Георгий Мартынов - Спираль времени. Гость из бездны
Волгин протянул к ним обе руки.
— Лучшего я не мог и желать, — сказал он с чувством.
— Когда же мы отправимся? — спросил Владилен.
— Как только проводим Мунция.
— Это будет не так скоро, — возразил Мунций, — Я буду еще занят на Земле. Не ждите меня и отправляйтесь завтра.
— Но ведь я долго не увижу вас.
— Тебя, — поправил Мунций. — Я вернусь через шесть месяцев. А если ты очень соскучишься, прилетай к нам на Марс.
— Ну уж, на Марс — это слишком! — сказал Волгин.
Ему дико было услышать такое приглашение. Межпланетный полет казался чем-то волшебным, недоступным простому смертному. Он не мог смотреть на это так спокойно, как собеседник, для которого полет к соседним планетам был обыденным делом.
Волгин знал, что Мунций двадцать семь раз покидал Землю, что Владилен, несмотря на его молодость, вдоль и поперек избороздил всю Солнечную систему, что даже Мэри успела два раза побывать на Марсе и один раз на Венере. Что же касается Луны, то людям тридцать девятого века она была известна так же хорошо, как сама Земля, и считалась чем-то вроде окраины земного шара.
Он принимал это как факт, как характерную черту незнакомой ему жизни.
Земля была теперь только родным домом, не больше.
Люди выходили из дома и возвращались в него, не видя в этом ничего необычного.
Но Волгин оставался человеком двадцатого века. Он умер того, как началась на Земле космическая эра, ничего не зная близких уже искусственных спутниках Земли; он прочел о них спустя две тысячи лет. И в его глазах все эти робкие попытки первых шагов человека в Космосе сливались с последующей историей. Если бы он прожил тогда еще пятнадцать или двадцать лет, ему было бы легче понять и прочувствовать вес то, что сейчас доставляло такие трудности его восприятию действительности
— Марс — это уже слишком, — повторил он.
Никто не улыбнулся. Собеседники Волгина понимали его, быть может, лучше, чем он сам понимал себя. Но и они не нашли сразу что ответить этому человеку, представления и взгляды которого сформировались в безмерной дали времен.
Женская чуткость Мэри подсказала ей правильный тон.
— Хочешь увидеться с моей матерью? — спросила она. — Мама на Марсе, и я знаю, что она очень хочет познакомиться с тобой. Так же, как все. Но мне будет приятно, если она окажется первой.
— А это возможно? — спросил Волгин.
Заманчивая мысль “встретиться” с человеком, находящимся в миллионах километрах от Земли, увлекла его своей сказочностью.
— На марсианской базе установлен телеоф.
— Если так, я буду рад этому свиданию.
— Тогда я сейчас сообщу на станцию, и нам дадут Марс, — и с этими словами Мэри подбежала к телеофу.
“Неужели, — подумал Волгин, — эта женщина там, на Марсе, увидит меня и сама появится передо мной, как до сих пор появлялся Люций?”
Все получилось совершенно так же.
В ожидании прошло около получаса. Но вот Мэри пригласила Волгина сесть в кресло. В центре диска уже горела красная точка.
— Тебе повезло, — сказала Мэри. — Мама была на базе, и не пришлось долго ждать. Вызывай ее сам.
Волгин нерешительно протянул руку. То, что должно было произойти сейчас, казалось невероятным и еще более загадочным, чем раньше.
— Почему точка красная, а не зеленая, как всегда? — спросил он, стараясь выиграть время и успокоиться.
— Потому что эта связь не земная, а межпланетная, — ответил Люций.
— Какое расстояние от Земли до Марса в данный момент.
— Примерно девяносто миллионов километров, — тотчас ответил Владилен.
— Связь идет со скоростью света, — заметил Волгин. — Значит придется ждать минут десять?
— Совсем не придется ждать. Связь уже установлена, и Эра уже здесь, — Люций указал на пустое место напротив Волгина. — Ты увидишь ее сразу. А она увидит тебя только через пять минут.
— Нажимай же! — сказала Мэри. — Мама ждет.
Волгин нажал на красную точку.
К появлению человека в кресле он уже привык, но сейчас испытывал особое чувство. На его сознание давила чудовищность расстояния.
Ведь эта женщина была на Марсе!
В первое мгновение ему показалось, что перед ним появилась Мэри, так поразительно было сходство матери с дочерью. Потом он заметил разницу в возрасте. Но все же женщина выглядела слишком молодой.
“Восемьдесят лет, немыслимо!”
— Мама, — сказала Мэри, — перед тобой Дмитрий Волгин. Он решил покинуть дом Мунция и прийти к людям. Я попросила его увидеться с тобой первой.
Женщина в кресле улыбнулась. Она смотрела прямо на Волгина, и он вспомнил, что никого другого она и не увидит во время этого разговора, хотя се видели вес находившиеся в комнате у телеофа. Ему только что сказали, что Эра увидит его и услышит то, что здесь говорится, только через пять минут. Значит, се улыбка случайно совпала со словами Мэри. Она улыбнулась, зная, что се уже видят, и эта улыбка относилась не к нему, а просто к любому, кто мог вызвать се. Вероятно, она думала, что с ней хочет говорить Люций или Мэри.
— Говори, — шепнула Мэри.
— Я очень рад видеть вас, — начал Волгин. Его голос был скован волнением. — Люций считает меня своим сыном, а Мэри братом. Значит, я могу называть вас матерью. Прошу вас относиться ко мне, как к сыну…
Он беспомощно оглянулся на Люция, словно прося его подсказать, что говорить дальше. Если бы женщина находилась здесь, в этой комнате, он взял бы се руку, и слова нашлись бы сами собой. Но такой разговор, через бездну пространства, когда между вопросом и ответом должно было пройти десять минут, лишал его душевного равновесия, мешал собраться с мыслями.
Присутствующие хорошо поняли состояние Волгина и пришли на помощь.
— Нравится тебе моя мама? — спросила Мэри.
Вопрос звучал совсем по-детски. Волгин улыбнулся. Он понимал, что и эти слова Эра услышит… через пять минут.
— Эра очень похожа на тебя, — сказал он. — Вернее, ты похожа на нее. И она кажется мне не твоей матерью, а старшей сестрой.
Все рассмеялись.
— Как тебе это понравится, мама? — спросила Мэри
Она говорила с изображением матери так, как если бы та была действительно здесь, нисколько не смущаясь разделявшим их расстоянием.
Люди всегда воспринимают условия жизни, в которых они родились, как обыденность, не представляя себе возможности иных условий. Все, что их окружает с детства, кажется им само собой разумеющимся. Техника не составляет исключения. Впоследствии они могут удивляться достижениям человеческого гения, восторгаться новыми изобретениями и открытиями, но то, что появилось до них, уже никогда не вызовет удивления или восторга. Людям кажется, что так и должно быть.
