальным, но оно было моим собственным и при сложившихся обстоятельствах показалось мне наилучшим. Я предупрежу Джимпи, дам ему понять, что знаю все.
Я застал его в душевой. Увидев меня, он вздрогнул и отпрянул назад. Не мешкая, я приступил к делу.
– Мне нужно посоветоваться с тобой. У одного моего друга возникли трудности – он случайно узнал, что один из его знакомых обкрадывает своего хозяина, и не знает, что ему делать. Ему не хочется доносить и портить тому парню жизнь, но мой друг очень любит хозяина и не может молча смотреть на это безобразие.
Джимпи уставился на меня.
– Ну и что же этот твой друг собирается делать?
– Вот это как раз самое трудное… Ему ужасно не хочется ничего делать. Сам посуди, если воровство прекратится, то какой смысл болтать о нем? Он просто забудет об этом, как будто ничего не случилось.
– Твой друг слишком любит совать нос в чужие дела, – проворчал Джимпи, отстегивая деревянную ногу. – На такие вещи нужно закрывать глаза. Неужели он не знает, кто его настоящие друзья? Босс – это босс, а рабочие должны держаться вместе.
– Моему другу так не кажется.
– Это не его дело.
– Если он промолчит, часть вины ляжет и на него. А вот если обман прекратится сам собой, тогда и говорить будет не о чем. В противном случае он расскажет хозяину все. Как ты считаешь, согласится вор с такими условиями?
Я видел, что Джимпи стоит огромных трудов сдержать себя. Ему ужасно хотелось врезать мне как следует, но он только бессильно сжимал кулаки.
– Скажи своему другу, что у того парня просто нет другого выхода.
– Вот и отлично. Мой друг очень обрадуется.
Джимпи отвернулся, помолчал, потом нерешительно посмотрел на меня.
– Этот друг… Он не захочет войти в долю?
– Нет. Его единственное желание – чтобы все это поскорее кончилось.
Глаза Джимпи злобно вспыхнули.
– Ты еще пожалеешь, что впутался в это дело. А я-то всегда стоял за тебя… Пора мне навестить психиатра… – И он упрыгал прочь.
Может быть, и стоило рассказать об этом Доннеру. Скорее всего, Джимпи пришлось бы расстаться с пекарней. Не знаю… Я свое дело сделал. Но сколько таких Джимпи процветают еще на белом свете!
15 мая
Учеба продвигается успешно. Университетская библиотека стала мне вторым домом. Для меня выделили отдельный кабинет. За секунду я успеваю прочесть целую страницу, и когда я пролистываю книги, вокруг обязательно собирается толпа любопытных студентов.
Сейчас меня больше всего интересуют этимология древних языков, новейшие работы по вариационному исчислению и история Индии. Просто удивительно – между несопоставимыми на первый взгляд понятиями существуют, оказывается, глубокие связи. Я вышел на следующий уровень, и потоки из разных областей знания сблизились, словно текут из одного источника.
Споры студентов о религии и политике кажутся мне теперь детским лепетом. Я больше не получаю удовольствия от обмена идеями на таком примитивном уровне. Люди почему-то обижаются, если сказать, что они не понимают, например, всей сложности какой-либо либо проблемы, не могут постичь всей ее глубины. Жизнь наверху тоже не слишком сладка.
Барт познакомил меня в кафетерии с одним профессором экономики, известным своими работами по влиянию экономических факторов на банковские учетные ставки. Мне давно хотелось обсудить кое-что с серьезным экономистом. Например, меня весьма интересует нравственная сторона применения экономической блокады как оружия в мирное время. Я спросил, что он думает о предложении некоторых сенаторов перейти к политике эмбарго и военно-морской блокады отдельных малых стран по примеру первой и второй мировых войн.
Он молча выслушал меня, глядя в пространство. Мне показалось, что он обдумывает ответ, но через несколько минут он прочистил горло и отрицательно покачал головой. Такие вопросы, пояснил он, лежат вне его компетенции. Его интересуют учетные ставки, а не военная экономика. Мне следует побеседовать с доктором Весси, опубликовавшим однажды статью о мировых экономических связях в период второй мировой войны. Не успел я и рта раскрыть, как он схватил мою руку и с жаром потряс ее. Он был счастлив познакомиться со мной, но ему некогда – нужно успеть подготовиться к лекции. Только я его и видел.
То же самое случилось, когда я попробовал поговорить о Чосере со специалистом по американской литературе, расспросить востоковеда об острове Тробриан и обсудить с психологом, экспертом по делам молодежи, связь автоматизации производства с безработицей. Все они просто-напросто боялись обнаружить узость своих знаний и всегда находили способ улизнуть от меня.
Окружающие кажутся мне теперь совсем другими. Каким же глупцом надо было быть, чтобы всех профессоров чохом причислять к гигантам мысли! Мало того, что все они лишь самые обычные люди, они еще и одержимы страхом, что остальной мир поймет это. Алиса – тоже человек, а не богиня. Завтра вечером я веду ее на концерт.
17 мая
Почти утро, а я не могу уснуть… Пытаюсь разобраться в том, что произошло вчера.
Вечер начался довольно удачно. Когда мы пришли, вся лужайка оказалась занятой, и нам с Алисой пришлось пробираться среди растянувшихся на траве парочек, пока мы по отыскали свободное место под деревом. О человеческом присутствии вокруг свидетельствовали лишь протестующий женский смех и редкие огоньки сигарет.
– Останемся здесь, – решила Алиса. – Вовсе необязательно сидеть посреди оркестра.
– Что они играют? – спросил я.
– «Море» Дебюсси. Нравится?
– Я еще плохо разбираюсь в такой музыке. Нужно поразмыслить о ней.
– Не надо, – прошептала она, – старайся почувствовать ее, пусть она захлестнет тебя.
Она легла на траву и повернула голову туда, откуда доносилась музыка. Не знаю, чего она ждала от меня. Как далеко все это было от чистых линий науки и процесса систематического накопления знаний! Я твердил себе, что вспотевшие ладони, тяжесть в груди, желание обнять ее – всего лишь биохимические реакции. Я даже проследил всю цепь раздражитель – реакция, чтобы понять, что привело меня в столь нервозное состояние. Однако дальнейшие действия представлялись мне расплывчатыми и неопределенными. Обнять ее или нет? Желает она этого или нет? Рассердится она или нет? Я сознавал, что веду себя как мальчишка, и это раздражало меня.
