Александр Абрамов - 03-Выше радуги (Сборник)
Между прочим, хвалёный Баранов выбыл из соревнований. Пошёл отдохнуть. Похоже, ещё одна надежда Лешего не оправдала себя. А почему, собственно, ещё одна? Алик-то прыгает и сдаваться не собирается. Сто девяносто, говорите? Подать сюда сто девяносто!..
Пошёл Пащенко. Раз, два, три — высота наша!
— Хорошо, Валера!
— Тебе того же, Алик.
Спасибо… Разбежался. Толчок… Ах, чёрт, опять ногу не вытянул вовремя…
— Алик, у тебя зад не поспевает за всем прочим.
— Чувствую.
Прав Пащенко. А почему не поспевает? Не хватает толчка? Сильнее надо? А сильнее вроде некуда…
Файн, между прочим, тоже сбил планку. И тоже задом. Хоть слабое, но утешение.
Вторая попытка. Разбег… Не получилось. На этот раз Алик сбил планку грудью, даже не допрыгнул до высоты.
Пришёл страх. Что-то больно сжималось в груди, как перед экзаменом — бывало такое знакомое ощущение! — когда из тридцати билетов пять не успел выучить. И думаешь с замиранием сердца: а вдруг попадётся как раз один из пяти? Здесь то же: а вдруг не возьму высоту?
Утешал себя: вздор, высота обычная, привычная высота. Но сороконожка уже принялась за отвлекающий внимание подсчёт, а страх делал ноги ватными, беспомощными: не то чтобы толкнуться как следует — и разбежаться-то трудно…
Короче, не взял высоту. Снова сбил планку, пошёл к своему стулу, молча одевался.
— Уходишь? — спросил Пащенко.
Он понимал, что товарищу сейчас не нужны утешения. Особенно от того, кто счастливо продолжает прыжки, претендует на победу.
А ведь всё вышло по-пащенковски: подарил ему Алик первенство в счёт грядущего дня рождения. Нет, не подарил — в борьбе уступил, с великой неохотой, с душевными муками. Уступил, потому что оказался слабее — он, Радуга, который Пащенко до сих пор за равного соперника не считал!..
— Пойду. Счастливо допрыгать.
— Я позвоню.
— Ага.
Пошёл вдоль гаревой беговой дорожки к раздевалкам. Уже ныряя под трибуны, обернулся, увидел: Пащенко преодолел сто девяносто пять сантиметров, бежал от планки, высоко, по-чемпионски, подняв руки.
Алик не понимал, почему он, одолевавший на тренировках два метра пять сантиметров, не сумел показать здесь хотя бы близкий результат? Двадцати сантиметров до собственного рекорда не допрыгнул. Почему? Почему? Почему?..
А если…
Нет, не может быть! Алик даже головой затряс, как намокший кот. Здесь что-то иное — обычное, спортивное.
И всё же другого объяснения не было: дар пропал. Без предупреждения, без снисхождения — как и было обещано.
Когда Алик нарушил условие? Вроде не было такого — не солгал никому. И вдруг вспомнилось: стройка, комната на втором этаже, бидон с краской, разбитое стекло…
Он же обманул прораба, спасая Дашкину честь! Ну и что с того? Главное — обманул, а причины обмана никого не интересуют. Как сказано: «ни намеренно, ни нечаянно, ни по злобе, ни по глупости, ни из жалости, ни из вредности».
Но ведь три дня с тех пор прошло, а дар исчез только сегодня. Сегодня ли?..
В Алике боролись двое: один — испуганный, сопротивляющийся, не верящий в беду; другой — холодный, рассудительный, всё понимающий. И этот «холодный» знал точно: в последние дни на тренировках Алик в высоту не прыгал. Только — бег, перекладина, физические нагрузки на воздухе. А дар, естественно, исчез как раз в тот момент, когда Алик произнёс сакраментальное: «Моя работа, товарищ прораб!»
Хотел быть рыцарем? Будь им, на здоровье! Только прыгать-то уже не придётся. Ходи по грешной земле, дорогой рыцарь Радуга…
И, только подъезжая к дому, сообразил: а как же сто восемьдесят пять сантиметров? Взял он их или нет? Выходит, что взял: дело наяву происходило, при большом скоплении свидетелей. Без всякого дара взял, сам по себе…
18
А ночью Алику снова приснился вещий сон — пятый по счёту за такое короткое время. В самом деле, другим за всю жизнь и одного вещего сна не положено, обычные донимают, а пятнадцатилетнему гражданину — сразу целых пять. Да приплюсуйте к тому сеанс телепатии — на уроке по литературе, когда «нечистая сила» общалась с Аликом посредством школьного сочинения. Явный перебор.
И тем не менее — пятый сон.
Будто послала мама Алика на рынок — картошки купить, редиски, лука зелёного, петрушки, укропа. Помидоров — если недорогие. А Алик двугривенный в кармане заначил — на семечки.
Идёт он вдоль рядов, выбирает редис покрупнее. У одной тётки хорош, крепок, да мелковат. У другой — крупный, но стриженый — без хвостиков. А Алику редиска в пучках нравится. И вдруг — есть, голубчик. Как раз то, что хотел, что доктор прописал, как говорится.
— Почём редиска? — спрашивает.
— Пятачок пучок, — слышит в ответ.
Удивился: что за цена такая странная? Больно дёшево. Посмотрел на торговку — ба, знакомые все лица!
— Здрасьте, бабушка.
— Здоров, коли не шутишь, — отвечает ему торговка, в которой — как мы уже поняли — Алик признал весёлую старушку из трубинского леса, могущественную бабу-ягу, властительницу Щёлковского района, а может, и всего Подмосковья. Кто знает?..
— Поговорить надо. — Алик строг и непреклонен.
Но и бабка не сопротивляется.
— Да я для того и на рынок вышла.
— А редиска как же? — удивляется Алик.
— Камуфляж, — бросает бабка, — чтоб не заподозрили враги.
Алик не выясняет у неё, каких врагов она опасается. Просто спрашивает:
— Где побеседуем?
— А здесь и побеседуем, — чуть ли не поёт бабка. — Ты за барьерчик зайди, сядь на бочечку. Она хоть и сырая, зато крепкая.
Алик ныряет под прилавок, ощупывает бочку.
— Что там?
— Огурчики, — суетится бабка. — Тоже для камуфляжа.
— Малосольные?
— Они. Никак, хочешь?
Любит Алик хрупать малосольным огурцом, трудно отказаться от искушения.
— Пожалуй, попробовал бы, — борясь с собой, говорит он и тут же сурово добавляет: — Для камуфляжа, конечно.
— Да разве я не понимаю? — Бабка достаёт огурец — крепкий, лоснящийся от рассола, в мелких пупырышках, а к нему — горбуху чёрного хлеба. Царская еда!
Алик даже забыл, зачем ему баба-яга понадобилась. Но ничего, зато она помнит.
— Как соревнования прошли? — интересуется.
— Плохо, — отвечает Алик с набитым ртом.
А бабка-иезуитка хитренько спрашивает:
— Что так?
— А вот так. Ваша работа?
— Отчасти моя, — серьёзно говорит бабка. — Отчасти — коллеги постарались.
— Какие коллеги?
— Ты с ними знаком. Почтенный джинн Ибрагим Бекович Ибрагим-бек и уважаемый профессор, доктор наук Брыкин.
