Олег Серегин - Хирургическое вмешательство
Молодой шаман стоял, не двигаясь, пока в кармане куртки не загудел мобильник.
— Все п-понял? — устало и обыденно осведомился Дед. — Вперед.
Ксе окинул последним взглядом прихожую Санда. Оцепенение испуга пришло и ушло.
Он шагнул наружу и закрыл за собой дверь.
«Дед был прав», — подумал шаман спокойно, когда на него бросились в темноте подъезда и вполне профессионально вывернули руку за спину, заставив скрючиться в три погибели.
Дед Арья крайне редко оказывался неправ. Целых четыре машины — это слишком заметно, возможно, они должны были лишь отвлечь внимание от настоящих охотников. Но Деда непросто провести. Кроме того, Ксе точно знал: человек, держащий его в захвате — неофит или простой омоновец.
Это радовало.
С полным адептом бога войны могла бы не справиться и Матьземля.
…Матьземля. Она по-прежнему была здесь, рядом с ним, в нем, готовая откликнуться; шаман касался ее сознания, причащаясь высшему равнодушию. Слегка болели суставы заломленной руки, но это не беспокоило Ксе. Он был сильным шаманом.
Он верил в себя.
— Дернешься — убью, — предупредили его, леденя затылок чем-то тупым и круглым.
— Понял, — ответил Ксе. Он и не собирался дергаться.
— Ты из этой компании.
— Да, — спокойно сознался Ксе, ничего не уточняя. Он пожал бы плечами, если бы мог.
— Мы — группа захвата, — коротко сказал человек. — Нам нужен пацан. Он наш.
«Это жрец», — подумал Ксе. Рука начала затекать.
— Он опасен, — сказал жрец-боевик. — Хуже Басаева. Кто вы такие? Как вы с ним связались? Зачем он вам?
Шаман вздохнул — чужим вздохом. Дед Арья, которым его ученик по-прежнему на какую-то крохотную долю был, сожалел об этом суровом и деловитом, еще очень молодом человеке. Тот вел себя не как дорвавшийся до силовой работы контактер, а как солдат. Возможно, что он служил: в «горячих точках» способность к контакту с тонким миром у многих обостряется, и те, кого не заметили в детстве, с готовностью идут в жрецы… У жрецов не бывает пути назад.
— Меня зовут Ксе…
Впрочем, с шаманами та же история.
…Кажется, будто в груди у тебя спит птица. Крылья полурасправлены позади твоих ребер, голова находится над желудком; птица спит очень крепко, зарывшись клювом в пух на груди, и даже лапы ее расслаблены.
Но она просыпается.
Когти раздирают твои кишки, распрямляются крылья, проламывая ребра мощным ударом, клюв беспощадно бьет по центру груди, и голова птицы оказывается на воле. Это хищная птица. Ее зовут «готовность убить».
— …я шаман.
Ксе только что воспринимал эхо чувств Арьи, но самостоятельное переживание все же показалось слишком острым. Он стоял в наклоне, пронзенный ужасной птицей; голова закружилась, шаман пошатнулся, и жрец перехватил его крепче. Он не чувствовал опасности — Ксе был как тряпка.
«Мати, — подумал он, в мысли своей подражая царственному тону Деда Арьи. — Возьми».
Ей это было легко. Она всегда наслаждалась, делая это, наслаждалась не меньше, чем даруя новую мимолетную жизнь. Ей все равно предстояло взять эту плоть, пусть чуть позже, но так ничтожна была отсрочка пред миллионами ее веков…
За спиной Ксе забулькали и захрипели.
Бывший солдат продержался долго — дольше собственной жизни; Ксе пришлось разжимать его пальцы. Прикасаться к мертвецу было тошно. Когда второй, страховавший напарника выше по лестнице, покатился вниз, шаман чуть не заорал от страха. Только очередной нырок в стихию привел его в чувство: мертвые люди для Матьземли были лишь крохотной частью ее гигантского вечноживого тела.
Шаман вспомнил о Жене и прихватил с собой пистолет жреца.
Лья держал руль. Он просил богиню, и та расчищала путь; быстро все равно не получалось, но шаманская машина хотя бы ехала, а не стояла. Вокруг яснел бледный рассвет. Погода в ближайшие часы не обещала дождя, и уже оттого могла считаться хорошей. Сероватая облачная поволока кое-где расступалась, но небо в прорехах было таким же бледным и сероватым.
— Ничего хорошего, — едва слышно говорил Арья, вытирая лицо платком. — К-ксе правильно сказал: с полным адептом не справилась бы даже богиня. На то он и адепт. На одного Женьку этих бы хватило, а за нас п-примутся всерьез.
— Дед, — не отрывая глаз от дороги, скептически сказал Лья. — Я тебя очень уважаю. Я даже, наверное, ввяжусь в эту историю исключительно из чувства долга, как ученик. Но объясни мне, ради Матери, зачем нам все это?!
— Ради Матери, — лаконично объяснил Арья.
— А договориться нельзя было? Бла-бла-бла и все такое, но пятерых человек…
— Двух богов, Лья.
— Ч-чего?
Ксе немного позлорадствовал: самый компетентный шаман на свете выглядел выбитым из колеи.
— В конфликте две стороны, — сказал Дед. — Боги войны русского пантеона и их жрецы. И они никогда не находились в полюбовном согласии. В сорок пятом еще не было никакого жречества, а Афган… в общем, чего тут рассказывать.
— Все рассказывать, — хладнокровно потребовал Лья. — Я втемную играть не стану.
«Вот поэтому он и компетентный», — подумал Ксе и позавидовал.
Дед Арья возвел очи горе.
— Не играй, — предложил он. — Целей будешь. Довези нас только, как я и просил, а потом — свободен.
Ксе позлорадствовал вторично: Лья поперхнулся.
— Э, Дед…
— История эта нехорошая, — рассудительно проговорил Арья. — А упомянутый бог, между прочим, сидит у тебя за спиной.
Лья обернулся и пристально посмотрел на Женя. Жень вперился в него с видом снайпера, пристреливающегося по месту. Лья поежился.
— Смотри на дорогу, — велел Арья.
«Нехорошая», — повторил про себя Ксе и с трудом удержался от косой ухмылки: попахивало черным юмором. Когда нынешней ночью он, наконец, набрался смелости и стал выяснять, что именно сказал Деду Жень, то долго не мог осознать услышанное. Не укладывалось в голове. Ксе, мужчина, контактер и просто взрослый человек, отнюдь не был идеалистом, его мало что могло шокировать, а теперь и руки у него были в крови, пусть он всего лишь попросил об убийстве богиню… но до такого додуматься мог только сумасшедший.
Маньяк.
И идиот. Потому что пользы чудовищное преступление не приносило никакой.
Женю, пятнадцатилетнюю Мать Отваги, не просто убили.
Ее принесли в жертву ее отцу.
Он услышал это — тогда, на кухне — и подавился. Дед сосредоточенно пил чай, шевеля бровями в такт каким-то своим мыслям. В заоконной тьме, отгороженной стеклопакетом, завыла автосигнализация; звук был почти неуловим, но резанул Ксе по ушам.
