Барри Лонгиер - Враг мой (Авторский сборник)
— Вы уверены, что мне вас не уговорить?
— Уверен. Я на мели.
— Совершенно уверены?
— А что? — удивился я, не причисляя себя к любимчикам фантастического бомонда.
— Я не должен вам этого говорить… Но вам лучше прилететь.
— Неужели «Враг» выиграл?
— Ну да…
Вообще-то эта премия вручается не наличными, так что мы все равно не тронулись с места. Я всего лишь созвонился со Стивом Перри, раз уж это он все затеял. Он ничего не сказал, только посмеялся.
За «Небьюлой» последовала премия «Нориксон-2», а потом «Хьюго». Премии были удостоены «Враг мой» и еще одна моя вещица, меня выставили кандидатом на премию Джона Кэмпбелла лучшему начинающему автору. Если бы я выиграл и ее, то оказался бы первым писателем, заслужившим в один год «Небьюлу», «Хьюго» и премию Кэмпбелла.
Так и вышло. Нынче на таких церемониях не разрешено пользоваться фотоаппаратами со вспышками — это связано со страховыми выплатами, возникающими из-за ослепления людей, поднимающихся на сцену. Когда премии получал я, запрета еще не было. Оба раза, когда я смотрел в зал, меня слепили тысячи вспышек. Никогда в жизни не видал такой красоты! Вечер удался на славу.
Меня ожидало еще два сюрприза. Первый был преподнесен вечером, в гостиничном номере Джорджа. Туда набилось много поклонников, я сидел по-турецки на столе. Джордж выиграл номинацию «Лучший редактор», и Айзек, глядя на нас двоих, пробормотал: «Вот это вечер!»
Следующий приятный момент случился наутро, когда я входил в гостиничный ресторан с Джин и Юдит, своей сестрой-математиком, на которую мне всегда хотелось произвести впечатление. При нашем появлении завтракающие перестали жевать и зааплодировали. Вот каким полезным может оказаться самодельный навес в лесу!
Через несколько недель после съезда я подписал с издательством «Беркли» контракт на продолжение «Врага» в размере полноценной книги под названием «Грядущий завет». Главным элементом «Завета» стал Талман, Библия драков. Мне пришлось изобретать философию, историю, придумывать Талман и отчасти его сочинять. Но это были только подступы к горе, которая сейчас перед вами.
На писательском семинаре, который я вел за несколько месяцев до этого, одна дама спросила: «Почему у вас мало героинь-женщин?» Когда пришло время приступать к «Завету», я задался вопросом, так ли важно, кто главный герой — мужчина или женщина. Приступ невежества или зазнайства принудил меня ответить на этот вопрос «нет».
Придумав героиню, Джоанн Никол, я испытал прилив энтузиазма и выдал на-гора 10 тысяч слов, после чего стал читать написанное в постели. Уже через считанные минуты я полез под одеяло. Нет, невелика важность, кто в книге главный — мужчина или женщина. То есть не очень велика. Она всего лишь способна превратить 10 тысяч слов в полнейшую бессмыслицу.
Разумнее всего было бы расправиться с Джоанн Никол на месте и начать писать о мужчине. Так поступил бы настоящий профессионал. Но несмотря на непрописанный характер и нарушенные пропорции, Джоанн Никол жила и просила ее не убивать. Персонажи, в которых я уже вдохнул жизнь, отказываются гибнуть на чужих условиях. Пришлось посвятить Джоанн Никол целую книгу. Я был свидетелем ее рождения на другой планете, наблюдал, как она растет, как учится, вникал в ее надежды и мечты, присутствовал при ее любовных приключениях и на свадьбе, помогал произвести на свет дочь, скорбел об умершем муже, подглядывал за поступлением на службу в армейскую разведку Соединенных Штатов Земли, ждал, пока разразится сражение при Кетвишну — и она станет частью повествования. С этого места я начал писать «Грядущий завет» снова, с самого начала, только уже сделав героиней не просто женщину, а именно Джоанн Никол.
Существовала еще одна трудность. Все события в книге изображаются с ее точки зрения, а ведь она почти что в начале перестает видеть. Изложение от имени незрячей — до чего трудная задача! Я месяцами бродил в темноте по дому с закрытыми глазами, отбивая себе колени, обжигаясь при варке кофе, падая с лестницы. Это продолжалось до тех пор, пока я не освоил все свое жилище на ощупь, на слух, по запахам.
Пока я занимался сочинительством, на сей раз в Денвере, сценарный редактор из «Кингз род продакшнз» сказал, что «Враг мой» тянет на кинофильм. Там главное — характеры, поэтому фильм можно снять не слишком дорого, не разоряясь на спецэффекты. Когда я сказал Джин, что появился продюсер, собирающийся снять по моему «Врагу» кино, она не поверила.
Но поверить пришлось — после подписания контракта. Зато теперь вера пропала у меня самого. Мне не нравилось, как снимается фильм, хотя игра Дэниса Куэйда и Лу Госсетта была выше всяких похвал. Да, в фильме есть моменты, когда изобретенные мной персонажи произносят придуманные мной слова, позволяющие предположить, насколько хорош мог бы быть фильм; но в сослагательном наклонении маловато проку. И все же очень многие любители фантастики утверждают, что «Враг мой» — чуть ли не их любимый фильм. Возможно, проблема с фильмом — моя собственная, мало относящаяся к самому фильму.
Между прочим, на одном симпозиуме фантастов, вскоре после крушения Советского Союза, один русский гость, преподававший тогда в Университете Чикаго, тоже утверждал, что «Враг мой» — его любимый фильм. Он рассказал, сколько денег и нервов ему стоило раздобыть кассету и тайком привезти ее в Россию — где фильм вышел на экраны спустя какие-то несколько недель.
На «Виндиконе», ежегодном симпозиуме, устраиваемом чикагскими любителями фантастики, у меня впервые зародилась мысль, впоследствии развившаяся в третью книгу серии, «Последний враг». Один мой знакомый написал книгу и прислал мне экземпляр на рецензию. На симпозиуме я ее дочитал. Больше всего меня заинтересовал в ней тезис, появляющийся в заключительной беседе двух персонажей: племя прежде всего. Оно превыше рациональности, чести, здравого смысла, эгоизма, милосердия, любви, справедливости. Хочешь остаться членом племени — чти его пуще всего остального.
Я подумал: а ведь это квинтэссенция происходящего на Ближнем Востоке, в Северной Ирландии, Боснии, Руанде… Из-за подхода «мы — они» наша планета на протяжении тысячелетий барахтается в крови.
На военном секторе симпозиума мы подробно обсудили тезис и новую книгу моего знакомого. Я сделал себе пометку: предложить знакомому начать с той же мысли новую книгу и решить с ее помощью ближневосточную проблему и дилемму самовоспроизводящихся войн и терроризма.
Знакомый, с которым я встретился на другом симпозиуме, моим предложением совершенно не заинтересовался. С его точки зрения, любой в Израиле, кто попытается примирить евреев и арабов, будет убит в течение нескольких минут. Даже имея в своем распоряжении все инструменты и все волшебство фантастики, он относился к миру как к заведомо гиблому делу. Я был поражен. Впервые до меня дошло, что есть люди, которым мир ни к чему. Некоторым даже нравится иметь вечных врагов. Другие не согласны с миром, при котором на другой стороне остаются живые. Мы или они! Племя на первом месте, на втором — пустота. Либо мы, либо смерть.
