Тимур Литовченко - До комунизма оставалось лет пятнадцать-двадцать
- Мама, я не там, я здесь! У тебя за спиной!!! - крикнул отчаявшийся юноша. Женщина вцепилась в края зеркала так, что побелели суставы ее огрубевших от непрерывной тяжелой работы пальцев и припала лицом к холодному лживому стеклу. Она хотела лишь одного: вжаться, вдавиться туда, где ее сыночек. Туда, туда... Туда.
И Юра неожиданно понял, что мать не слышит и не услышит его, что дым - это он, а не вещи, что рванись он сейчас к дорогому человеку - и пройдет сквозь нее, сквозь зеркало, стены и фанерные перегородки, через коридор в комнату этой потаскухи Верки Шейкиной и дальше, дальше и дальше...
Но Юра не бросился к маме и не остался на месте. Кто-то схватил его за ноги и изо всех сил дернул вниз. У юноши потемнело в глазах, когда его голова прошивала пол. Затем он увидел перед собой разгневанную Соню. Девушка тяжело дышала и смотрела на него с отвращением.
- Ты... ты... ах ты дрянь! Др-рянь!!! Да как ты посмел только?!
Соня тряслась от негодования так, что ее лицо и руки на некоторое время сделались размытыми как кадры на экране, демонстрируемые плохо настроенным кинопроектором.
- Ты что, хочешь, чтоб она сейчас умерла от разрыва сердца? Чтоб перенеслась к нам, вниз? Ты этого хочешь?! Отвечай!!!
Никогда еще Юра не видел девушку такой. А что он мог сказать в свое оправдание! Говорить-то было нечего...
И вконец растерявшись от полученной свободы (когда нельзя делать как раз то, чего хочется больше всего), от нахлынувших чувств (когда нельзя даже мечтать о том, что не идет из головы) и от полученной взбучки (которую устроила та, что постепенно становилась незаменимой) юноша бесслезно, безнадежно и чрезвычайно тоскливо заныл. Тут же в каком-то незнакомом дворике из конуры вылезла гремя цепью лохматая дворняга и задрав длинную морду к огромной луне протяжно завыла. Ей ответила другая, потом третья, четвертая... Скоро собаки всей округи, сколько их было, пробудившись от чуткой собачьей дремы жаловались друг другу на свою собачью жизнь.
- Ну ты и устроил. Нельзя тебя еще наверх пускать, прав дедушка.
Они парили в ветвях высокого тополя. Юра тупо рассматривал через свои прозрачные руки брошенное воронье гнездо и пытался понять, почему платье у девушки просвечивается, а сама она почти нормальная, только призрачно-голубая. Соня выговаривала ему теперь почти беззлобно:
- В общем так. Никогда больше (слышишь? ни-ког-да!) не появляйся у матери, если не желаешь причинить непоправимое зло ей, которая столько для тебя сделала. И вообще обходи живых десятой дорогой. Разумеется, тебе они ничего не сделают, а вот ты им... Собаки тебя почуяли и вон как разошлись. Но в смысле впечатлительности животные гораздо грубее человека. Да что говорить, ты сам можешь отлично представить все последствия твоей неосторожности. Так что выбирай: либо мы сейчас же спустимся обратно, либо летим туда, где нам можно.
Несмотря на охватившее его внутреннее безразличие вниз очень не хотелось.
- А где можно? - робко спросил Юра. Соня облегченно вздохнула, и юноша запоздало сообразил, что она готова была лишиться прогулки по земле ради немедленного возвращения с ним в Бабий Яр. Он с благодарностью посмотрел на девушку и виновато вымолвил: - Я... больше не буду.
Соня улыбнулась, но сказала вполне серьезно:
- Запомни: мертвецам полагается быть среди мертвых. Так что если не раздумал, летим на кладбище. Это самое подходящее для нас место.
- А это далеко?
Взгляд Сони сделался удивленным.
- Как! Ты жил на Куреневке и не знаешь, где кладбище?
Юра растерянно пожал плечами.
- А где твою бабушку хоронили?
- Она обратно в село уехала, еще когда моя сестра школу заканчивала, - ответил юноша и непонятно почему почувствовал себя виноватым за переезд бабушки Мани и за незнание местонахождения кладбища. Соня ненадолго задумалась, но вдруг схватила его за руку и помчала вперед с такой скоростью, что деревья, фонарные столбы и дома так и замелькали у них под ногами.
Юра не успел даже удивиться, как они миновали безмолвный Птичий рынок, пересекли слияние улиц Фрунзе и Вышгородской и заскользили над маленькими огородиками, оставляя по левую руку убогие частные домишки, а по правую - автомагистраль, железнодорожный мост и насыпь с рельсами.
- Вот никогда бы не подумал, что это здесь, - прошептал юноша, когда проскочив через открытую калитку в обыкновенном дощатом заборе они оказались на посыпанной гравием небольшой площадке перед кладбищенской конторой. - Тут ведь и школа моя недалеко, и на базар сколько раз бегал... Странно все это.
Впереди на пригорке смутно серели ровные ряды могил.
- Так и живут люди, - задумчиво сказала Соня. - Рождаются, ходят по земле непонятно для чего - и боятся заглянуть в конец. Просто боятся, потому что там неизменно мерещится маленький холмик. Думать об этом крайне неприятно, вот они и не думают. Не думают себе, не думают, а там глядишь - начинают строить на костях Бабьего Яра.
Юра потупился и обиженно засопел.
- Ты не сердись, - уже ласково сказала девушка и обняла его за плечи. - Я, что ли, лучше других была в свое время? Просто надо же было о чем-то размышлять сидя на берегу озера, а какие только мысли тогда в голову не лезут!
- Да уж, - несмело согласился юноша. Соня мило улыбнулась. И началась самая странная экскурсия из всех, какие Юра мог вспомнить.
Неутомимая Соня таскала его взад и вперед по кладбищу, непрерывно останавливалась и находила пусть два-три слова, зато о каждом похороненном здесь. Но больше всего запомнилось самое начало их вояжа, когда зависнув над небольшим ухоженным цветником Соня указала на небольшую фотографию симпатичной девушки и печально произнесла:
- Зина Савенко. Отец напился вдребезги, изнасиловал ее и зарубил топором. Она до сих пор очень несчастна. Может, когда от родного человека, это похуже моего и твоего.
Фотография на эмалевом овале размещалась в закругленной верхней части высокого серого памятника, увенчанного небольшим крестиком. Ее как бы поддерживала выгнутая дугой надпись: “Единственная дочь”. Ниже после имени и дат стояло:
“Трагически погибла
на восемнадцатом году жизни
Прости меня, доченька,
родная моя голубка,
![Майкл Муркок - Танцоры на Краю Времени: Хроники Карнелиана [ Чуждое тепло. Пустые земли. Конец всех времен]](/uploads/posts/books/75413/75413.jpg)