Константин Соловьёв - ГНИЛЬ
Маан успел пригнуть голову. Кое на что его тело, оказывается, еще было способно. Пуля пронеслась где-то совсем рядом, едва не царапнув подбородок. Сила ее была достаточна чтобы, угодив в голову, сорвать ее с места и отшвырнуть прочь. Но Хольд не собирался ограничиваться одним выстрелом.
Гдрам! Гдрам! — его револьвер раз за разом изрыгал из себя слепящий цветок огня, раскраивая окружающую темноту неровными острыми кусками, — Танн!
Маана спасло только то, что он не стал приближаться к фонарю. Выстрелы Хольда, стрелявшего в темноту, слепили его самого, заставив руку немного сместиться и незначительно сбив прицел. Осколки камня оцарапали кожу, но не более того.
Последний выстрел прозвучал тише, чем предыдущие, скорее как громкий хлопок на фоне дьявольского грохота. Но он был последним звуком, содрогнувшим темноту — после него вернулась тишина. Тишина первой облюбовала этот подземный уголок, и поселилась здесь давным-давно. Люди с их криками и выстрелами были лишь гостями здесь, в краю полного абсолютного безмолвия. Она всегда возвращалась.
Потом Хольд перестал стрелять. Возможно, закончились патроны в барабане. А может, произошло что-то еще. Здоровая половина его лица, только что искаженная ненавистью, сморщенная настолько, что тоже казалась иссеченной шрамами, теперь выражала лишь безграничное удивление. Уцелевший глаз широко раскрылся, точно пытаясь вобрать в себя все окружающее. Губы поползли в стороны, открыв рот в безмолвном вопросе. Хольд выглядел растерянным — впервые за все время, что Маан его знал. Но растерянность эта быстро прошла, сменившись нахлынувшей бледностью, черты лица вдруг сгладились, как у спящего, и только мертвая глазница продолжала пристально глядеть в темноту. Чуть ниже и правее подбородка на шее Хольд появилось отверстие, которого прежде не было. Совсем небольшое, с монету размером, оно едва заметно блестело, скрывая в себе что-то влажное и сочащееся алым.
Хольд сделал два неверных шага на негнущихся ногах, потом его колени подломились. Он рухнул лицом в пол, подняв целое облако мелкой пыли. Звук был такой, точно уронили тяжеленный, набитый чем-то плотным, сверток.
Геалах задумчиво посмотрел на мертвеца, потом перевел взгляд на пистолет в своей руке. У него был вид человека, который сам не понял, что произошло, и теперь с интересом разглядывает собственные руки, неудомевая — как это так вышло?..
— Я же говорил, это наше дело, — поучительно сказал Геалах мертвецу, потом покачал головой, — Он всегда был беспросветно туп. И как ты держал его в отделе?
— Отдела больше нет, — ответил Маан, — Ты последний.
— Моего отдела нет, — согласился Геалах, — Но, знаешь, говорят, на старой Земле был популярен девиз «У короля — много». Если ты думаешь, что этим нанес серьезный ущерб Санитарному Контролю, я вынужден тебя разочаровать. Мунн быстро найдет новых людей, даже быстрее, чем ты можешь себе представить. Дело сейчас поставлено на большой поток, не так, как пятьдесят лет назад, когда вы, динозавры, только начинали. Лучшие резервы армии в нашем распоряжении. Огромный конкурс на каждое место. Тысячи добровольцев рвутся получить жетон инспектора — и порцию старого доброго «купированного нулевого», конечно. Гниль боятся до дрожи, и ряды борцов с ней никогда не иссякнут, пока человеческое присутствие ощутимо на Луне. Контроль восполнит сегодняшнюю неудачу так быстро, что окружающий мир ничего и не заметит.
— Меня это не волнует, — сказал Маан, начиная двигаться по спирали, обходя границу, на которую ложился свет, — Пусть Мунн воюет и дальше с Гнильцами. Для меня это… личное дело.
— Для нас обоих, — сказал Геалах серьезно, поднимаясь на ноги, во весь свой высоченный рост, — И, раз это наше общее личное дело, а мы здесь с тобой теперь одни, ничто не помешает нам его закончить, ведь так?
— Конечно.
— Хорошо, — сказал Геалах беззаботно. Руку с пистолетом он опустил вниз, но Маан знал, насколько обманчива эта поза, — Тогда выходи сюда, Джат. И мы закончим все здесь и сейчас.
«Закончим», — сказал Геалах. Это было хорошо.
Маан пришел сюда чтобы все закончить.
Но теперь он с ужасом ощущал, что тело почти не повинуется ему. Слишком долго он черпал силы из того источника, который вовсе не был бездонным. Он потратил не просто много, он потратил больше, чем у него было. Единственное, на что он был сейчас способен — удерживать вес собственного тела, но, судя по тому, как дрожали и подламывались бывшие прежде стальными, лапы, даже это усилие скоро станет для него невозможным. Он умирал и в этот раз ничего не мог с этим поделать.
Геалах спокойно выжидал с пистолетом в опущенной руке. Он казался расслабленным, даже отстраненным, но это было лишь видимостью, маскировочной сетью, которую он ловко набрасывал на свои истинные замыслы. Когда того требовала ситуация, он двигался с молниеносной быстротой голодной змеи, и бил без промаха.
Случись это все несколькими часами ранее, их шансы были бы сопоставимы. Такое расстояние Маан прежде мог покрыть одним прыжком, швырнув свое тело вперед с силой пушечного ядра. Геалах бы упал с раскроенной головой, не успев даже увидеть тень Маана в кругу света. Но сейчас тело Маана было мертво и покрыто коростой инея изнутри.
Единственное, что его спасало — слепота Геалаха, который не видел ничего, выходящего за границы освещенного круга, ориентируясь только на звук. Слух у него был острый, но Маан стоял не шевелясь, и инспектор не торопился стрелять. В его случае это была беспроигрышная охота. Если бы он знал, в каком беспомощном состоянии находится Маан, схватка закончилась бы очень быстро — в несколько секунд.
Если он хочет выжить — нельзя выходить на свет, где у Геалаха будут все преимущества, а он потеряет свое единственное. Надо держаться в темноте. Пусть это не приблизит его к цели, но зато позволит выиграть время.
«У меня нет времени, — подумал Маан, чувствуя, как остывает, делаясь грузным и мертвым, его тело, — Совсем нет. Может быть, минута… Может, даже меньше».
Потом он просто рухнет наземь, не способный даже удержаться на ногах. И, если повезет, еще успеет увидеть улыбку Геалаха и беспросветный провал дула, направленный ему в лицо. Маленький черный мир, из которого придет оцепенение вечного сна.
Маан понял, что должен сделать.
И шагнул в круг света.
Выстрел ударил его в грудь — хрустящий, продирающий насквозь, толчок. На шкуру выплеснулась желая кровь. Маан покачнулся, но каким-то образом удержал тело в вертикальном положении. Это было так сложно, что на некоторое время он не мог думать ни о чем другом. Если он упадет, то уже не поднимется. Еще две пули ударили его в живот. Он слышал отвратительный хруст, с которым они уходили под шкуру, оставляя снаружи раскрывшиеся бутоны ран. В груди вдруг стало нестерпимо горячо — точно внутрь плеснули смолой. Он должен был упасть после этого. Но почему-то не упал.
