Уолтер Уильямс - Зеленая Леопардовая Чума
Терциан и Стефани целый день бродили по городу, время от времени прячась от проливного дождя, обрушивавшегося на город. В один из таких моментов, когда над головой грохотали раскаты грома, они оказались в базилике ди Санта-Кроче.
- "Святой крест", - перевел Терциан. - Ваше предприятие.
- С церковью мы не имеем ничего общего, - сказала Стефани. - У нас нет даже урны для пожертвований.
- Жаль, - сказал Терциан, глядя на промокших туристов, толпящихся в проходах базилики. - Вы бы неплохо зарабатывали.
Удары грома сопровождались вспышками фотокамер, когда туристы, словно впустив молнии внутрь базилики, снимали огромную усыпальницу Галилея.
- Как это мило, забыть о суде инквизиции и похоронить его в церкви, - сказал Терциан.
- Я думаю, они просто хотели постоянно держать его под присмотром.
"Но ведь именно власть капитала построила эту церковь, - думал Терциан, - заплатила за витражи и фрески Джотто, за сооружение усыпальниц и памятников великим флорентийцам: Данте, Микеланджело, Бруни, Альберти, Маркони, Ферми, Россини и, конечно, Макиавелли. Все это сооружение с его сводами и часовнями, саркофагами и хором монахов-францисканцев было построено крупными банкирами, людьми, для которых деньги были реальной, осязаемой вещью и которые заплатили за сотни лет строительных работ по возведению этой базилики сундучками твердых, тяжелых серебряных монет".
- Как вы думаете, а как бы он поступил? - спросил Терциан, кивнув в сторону последнего приюта Макиавелли, похороненного в городе, который когда-то отправил его в изгнание.
Стефани бросила сердитый взгляд на необычно простой саркофаг с латинской надписью.
- "Нет похвалы, достойной тебя", - перевела она и повернулась к Терциану, когда вокруг защелкали фотокамеры. - По-моему, его перехваливают.
- Знаете, он был республиканцем, - сказал Терциан. - В "Принс" вы этого не прочтете. Он хотел, чтобы Флоренция была республикой, чтобы ее армия состояла из местных горожан. Когда к власти пришел деспот, Макиавелли написал трактат, осуждающий деспотизм. Однако ему нужна была работа. - Терциан посмотрел на Стефани. - Он был основателем современной политической теории, которой занимаюсь и я. В основе его идей лежала уверенность в том, что все человеческие существа во все времена живут одними и теми же чувствами и страстями. - Терциан демонстративно посмотрел на сумку, висевшую на плече Стефани. - Значит, всему этому скоро придет конец? Вы собираетесь превратить людей в растения. В таком случае больше не будет никаких чувств и страстей.
- Не в растения, - прошипела Стефани и быстро оглянулась по сторонам. - И давайте не будем обсуждать это здесь. - Она направилась к пышно украшенной могиле Микеланджело, возле которой стояли резные статуи, которые, казалось, не столько скорбели, сколько обдумывали какую-то сложную инженерную проблему.
- Согласно вашему плану, - сказал Терциан, следуя за Стефани, - рынок продуктов будет разрушен. Но проблема-то не в этом. Проблема в том, что произойдет с рынком труда.
Вспыхивали фотокамеры туристов. Стефани старательно отворачивалась от направленных в ее сторону "кодаков". Она вышла из базилики и направилась к портику. Ливень прекратился, но с крыш еще падали тяжелые капли дождя. Спустившись по лестнице, Терциан и Стефани вышли на площадь.
Со всех сторон их окружали старинные палаццо, многие из которых отдали свой первый этаж под магазины и рестораны. Длинный дворец слева был весь завешан тканью и огорожен лесами. Над площадью разносился стук пневматических молотков. Терциан махнул рукой на реставрируемое здание.
- Представьте себе, что продукты раздают почти что даром, - сказал он. - Скажем, вы и ваши дети можете получить пищу, просто постояв на солнце. В таком случае позвольте задать вам вопрос: а за каким чертом станете вы тогда забираться на леса и торчать там, обдувая песком какую-нибудь старую Развалюху? - Сунув руки в карманы, Терциан шагал рядом со Стефани. - На рынке труда, где-то на самом низком его уровне, находится огромное количество людей, для которых труд - это необходимость, вызванная отчаянной нуждой. Миллионы из них нелегально пересекают границу, чтобы потом отсылать домой деньги на содержание детей.
- Вы думаете, я этого не знаю?
- Единственная причина, по которой существует рынок нелегальных иммигрантов, состоит в том, что есть виды работы, которую не станут выполнять состоятельные люди. Рыть канавы. Прокладывать дороги. Чистить канализацию. Реставрировать старые здания. Строить новые. Состоятельные граждане могли бы служить в армии или полиции, потому что это дает какое-то положение, к тому же вам выдают красивую форму, только ведь мы не станем охранять тюрьмы даже за красивую форму. Этим должен заниматься рабочий класс, но если рабочий класс сам превратится в класс состоятельных людей, кто же тогда будет охранять тюрьмы?
Стефани резко повернулась к нему, сердито сжав губы.
- То есть вы считаете, следует бояться того, что люди смогут выбирать, где им работать?
- Нет, - сказал Терциан, - бояться нужно другого: того, что у людей вообще не будет выбора. Такое происходит, когда рынок рушится во время интервенции - речь идет об интервенции государства, - на которую рынок реагирует мгновенно, и можете быть уверены, что рынок труда в этом смысле весьма уязвим. А поскольку само существование государства зависит от землекопов, тюремных охранников, уборщиков и дорожных строителей, если эти люди, от которых в конечном итоге зависит существование гражданского общества, исчезнут, государству придется их просто создавать. Вы думаете, наши друзья из Приднестровья постесняются выгнать людей на работу под дулами автоматов? Богатые хотят жить в тепле и уюте. Либеральные демократы попытаются набирать добровольцев, или устраивать лотереи, или еще что-то в этом роде, однако можете быть уверены: мы хотим, чтобы уборщики работали, чтобы кто-то выносил горшки за нашими престарелыми родителями и чтобы грузовики вовремя доставляли товары в супермаркеты. А я боюсь только одного: когда положение станет отчаянным, мы будем не либеральнее, чем ваши любимые Советы. Мы хотим, чтобы низший класс работал, даже если ради этого нам придется уничтожить половину его, чтобы вторая половина поняла, что нужно работать. А знаете, как это называется? Рабство. И если африканское население этого не осознает, я буду весьма удивлен!
Глаза Стефани сверкали от ярости, это было видно даже сквозь ее черные очки; Терциан видел, как на ее горле пульсирует жилка. Потом она сказала:
- Я спасу людей, вот что я сделаю. А вы - остальной мир, если сможете. - Она собралась было идти, но вдруг резко остановилась. - И кстати, пошел ты знаешь куда… - С этими словами она повернулась и зашагала прочь.
