Ольга Елисеева - Княжна Тараканова от Радзинского
К вопросу о "блестящих" и "исполнительных". Традиционное противопоставление первой и второй половин царствования Екатерины II, т.е. до Пугачевщины и после нее, в данном случае не работает. Из-за "стола" Екатерины, а вернее из ее кабинета действительно ушли Панин и Орловы, но появились Г.А. Потемкин, А.А. Безбородко, П.В. Завадовский ( почему-то выступающий у Радзинского в роли глупого белокурого секретаря ). Именно ко второй половине царствования относится активная государственная деятельность А.Р. Воронцова, политического противника и все равно сотрудника Екатерины, которого никто не упрекнул бы ни в отсутствии блеска, ни в избытке верноподданнической исполнительности. Заметим, что и княгиня Е.Р. Дашкова, которая в первую половину царствования "проблистала" в перевороте 1762 г. и затем на долгие годы была отдалена от всякой государственной деятельности, именно во вторую половину царствования получает свое главное дело жизни - становится во главе двух Академий и создает "Словарь русского языка", которым восхищался А.С. Пушкин. С 1783 г. она неизменный гость за столом императрицы, куда Радзинский посадил одних "исполнительных". Несмотря на то, что А.В. Суворов совершил множество славных подвигов еще в годы первой русско-турецкой войны, только во время второй - он, благодаря покровительству Потемкина, занял подобающее ему высокое место в управлении армией и оказался среди "блестящих людей" Екатерины. Тоже можно сказать и о Ф.Ф. Ушакове. Словом, и в первую и во вторую половину царствования от талантливых людей, способных высказывать свою точку зрения, в кабинете императрицы было тесно. А уход Панина и Орловых - результат крупной политической борьбы, в которой проиграли обе стороны.
Теперь послушаем Екатерину II о принципах взаимоотношений монарха со своим окружением. И по этому поводу она, к досаде Радзинского, высказывалась самостоятельно. На склоне лет императрица писала историку Сенаку де Мельяну: "Я никогда не думала, что обладаю творческим умом и встречала множество людей, которые казались мне гораздо умнее меня. Мною всегда было очень легко руководить, так как, что бы достигнуть этого, следовало только представить мне идеи несравненно лучшие и более основательные, чем мои. Тогда я делалась послушной, как овечка. Причина этого крылась в сильном и постоянном желании, чтобы все совершалось на благо государству... Несмотря на мою податливость, я умела быть упрямой, если хотите, когда мне казалось это необходимым".
В собственноручной инструкции 1773 г., предназначенной для приезжающей в Россию невесты великого князя Павла Петровича принцессы Вильгельмины Гессен-Дармштадтской императрица писала: "Что бы всячески старалась при своем прибытии вообще со всеми и каждым иметь равное обращение; и чтобы она благосклонностью к одним не отняла у других надежды снискать ея расположение; ибо я всегда была того убеждения, что лучше обладать сердцами всех, нежели немногих, и этому обдуманному образцу действий я сама обязана достижением той ступени, на которой вся Европа стала свидетельницею того... Люди, Богом избранные для господства над народами, должны всегда заботиться о том, чтобы их управление не относилось только к одной части их подданных; и, Боже избави, снизойти с высшей степени монарха на низшую приверженца партии, показывая пристрастие или зависимость от того или другого, а тем более - играть печальную роль вождя партии; но напротив следует постоянно стараться приобрести расположение всех подданных, и это последнее одно достойно внимания благоразумного государя".
Когда Александр I взошел на престол и обещал править "по уму и сердцу бабки своей Екатерины", многие из старых сотрудников покойной императрицы докучали молодому государю записками, рассказывая, как и что делала его августейшая бабушка, и в том числе, что думала о государственном управлении. В.С. Попов, когда-то правитель канцелярии светлейшего князя Потемкина, а после его смерти секретарь Екатерины, человек очень образованный, умный и не лишенный внутреннего благородства, решил поведать Александру один из своих разговоров с императрицей. "Дело зашло о неограниченной власти ея не только в Российской империи, но и в чужих землях, - писал старик. - Я говорил ей с изумлением о том слепом повиновении, с которым воля ея везде была исполняема и о том усердии и ревности, с коими старались все ей угождать. "Это не так легко, как ты думаешь, - сказала она. - Во-первых, повеления мои не исполнялись бы с точностью, если бы не были удобны к исполнению... Я разбираю обстоятельства, изведываю мысли просвещенной части народа и по ним заключаю, какое действие указ мой произвесть должен. Когда уже наперед я уверена об общем одобрении, тогда выпускаю я мое повеление и имею удовольствие видеть то, что ты называешь "слепым повиновением" - вот основание власти неограниченной. Но будь уверен, что слепо не повинуются, когда приказание не приноровлено к обычаям и мнению народному, и когда в оном я бы последовала одной своей воле... Во-вторых, ты ошибаешься, когда думаешь, что вокруг меня все делается только мне угодное. Напротив того: это я, которая принуждая себя, стараюсь угождать каждому, сообразно с заслугами, достоинствами, склонностями и привычками, и поверь мне, что гораздо легче делать приятное для всех, нежели, чтобы все тебе угождали".
В книге Радзинского есть любопытный пассаж. Описывая утро императрицы, автор говорит: "Екатерина терпелива и вежлива со слугами. Она не забывает, что еще недавно хотела отменить крепостное право. Но не отменила". Веская причина для вежливости! При чтении этих строк мне вспомнился один из слезливо-музыкальных индийских фильмов, очень популярных у нас в советское время. Там уличную танцовщицу старались перевоспитать как принцессу. Утром она кричала служанке из постели: "А-ну подай мне кофе!", а учитель останавливал ее словами: "Сядь в кровати, улыбнись горничной, пожелай ей доброго утра, скажи: "пожалуйста", поблагодари и не забудь отпустить". Екатерина II была вежлива со слугами не потому, что хотела отменить крепостное право, а потому что была хорошо воспитана. Она родилась настоящей принцессой и, образно говоря, могла почувствовать андерсеновскую горошину, спрятанную хоть под сто тюфяков.
Что же касается крепостного права, то рассуждение типа: хотела, но не отменила - здесь не подойдет. Почему не отменила? Из авторских строк напрашивается самый легкий ответ: расхотела. Галантный век - век женских капризов, хотела бы подольше, глядишь крестьяне в России стали бы свободными раньше на целое столетие. Но нет, все дамская ветреность!.. А вот Екатерина называла свой век "железным", а не "галантным". Может и логика была иная, чем у Радзинского?
