Василий Головачёв - Русская фантастика 2014
В 1975 году лингвист Робин Аакофф выделила несколько характеристик «женского» языка», которые я для простоты восприятия и запоминания переформулировала следующим образом.
Женщины с великолепной легкостью пользуются такими замечательными прилагательными, как «дивный», «прекрасный», «восхитительный».
Монолог женщины прерывается постоянными вопросами, цель которых установить согласие собеседника. Не правда ли?
Мне кажется, женщины постоянно используют вводные слова, цель которых, возможно, состоит в том, чтобы подчеркнуть, что они, скорее всего, высказывают частное мнение, которое легко может быть изменено.
Не кажется ли вам, что женщины часто заменяют утверждения вопросами?
По всей видимости, женщины чаще используют конструкции с оттенком вероятности.
Кое-какие женщины часто используют какие-то неопределенные местоимения, чтобы подчеркнуть, что в их высказываниях есть что-то приблизительное и неточное.
Простите меня за прямоту, но женщины постоянно извиняются за высказанные мнения.
Также очень важным является исследование, проведенное психологом Кэрол Гиллиган в 1982 году. Проанализировав суждения женщин об абортах, она пришла к выводу, что мужчины в своих стратегиях чаще нацелены на личный выигрыш («этика справедливости»), а женщины на выживание сообщества («этика заботы»).
Попробуем применить указанные положения к анализу текста, авторы которого никогда не ставили себе целью отразить гендерные различия в психологии и поведении своих персонажей. Напротив, они рисовали утопическое общество будущего, где мнение о различии ролей мужчины и женщины в общественной жизни давно признано «предрассудком». Женщины в том обществе освобождены от тройной нагрузки в виде работы, материнства и домашнего хозяйства за счет создания интернатов и максимальной механизации быта. От женщин ждут той же самоотдачи на службе обществу, что и от мужчин. Женщины обладают властью, соразмерной своим способностям и квалификации, никоим образом не зависящей от гендера. Однако авторы, сочинившие такую блистательную утопию, жили при патриархате и не смогли избежать воспроизведения патриархатных стереотипов в своих текстах.
II. Анализ текстаДля анализа я выбрала повесть Аркадия и Бориса Стругацких «Малыш» (первая публикация состоялась в 1971 году). В ней всего четыре основных персонажа (ближе к финалу присоединяется пятый), произносящих достаточно развернутые диалоги и монологи. Один из персонажей — женщина, трое — мужчины; причем один из мужчин стоит выше нее по официальному статусу, второй — ниже, а третий приблизительно равен, но старше по возрасту. Женщина вступает в конфликт со всеми тремя, что позволяет ей продемонстрировать целый набор стратегий поведения в ситуации противостояния. Главного персонажа — самого Малыша — я не рассматривала, ведь его паттерны поведения заявлены авторами как «нечеловеческие». Добавлю, что для российских любителей фантастики повесть до сих пор остается «знаковой», поскольку в ней Стругацкими был поднята столь болезненная и актуальная для России проблема контакта с чуждой культурой.
Краткое содержание повести в пересказе Википедии.
После того как на планете Панта возникла угроза глобальной катастрофы, земляне решили переселить пантиан на другую планету. Для этой цели была выбрана планета Ковчег, которая считалась необитаемой. Операцией «Ковчег» руководил Михаил Сидоров (Атос), а одной из групп — его друг Геннадий Комов.
Высадившись на этой планете, группа Геннадия Комова, куда входили Стась Попов, Майя Глумова и Яков Вандерхузе, нашла там разбившийся звездолет Группы Свободного Поиска (ГСП). Выяснилось, что корабль членов ГСП, Александра и Мари Семеновых, был сбит искусственным спутником планеты (предположительно, установленным Странниками), но их ребенок Пьер остался жив. Он был воспитан аборигенами. С ним установили контакт — особенно отличился обычный кибертехник Стась. После этого в самой группе возникает непреодолимое разногласие: сторонник теории вертикального прогресса Комов хочет воспользоваться Малышом как мостом к цивилизации Ковчега, не заботясь о последствиях этого для самого Малыша; Майя же считает любое вмешательство в судьбу Малыша недопустимым.
Все попытки обнаружить самих аборигенов оказались безуспешны — люди смогли лишь однажды увидеть какие-то колоссальные структуры, «похожие на усики таракана высотой до неба» — возможно, самих инопланетян или их сооружения, — которые быстро исчезли. Точку в разногласиях ставит Леонид Горбовский, решивший свернуть любую, в том числе прогрессорскую деятельность на Ковчеге. План переселения на Ковчег пантиан был отменен.
1
Интересное начинается с первой страницы, когда герои осваиваются на незнакомой планете.
— Знаешь, — сказала Майка, — предчувствие у меня какое-то дурацкое…
Мы стояли возле глайдера, она смотрела себе под ноги и долбила каблуком промерзший песок.
Я не нашелся, что ответить. Предчувствий у меня не было никаких, но мне, в общем, здесь тоже не нравилось.
Майя ведет себя как подросток в разговоре со взрослым — не смотрит в глаза, успокаивает себя стереотипным движением, словно подавляя внутреннее волнение. Восприятию ее как несовершеннолетней способствует и уменьшительный суффикс в имени. На вопрос «Кто из них выше статусом?» ответ очевиден. Между тем, по условиям задачи, выбранным Стругацкими, именно Стась (Станислав Попов, от лица которого ведется повествование) — стажер, а Майя — специалист.
Майя разговаривает абсолютно неавторитетно, более того — осуждает сама себя практически сразу за высказанной мыслью: «предчувствие у меня какое-то дурацкое…»
2
Появляется новый персонаж, корабельный врач Вандерхузе, и с ходу оказывает давление на Майю.
— Да, — сочувственно произнес он. — Это очень похоже на Землю, но это не Земля. В этом вся беда с землеподобными мирами. Все время чувствуешь себя обманутым. Обворованным чувствуешь себя. Однако и к этому можно привыкнуть, как ты полагаешь, Майка?
Он прибегает к прямому внушению: «И к этому можно привыкнуть». Проверяет: «Как ты полагаешь, Майка?» Ответить «нет» — признаться в некомпетентности, поставив себя в уязвимое положение. Еще один важный аспект мужских разговоров — построение социальной иерархии в референтной группе. Кажется, что Вандерхузе в данной ситуации говорит скорее «по-женски», переспрашивая. Однако ниже выясняется, что «неправильный ответ» чреват «репрессиями», и Майя это прекрасно осознает.