Ким Робинсон - Зеленый Марс
– Единственный показатель того, – произнес он, – насколько мир полон людьми и насколько они активны, – это процент ассигнований в перечень продуктов, получаемых на основе фотосинтеза.
Сэм и Макс кивнули, как будто это было стандартным началом совещания.
– Могу я делать заметки? – спросил Арт.
– Пожалуйста, – ответил Форт и указал на кофейный столик, стоящий перед диванами. Там лежали блокноты и планшеты. – Позже я хотел бы поиграть в кое-какие игры, так что вот планшеты и блокноты, что вам удобнее.
Почти все взяли себе планшеты и некоторое время молчаливо возились, вынимая и запуская их. Пока они были заняты, Форт встал и начал ходить кругами вокруг диванов, поворачиваясь через каждые несколько предложений.
– Сейчас мы используем порядка восьмидесяти процентов чистой первичной продукции наземного фотосинтеза, – говорил он. – Ста процентов, вероятно, невозможно достигнуть. В перспективе емкость среды[13], по нашим подсчетам, составляет лишь около тридцати процентов, так что, образно говоря, мы зажрались. Мы уничтожаем наш естественный капитал, как будто где-то есть доступный резерв, и почти исчерпали некоторые наши активы, такие как нефть, дерево, почва, металлы, пресная вода, рыба и животные. Это затрудняет дальнейшее развитие экономики.
«Затрудняет! – записал Арт. – Экспансия?»
– Мы должны продвигаться дальше, – продолжил Форт, бросив пронзительный взгляд на Арта, пытавшегося непринужденно закрыть свой планшет ладонью. – Продолжающаяся экспансия – фундаментальный принцип экономики. Более того, это один из фундаментальных принципов самой вселенной. Потому что все на свете – это экономика. Физика – космическая экономика, биология – клеточная, гуманитарные науки относятся к социальной экономике, психология – к ментальной, и так далее.
Слушатели печально закивали.
– Так что все на свете расширяется. Но подобный процесс не может вступать в противоречие с законом сохранения массы и энергии. Как бы эффективно ни было производство, невозможно на выходе получить больше, чем на входе.
Арт внес в пометки: «Выход больше начального вложения – все экономика – естественный капитал – зажрались».
– В ответ на сложившуюся ситуацию здесь, в «Праксисе», группа людей работает над тем, что мы назвали экономикой полного мира.
– А почему не переполненного мира? – спросил Арт.
Форт, кажется, его не услышал.
– Как сказал Дали, два капитала: созданный человеком и созданный природой – не взаимозаменяемы. Это очевидно, но поскольку многие экономисты до сих пор утверждают обратное, я вынужден подчеркнуть это. Простой пример: построив больше лесопилок, вы не получите больше леса. Строя дом, вы можете варьировать число электропил и плотников, а значит, они взаимозаменяемы, но вы не можете строить, имея на руках лишь половину необходимой древесины, и не важно, сколько пил и плотников у вас есть. Попробуйте, и у вас получится дом из воздуха. Именно в таком доме мы сейчас и живем.
Арт покачал головой и взглянул на страницу своего планшета, куда снова внес заметки. «Ресурсы и капиталы не взаимозаменяемы – электропилы/плотники – дом из воздуха».
– Прошу прощения, – спросил Сэм, – вы сказали: природный капитал?
Форт резко дернулся, повернулся, чтобы взглянуть на Сэма.
– Да?
– Я думал, капитал по определению создается человеком. Производное средств производства, так нас учили.
– Верно. Но в капиталистическом мире слово «капитал» получает все более и более широкое использование. Люди говорят, например, о человеческом капитале – это совокупность образования и опыта работы. Определение человеческого капитала отличается от классического в том отношении, что вы не можете унаследовать его, он может быть только взят в аренду, но не может быть куплен или продан.
– Если только не принимать в расчет рабство, – добавил Арт.
Форт нахмурился.
– Концепция природного капитала на самом деле больше похожа на традиционное определение, чем концепция человеческого капитала. Им можно владеть, его можно завещать, делить на возобновляемый и не возобновляемый, отчуждаемый и не отчуждаемый.
– Но если все – капитал того или иного рода, – сказала Эми, – можно понять, почему люди считают, что один капитал может быть взаимозаменяем другим. Если человеческий капитал будет усовершенствован так, чтобы использовать меньше природного капитала, не будет ли это взаимозамещением?
Форт покачал головой.
– Это вопрос эффективности. Капитал – это количество на входе, а эффективность – отношение количества на входе к количеству на выходе. Вне зависимости от эффективности вы не можете сделать что-то из ничего.
– Новые энергетические ресурсы… – предложил Макс.
– Но мы не можем производить почву из электричества. Энергия синтеза и самовоспроизводящиеся машины дали нам невероятную мощь, но нам нужны основные ресурсы, чтобы было к чему эту мощь прикладывать. И тут мы упираемся в предел, замены которому не может быть.
Форт уставился на них все с тем же обезьяньим спокойствием, которое он сохранял с самого начала. Арт бросил взгляд на экран планшета. «Природный капитал – человеческий капитал – традиционный капитал – энергия против материи – электрическая почва – пожалуйста, никакой замены». Он скривился и перешел на следующую страницу.
– К несчастью, – продолжил Форт, – большинство экономистов по-прежнему работает в экономической модели пустого мира.
– Модель экономики полного мира кажется очевидной, – сказала Салли. – Это просто здравый смысл. Почему большинство экономистов ее игнорируют?
Форт пожал плечами и молча сделал еще один круг по комнате. Арт уже устал вертеть головой.
– Мы понимаем мир через парадигмы. Переход от модели пустого мира к модели полного мира – это смена парадигмы. Макс Планк однажды сказал, что новая парадигма приходит не тогда, когда удается убедить ее противников, а когда ее противники вдруг умирают.
– А они пока живы, – заметил Арт.
Форт кивнул.
– Омоложение продлевает жизни людей. И многие из них занимают значительные должности.
Салли посмотрела на него с неприязнью.
– Значит, им просто следует пересмотреть свои взгляды, не так ли?
Форт уставился на нее.
– Прямо сейчас мы этим и займемся. По крайней мере, в теории. Я хочу, чтобы вы изобрели экономические стратегии полного мира. Это игра, в которую я играю. Если вы подключите планшеты к столу, я смогу скинуть вам начальные данные.
И все они склонились и подключились к столу.
Первая игра, в которую захотел сыграть с ними Форт, включала в себя вычисление максимального числа экологически устойчивого[14] населения Земли.
– Разве это не зависит от различных факторов, вроде стиля жизни? – спросил Сэм.
– Мы будем учитывать все факторы.
Он не шутил. Они прошлись от сценариев, в которых каждый акр пахотной земли возделывался с максимальной эффективностью, до сценариев, включающих возврат к охоте и собирательству, от всемирного общества потребления до жестких ограничений. Планшеты ставили начальные условия, после чего игроки разыгрывали их, скучающе или нервно, нетерпеливо или сосредоточенно, используя формулы, взятые со стола, или собственные наработки.
Игра заняла их вплоть до ланча, и потом они играли весь оставшийся день. Арту нравилось играть, они с Эми всякий раз завершали намного раньше остальных. Их максимальное число экологически устойчивого населения варьировалось от ста миллионов (модель «бессмертный тигр», как назвал ее Форт) до тридцати миллиардов (модель «муравьиная ферма»).
– Это большой диапазон, – заметил Сэм.
Форт кивнул и терпеливо взглянул на них.
– Но если вы посмотрите лишь на модели с наиболее реалистичными условиями, – сказал Арт, – то, как правило, получите цифру между тремя и восемью миллиардами.
– А сейчас население составляет порядка двенадцати миллиардов, – произнес Форт. – Так что мы не укладываемся. Что нам с этим делать? В конце концов, у нас есть предприятия, которыми надо управлять. Бизнес не остановится потому лишь, что людей слишком много. Экономика полного мира не означает конца обычной экономики, это просто конец того производства, которое мы знаем. Я хочу, чтобы «Праксис» оставался на гребне волны. Кстати, сейчас отлив, я собираюсь вернуться на пляж. Буду рад, если вы присоединитесь ко мне. Завтра мы будем играть в игру под названием «Переполнение».
С этим он вышел из комнаты, предоставив их самим себе. Они вернулись в свои спальни, а когда времени до ужина оставалось совсем немного, прошли в обеденный зал. Форта там не было, но их встретили несколько его коллег, которых они помнили по прошлому дню. Этим вечером к ним присоединилась толпа парней и девушек, все стройные, румяные и пышущие здоровьем. Они казались членами туристического клуба или командой пловцов, и девушек среди них было больше. Брови Сэма и Макса взлетали вверх и опускались вниз в простейшей азбуке Морзе, передающей: «Ага-ага!» Молодые люди, не обращая на это внимания, накрыли стол и вернулись на кухню. Арт ел быстро, спрашивая себя, правы ли Сэм и Макс в своих предположениях. Затем он отнес свою тарелку на кухню и принялся помогать у посудомоечной машины, попутно спросив у одной из девушек:
