Роберт Силверберг - Маски времени (сборник)
Причиной отставки Филдза стали, однако, не идейные соображения. К столь решительному шагу подтолкнула его мелочная ревность. И, при всей моей нелюбви к Филдзу, я искренне пожалел его, узнав все обстоятельства дела.
Ушел он из-за Эстер. Филдз все еще домогался ее, хотя видел бесполезность своих усилий. У нас его потуги вызывали отвращение, его самого вгоняли в депрессию. Эстер не хотела его. Это было ясно всем, даже Филдзу. Но близость запретного плода весьма странно воздействует на мужское тщеславие, а потому Филдз не оставлял попыток добиться желаемого. Он подкупал портье в отелях, чтобы его и Эстер селили в соседних номерах, изыскивал возможности проникнуть ночью в ее спальню. Эстер все это раздражало, но адекватной реакции, какой можно было бы ждать от настоящей женщины, мы не видели. Во многом Эстер была такой же искусственной, как и сотворенные ею кишечнополостные, а потому не придавала значения чувствам и вздохам своего страстного поклонника.
Как рассказывала мне Элен Макилуэйн, подобное отношение все более выводило Филдза из себя. И наконец одним вечером, когда все собрались вместе, он прямо предложил Эстер провести эту ночь с ним. Она отказалась. И тогда Филдз выложил все, что он думает о либидо[40] Эстер. Во весь голос, со злобой, вещал он о ее фригидности, извращенности, зловредности, короче, охарактеризовал ее, как настоящую суку. Скорее всего, говорил он правду, но забыл ввести одно ограничение: проявлялось все это с ее стороны без всякого умысла. Не думаю, что она дразнила или провоцировала Филдза. Эстер просто не представляла себе, чего, собственно, он ждет от нее.
На этот раз Эстер, однако, вспомнила, что она женщина, и разделалась с Филдзом чисто по-женски. На его глазах, при всех, она пригласила Ворнана разделить с ней ее постель. Ясно дала понять, что предлагает ему себя всю, без остатка. Жаль, конечно, что я этого не видел. Элен сказала, что впервые Эстер и выглядела, как женщина: глаза сверкали, щеки пылали, губы чуть разошлись. Ворнан, естественно, не отказался. Когда они уходили, Эстер сияла, как невеста перед первой брачной ночью. Скорее всего, таковой она себя и ощущала.
Такого Филдз стерпеть не мог. Я не виню его. Эстер сожгла все мосты, не оставив ни малейшей надежды на примирение. Он сказал Крейлику, что подает в отставку. Крейлик, конечно, начал уговаривать его остаться, взывал к чувству патриотизма, научному долгу, другим абстракциям, которые мы, впрочем, и он сам, ни во что не ставили. Ритуальная речь Крейлика не произвела впечатления на Филдза. В тот же вечер он собрал чемоданы и ретировался, ибо, по мнению Элен, не хотел лицезреть Ворнана и Эстер, выходящих из брачных покоев с радостными воспоминаниями о блаженстве прошедшей ночи.
Я в это время находился в Ирвине. Как и все остальные, следил за поездкой Ворнана по телеэкрану, если не забывал включить его по вечерам. Реальность нескольких, проведенных с ним месяцев, утрачивалась с каждым днем. Мне уже приходилось убеждать себя, что все это произошло наяву, а не привиделось мне. Но то был не сон. Ворнан действительно ходил по Луне, сопровождаемый Крейликом, Элен, Хейманом и Эстер. Колфф умер. Филдз вернулся в Чикаго. В середине июня он позвонил мне. Сказал, что пишет книгу, в которой пытается обобщить свои впечатления от встреч с Ворнаном, и хочет кое-что уточнить. О мотивах, побудивших его к отставке, он не упомянул.
Я забыл о Филдзе и его книге, едва мы закончили разговор. Мне бы очень хотелось забыть и о Ворнане. Я вернулся к работе, не получая от нее ни малейшего удовольствия. Она навевала скуку и уж во всяком случае не сулила творческой удовлетворенности. Бесцельно слоняясь по лаборатории, я просматривал результаты проделанных экспериментов, включая компьютер, намечал новые, зевал, обсуждая дипломные работы выпускников. Наверное, я являл собой жалкое зрелище: король Лир среди элементарных частиц, слишком старый, слишком тупоумный, уже не способный сложить два и два. В тот месяц я то и дело ловил сочувственные взгляды моих молодых сотрудников. Казался себе глубоким, лет под восемьдесят, стариком. Но никто из них не вышел с предложением, воспользовавшись которым мы смогли бы прорубить стену, блокирующую наше продвижение вперед. Они тоже зашли в тупик. Правда, в отличие от меня, они пребывали в уверенности, что надо думать и думать, и хорошая идея обязательно да проклюнется. Я же потерял интерес не только к проводимым исследованиям, но и к их цели.
Вполне естественно, что их интересовала моя оценка Ворнана Девятнадцатого. Мошенник ли он или действительно прибыл из тридцатого века? Узнал ли я что-нибудь о его способе перемещения во времени? Думаю ли я, что он совершил путешествие из будущего в прошлое? Как связать его появление в нашем мире с положениями теории?
Ответов у меня не было. Вопросы я находил занудными. Так что этот месяц я лишь имитировал научную деятельность. Наверное, в другой ситуации я бы покинул университет и уехал в Аризону, к Ширли и Джеку. Но мой последний визит к ним не задался, ибо я выяснил, что их семейная жизнь не такая уж безоблачная, как представлялась мне ранее. И теперь мне не хотелось. возвращаться туда. Я боялся узнать, что потеряно последнее прибежище, где я могу найти тишину и покой. Да и не мог я убегать от своей работы, пусть она и вызывала у меня депрессию и казалась абсолютно бессмысленной. И я остался в Калифорнии. Каждый день приходил в лабораторию. Проверял работы студентов. Избегал встреч с журналистами, которые стремились задать мне вопросы о Ворнане Девятнадцатом. Я много спал, иной раз по двенадцать, тринадцать часов в сутки, надеясь, что сон поможет мне преодолеть кризис. Читал, как одержимый, романы, пьесы, стихи, все подряд. Вы, наверное, поймете мое состояние, если я скажу, что пять вечеров кряду я штудировал «Пророческие книги» Блейка, не пропуская ни слова. Они вызывали кошмары, о которых я вспоминаю с ужасом и сейчас, полгода спустя. Я прочитал всего Пруста, Достоевского, дюжину антологий рассказов ужасов. Как говорится, апокалиптическое искусство для эпохи апокалипсиса. Произведения эти меня не тронули, прошли мимо, запомнились лишь несколько имен: Шурлу, Свидригайлов, герцогиня Малфи, Виндайс, лебедь Одетты. Видения Блейка остались: Энитармон и Уризен, Лос, Орк, величественный Голгонуза, кровь, раны, колесницы, пронзенные мечом сердца, вспоротые животы, сочащаяся кровью Луна…
Занятый самим собой, я не обращал внимания на два конфликтующих массовых движения, что будоражили мир. Одно набирало силу, второе сходило на нет. Апокалипсис™ не исчезли в одночасье, их марши, оргии, дебоши продолжались, но деяния эти более всего напоминали вызываемое электроразрядами подрагивание руки мертвого Ллойда Колффа. Их время ушло. Не слишком много осталось на Земле людей, верящих, что первого января 2000 года наступит конец света. Да и как они могли в это поверить, видя перед собой Ворнана Девятнадцатого — своим присутствием доказывающего обратное. И в рядах апокалипсистов остались только те, для кого оргии н разрушения составляли смысл жизни. Они не могли вести себя иначе, вне зависимости от того, наступит конец света в указанный срок или нет. К ним примыкали и те верующие, что с нетерпением ожидали судного дня, заслуженного человечеством за грехи свои, но почва быстро уходила из-под ног этих фанатиков. И в уже в июле, за шесть месяцев до означенной даты, некоторые независимые обозреватели отмечали, что движение апокалипсистов заглохнет гораздо раньше. Теперь мы знаем, что этого не произошло. Я пишу эти слова за несколько дней до окончания 1999 года, а апокалипсисты по-прежнему среди нас. Сегодня — канун Рождества, первая годовщина прибытия Ворнана.
