Андрей Валентинов - Нам здесь жить. Тирмен
– …Вы правы, придется колоть.
– Двойную дозу?
– Да. Обидно! Красивая женщина…
– Нет! Нет! Нет… Не говори дальше! Не говори!
Забыв обо всем, я ткнулась лицом в его плечо, пытаясь спрятаться, исчезнуть, не думать. Этого не было! Маг не мог выдать меня! Не мог! Он – не мог!.. Меня ведь убивали! Убивали!
Он отстранил меня – осторожно, но решительно. Словно зачумленную. Или словно у него самого – чума.
– Когда т-тебя нашли в камере… У тебя и пульса-то не было, Ирина! Я вдруг п-подумал, что мне придется жить дальше. И это, п-пожалуй, было страшнее всего.
Я поглядела на умирающее небо. Трещина расползалась, темное золото бугрилось неровной, словно кованой грубым молотом, твердью. Вспомнилась старая сказка, читанная еще в детстве. На Золотом Небе живут боги. Им нет дела до нас. Пока мы, живущие под Голубым небом, не переступим порог.
И еще песня была. Саша ее даже петь пытался. Мелодия старая, чуть ли не XVII-го века, а слова написал Сашин приятель, он потом в Париж уехал, письма присылал – с яркими марками. На одной, помню, картина была – Ван-Гог, «Едоки картофеля»…
– Над небом голубым
Есть город золотой…
Угадал, парень! Он ведь художник, у художников все не так, они видят.Эту песню потом многие исполняли, но ошибались – по привычке. Золотой город наднебом, а не подним! Жаль только, в дивный сад нам не попасть! Или ты все-таки попал туда, Саша? Туда, где гуляет Огнегривый Лев?..
Игорь что-то говорил, но я уже не слушала. Все и так ясно. Девятый выполнил приказ. Интересно, понимал ли Маг, что баба, которую он отдавал палачам с лампой, влюбилась в него, словно кошка? Старая глупая кошка?! Наверное, понимал. Он ведь умница, сероглазый Магистр! Сероглазый Волк…
Теперь понятно, кто был загадочным чистильщиком! Когда мне светили лампой в глаза, Игорь тоже включал лампу – и читал все подряд. Читал, откладывал нужное… Работа такая.
– Ирина! Стрела!
Я очнулась. Надо слушать, кивать, отвечать…
– Пятый. Что с ним?
Маг долго молчал, затем дернул щекой.
– Она не имела права предупреждать тебя. Не имела!
Она?!
– Ее звали Марианна Тишинская. Она была очень хорошим работником…
Звали… Была… Марианна – какое красивое имя! Мари-Анна…
Прости меня, Пятый! Ради Господа! Еще и этот камень на душу!
– Священники. Это тоже – ты?
Маг отвел глаза.
– П-пришлось. Егоров слишком много понял. У м-меня был человечек в ФСБ, а у него – к-контакт среди ганфайтеров. С ордером они, г-гады, сами сообразили, чтобы т-тебя прижать…
Я не стала переспрашивать. Самой надо было сообразить, дуре! Еще тогда, когда я подарила Игорю проклятый немецкий журнал! Отец Александр догадался обо всем – и не стал молчать.
– Я н-не прошу прощения, Стрела! Такое не прощают. Я м-мог бы врать тебе и дальше…
Я взяла его за руку. Рука была холодной, мертвой. Спросить, лгал ли он, когда его губы…
Зачем?
Может, и не лгал. Иначе бы не стал рассказывать такое.Перескажи я Третьему наш разговор – и все. Конец! И Девятому, и, скорее всего, мне.
– Пойдем, Игорь… Пойдем.
* * *Под ногами – битое стекло, над головами – разорванное пополам небо. Сколько еще осталось? Может, час, может – век. Наверное, Адаму тоже думалось, что Изгнание – это гибель, последний миг. А ведь все только начиналось!
– Почему ты сообщил, что я погибла?
По его лицу скользнула усмешка – вымученная, невеселая.
– Чтобы т-тебя оставили в п-покое. Чтобы твоя д-дочь получила страховку. Чтобы т-ты, выжившая вопреки здравому смыслу, могла уехать – и все забыть.
– Спасибо…
Его рука – в моей руке. Не знаю, почему.
– За что, Стрела? Ведь н-не получилось!
Да, не получилось. Я не стала прятаться. Вместо этого захотелось поиграть в Прокурора Фонаря. Хорошо еще, вовремя нашла Третьего, а то бы и вправду чистильщика прислали!
Вот так, Эрка! А ты думала – шабаш!
А если бы мне самой приказали такое? Выдать специалиста, осуществить комплексную проверку? Ведь могли приказать?
На миг стало страшно. Нет, я бы ни за что!..
Ни за что?
– Ирина! Стрела! Что с тобой? П-пожалуйста!
– Ничего, Игорь! Ничего…
Онизнают, как обеспечить верность.
Знают!
Верность – и покорность.
Три степени покорности – телом, разумом, сердцем. Как учил Святой Игнатий.
…Прыг-скок. Прыг-скок. Прыг-скок…
Мяч катится по пляжу, по сверкающему на солнце белому песку, и мягко падает в воду. Девочка бежит за ним, но внезапно останавливается, смотрит назад…
Онизнали об Эмме. И не пощадили бы – ни меня, ни ее.
У Игоря – сын…
Маг выдал меня. А я выдавала Сашу – каждый день, каждый час. И рукопись, рукопись, которую я передала неведомым боссам, прежде чем нести в редакцию! А на следующий день…
Нет, не думать!
Нельзя!
Не думать – и не судить.
Я не судья Игорю.
Пусть нас всех рассудит Другой!
Если захочет судить.
Битое стекло под ногами. Страшное небо над головой…
– Меня спас Молитвин? Ведь я умирала, правда?
Его рука дернулась, пальцы сжались.
– Он н-не хотел, сволочь! Я п-позвонил его дружку – Залесскому, наорал на него…
Да, верно. Черный Ворон что-то похожее говорил…
А вообще-то говоря, я не давал клятвы Гиппократа. И если бы не Алик… Не Олег Авраамович…
Вот никогда бы не подумала! Два алкаша вытаскивают с того света полудохлую шпионку! Ворон – из-за Алика, Алик… Надо полагать, вспомнил о брате.
О боге.
О Пол-у-Боге.
Какие страшные глаза у этого бога! Хорошо, что Эми…
– Н-не хочешь сказать ему спасибо?
Я вздрогнула от неожиданности. Ему? Залесскому? Вообще-то надо бы…
И тут я поняла. Мы шли по битому стеклу, под страшным умирающим небом. Шли – прямо к знакомому дому, куда я однажды заглянула в поисках сгинувшего старичка-пьяницы. Господи, как давно это было!
Рюкзак Игоря уже на земле.
– Д-держи!
Браунинг! Старый знакомый! Да-а-авненько не виделись!
