Андрей Балабуха - Майский день
— Хорошо, — сказал Генрих. — Только я сперва поговорю с Сашей сам.
— Обязательно, — согласился Зададаев. — Но уже утром. Сегодня я его сразу загоню отдыхать. Ну, мне пора. — Он поднялся и вышел из столовой.
Когда он вошел в «чистилище», Аракелов лежал на диване, а Грегориани делал ему массаж.
— С возвращением, Александр Никитич, — сказал Зададаев.
— Спасибо, — невнятно отозвался Аракелов. Он лежал на животе, уткнув лицо в руки.
— Долго еще? — спросил Зададаев.
— Зачем долго? — проворчал Грегориани, немилосердно разминая мощную аракеловскую спину. — Совсем не долго. Одна минута еще, две, может быть, — и все. И совсем молодой и красивый будет. Правду я говорю, Саша?
Аракелов не ответил. Минут через пять Грегориани выпрямился и хлопнул Аракелова по спине.
— Вставай, дух, одевайся, а то прохватит — сквознячок здесь…
Аракелов поднялся, несколько раз передернулся всем телом, как вылезший из воды пес.
— Ох, Гиви, — сказал он, — после твоего массажа целый час собираться надо, каждая мышца не на своем месте.
— Как раз на своем, кацо, — откликнулся Грегориани, моя руки. — Как раз на своем! После моего массажа каждая мышца на десять лет моложе делается…
— Знаю, — Аракелов уже натянул брюки и свитер и стоял перед Зададаевым в положении «вольно». — Спасибо, Гиви. Я пошел.
— Да, — сказал Зададаев, — мы пошли. До свидания, Гиви.
Они молча поднялись на палубу «А» и пошли по длинному коридору, однообразным чередованием дверей по обеим сторонам напоминавшему гостиничный. Перед аракеловской каютой они остановились. Аракелов открыл дверь, и они вошли внутрь.
— Ну, теперь докладывай.
Зададаев сел на диван и закурил. Аракелов устроился в кресле. Он сжато доложил свои соображения.
— Ясно, — сказал Зададаев. — Значит, сероводород… Надо будет связаться с Гайотидой, предупредить их… Интересно… Если память мне не изменяет, впервые дрейфующие облака сероводорода были обнаружены лет семьдесят назад. Но до сих пор они никому не мешали. А ведь все субмарины Океанского патруля ходят на турбинах Вальтера. Значит, придется теперь что-то менять… Создавать службу слежения за этими самыми сероводородными облаками…
— И вот еще, — продолжил Аракелов. — Я прикинул скорость реакции. На пальцах, конечно, потому как, во-первых, не химик, а во-вторых, калькулятора внизу нет. Но получается, что скорость реакции великовата. Значит, катализатор есть. Что-то там, скорее всего, в конструкции патрульника… Поискать надо.
— Поищем, — кивнул Зададаев. — Естественно.
Они помолчали.
— Константин Витальевич… — начал было Аракелов и замялся.
Зададаев посмотрел на него и улыбнулся.
— Эх, вы… А еще без пяти минут военный моряк… Все правильно. Не волнуйтесь.
«Только вот как тебе не волноваться, — подумал Зададаев. — Я бы на твоем месте еще не так волновался. А ты ничего, молодцом держишься. Во всяком случае, внешне. Молодцом!»
— Константин Витальевич, кто в «Марте» был? Внизу не разглядеть — освещение не то…
— А то я не знаю.
— Простите. Да и времени мало было: когда я подплыл, «Марта» уже четыре чеки из девяти вынула, потом еще одну, а к остальным ей манипуляторами не подобраться было. Те я сам вытащил. А вообще-то манипуляторы у «Марты» надо бы на одно колено удлинить…
Ух ты! Он еще об этом думать может! Значит, не только внешне, значит, в самом деле молодец. Военная косточка! Зададаев знал, что Аракелов поступал в свое время в военно-морское училище. Правда, как рассказывал со вздохом сожаления сам Аракелов, ему «так и не пришлось с лейтенантскими звездочками перед девушками покрасоваться» — подошло разоружение, и из училища их выпустили не военными, а гражданскими моряками. Вот тогда-то Аракелов и подался на только что открывшиеся курсы батиандров.
— Так кто? — повторил Аракелов.
— Не знаю, Александр Никитич. Да и не важно это.
— Важно.
— Допустим. Но не сейчас. Сейчас вам отдохнуть надо — это прежде всего.
— Я должен знать, Константин Витальевич. Мало того, что этот идиот самовольно вниз полез, он же…
— Понимаю. Все понимаю… — Зададаев глубоко затянулся и выпустил дым целой серией аккуратных колец. Разговор надо было поворачивать. Совсем не нужно Аракелову знать… — Вот только одного я не понимаю: как «Марта» выдержала? Ведь у нее же предел семьсот, а там девятьсот с лишним!
— Девятьсот восемьдесят.
— Тем более.
— Запас прочности, — сказал Аракелов. — Спасибо корабелам.
— Запас прочности, — протянул Зададаев. — Запас прочности, — повторил он. — Это хорошо, когда есть запас прочности. Ну вот что: давайте-ка раздевайтесь и ложитесь. Быстро — это приказ.
Пока Аракелов раздевался и укладывался в постель, Зададаев достал из кармана ампулу, посмотрел на свет. Жидкость была совершенно прозрачной и бесцветной. Потом он подошел к Аракелову и прижал ампулу к его руке.
— Что это? — спросил Аракелов. — Зачем?
— Ничего особенного, — охотно пояснил Зададаев. — Просто снотворное. Легкое и безобидное. Вам прежде всего отдохнуть надо. Выспаться. Ибо сказано: утро вечера мудренее. Вот вы и будете сейчас спать. Как младенец. Вот так… — Он быстрым движением отделил пустую ампулу от кожи и бросил в пепельницу. — Спокойной ночи.
Аракелов закинул руки за голову — тропический загар на фоне белой наволочки казался особенно темным. Они помолчали.
— Спасибо, — сказал вдруг Аракелов. — Спасибо, Константин Витальевич, и…
— Спите, спите, — ворчливо перебил его Зададаев. Он забрался в узкую щель между диваном и столом и курил, пуская дым в открытый иллюминатор. Потом аккуратно пригасил сигарету и еще с минуту просто смотрел на море, вспыхивавшее в лучах закатного солнца. А когда он обернулся к Аракелову, тот уже спал.
Тогда Зададаев тихонько вышел из каюты и осторожно, стараясь не щелкнуть язычком замка, закрыл за собой дверь.
«Да, Ставраки не один, — думал он, медленно идя по коридору. — Много их, всяких ставраки. И любой рад будет обвинить Сашу в трусости. И не потому совсем, что каждый из Них плох сам по себе. Отнюдь нет! Но ведь это так очевидно: один думал и собирался, а второй — взял и сделал. Смелость города берет! Безумству храбрых поем мы песню! И этот второй — герой. Даже если он сделал только полдела, а вторую половину сделать не смог. Все равно — ура ему! А первый, естественно, трус… И главное, этот герой… Будь кто угодно другой — тогда многое стало бы проще. Эх, Саша, Саша…»
Около трапа, ведущего на главную палубу, Зададаев остановился. Подумал, потом стал подниматься. «Схожу к Ягуарычу, — решил он, — узнаю, чем кончилось дело. Да и насчет завтрашнего посоветоваться стоит — голова хорошо, а две лучше».
