Стивен Бакстер - Эволюция
И над всем этим, совершенно не в тему, цифровые стены продолжали показывать циклично сменяющиеся бессмысленные изображения вулкана в Новой Гвинее, работающие фабрики роботов на Марсе, рекламу пива, стимуляторов и высокотехнологичных прибамбасов.
Как и ожидала Джоан, лидер, совершив своё символическое убийство, приблизился к ней. Его оружие висело у бока, возможно, ещё не остыв. Смотровое окошечко было вшито в балаклаву. Он выглядел элегантно, почти шикарно.
Прежде, чем он успел хоть что-нибудь сказать, она перехватила инициативу:
— Боитесь показать мне своё лицо?
Он рассмеялся и снял свою балаклаву — да, это «он», она была права. У него была бритая голова. Он был белым, с карими глазами. Возможно, ему было лет двадцать пять — явно не намного больше, чем бармену, которого он только что убил. Он сверлил её взглядом, оценивая бессловесный вызов.
Его последователи стянули с себя балаклавы. У всех были демонстративно выбритые скальпы. Среди них было четверо мужчин, включая лидера, и три женщины.
Джоан спросила:
— Вы Пикерсгилл?
Лидер засмеялся.
— Пикерсгилла не существует. Глобальное полицейское государство преследует химеру. Пикресгилл — это забавная шутка, и к тому же полезная.
У него был среднезападный американский акцент, но со слабой экзотической картавостью; в настоящее время во всём мире господствовал американский английский, и этот мальчик мог прибыть откуда угодно.
— Так кто же вы?
— Я — Елисей.
— Елисей, скажите мне, чего вы хотите, — сказала Джоан, тщательно подбирая слова.
— Теперь вам уже не выработать плана действий, — сказал мальчик. — Я скажу вам, что мы сделали. Доктор Джоан Юзеб, мы выпустили болезнь.
Джоан ощутила покалывание кожи.
— Вы все заражены. Мы заражены. Без лечения через несколько дней многие из нас умрут. Если эта ситуация решится в нашу пользу, возможно, мы все будем жить. Но мы готовы умереть за то, во что мы верим. А вы?
Джоан оценила обстановку.
— Вам нужен стол?
Он бродил туда-сюда перед кофейным столиком, обдумывая предложение. Дурацкий маленький стол был центром власти в этом месте: конечно же, он был ему нужен.
— Да. Спускайтесь.
С помощью Алисы она слезла на пол. Елисей проворно запрыгнул на импровизированный подиум Джоан и начал лающим колосом выкрикивать команды на языке, который для его коллег звучал как шведский.
— Классическое поведение примата, — пробормотала Алиса. — Иерархия господства, образованная самцами. Паранойя. Ксенофобия на грани шизофрении. Вот, что происходит здесь, среди всего этого бреда сивой кобылы.
— Но это единственный способ сладить с бредовостью ситуации, которая грозит забрать отсюда кого-то из нас…
Её слова потонули в оглушительном вибрирующем шуме, словно какой-то огромный птерозавр прилетел и сел на крышу гостиницы. Конечно же, это был вертолёт, повисший в небе над крышей. И теперь сквозь стены загремел усиленный техникой голос, назвавшийся полицией.
Террористы начали расстреливать крышу, и вниз полетело ещё больше кусков потолка. Делегаты конференции съёжились и закричали — усиливая тем самым шум, который хотели создать плохие парни, подумала Джоан, прижимая ладони к ушам. Когда полиция прекратила попытки общения, оружие умолкло.
Джоан осторожно поднялась, отряхивая пыль. Как ни странно, она не была напугана. Она посмотрела на Елисея, который пробрался к своему подиуму из кофейного столика, раскрасневшийся, задыхающийся, с оружием на плече.
— У вас нет ни единого шанса получить то, что вы хотите, независимо от того, что это, пока вы не позволите им поговорить с вами.
— Но мне не нужно разговаривать с полицией, или с их пудрящими мозги советниками по психологии. Не нужно, пока у меня здесь вы — вы, самопровозглашённая глава новой глобализации, этого холона.
Алиса вздохнула.
— Почему у меня такое чувство, что это невинное слово внезапно собирается стать именем нового демона?
— Сидя в потолочном пространстве, спрятавшись от света, мы слушали вашу грандиозную речь, — оно потрясающе подходит!
Джоан сказала:
— Вы действительно…
«Вы действительно не понимаете». Неправильные слова, Джоан.
— Пожалуйста. Расскажите мне, что вызывает у вас беспокойство.
Он посмотрел на неё. Затем слез со столика.
— Послушайте, — сказал он более спокойным голосом. — Я слышал, что вы сказали о глобальном организме, в который мы вскоре должны будем погрузиться. Очень хорошо. Но у любого организма должны быть границы. А как быть с теми, кто оказался за рамками этих границ? Доктор Джоан Юзеб, триста богатейших людей на планете владеют таким же количеством собственности, как три миллиарда их беднейших собратьев-людей. За стенами оплотов элиты некоторые бедные области успешно порабощены: людей используют просто как ресурс рабочей силы и тел — или частей тела. Как ваша глобальная нервная система должна будет узнавать об их страданиях?
Её мысли мчались вперёд. Всё, что он сказал, звучало так, словно было отрепетировано. Конечно, так и было: это был его звёздный час, крест, который он нёс по жизни; всё, что она делала, было подчинено одной цели — желанию понять ситуацию. Был ли он студентом? Если он принадлежал к какому-то современному культурному колониальному типу с комплексом вины, то ей, возможно, удалось бы обнаружить слабые места в его линии поведения.
Но он был убийцей, напомнила она себе. И он убил настолько непринуждённо, что не колебался ни секунды. Она спросила себя, на каких стимуляторах он сидел.
— Простите.
Новый голос. Оказалось, он принадлежал Элисон Скотт. Она стояла перед Елисеем, испуганные дочери жались у неё по бокам; их голубые и зелёные волосы поблёскивали в бессмысленном мерцающем свете стен.
Джоан почувствовала прилив боли в нижней части своего живота — достаточно сильный, чтобы заставить её задыхаться. Она чувствовала, что некоторые вещи выходят у неё из-под контроля.
Бекс осуждающе глядела на неё.
— Бекс, с тобой всё в порядке?
— Вы сказали, что Рабаул не собирался повредить нам. Вы сказали, что это было очень маловероятно, пока мы были здесь. Вы сказали, что мы были в безопасности.
— Мне жаль. Правда, жаль. Элисон, пожалуйста, сядьте на место. Здесь вы ничего не сможете сделать.
Скотт проигнорировала её.
— Послушайте, кто бы вы ни были, чего бы вы ни хотели — нам жарко, мы устали и хотим пить, мы уже начинаем заболевать.
