Айзек Азимов - Ветры перемен (Сборник рассказов)
Когда Джон пришел, я объявил, как только он открыл дверь и в проеме возникло его
лицо:
- Джон, у меня есть музыка «Теспис». Я ее тебе пропел. Ты утверждаешь, что я лгу?
- Нет, естественно, нет, Герб, - ласково проговорил он. - Я тоже знаю эту музыку. Я замер, с трудом сглотнул, а потом спросил:
- Как ты мог...
- Послушай, Герб, я все понимаю. Я прекрасно понимаю, что тебе хотелось бы, чтобы это музыкальное произведение исчезло с лица земли. Но оно существует. Тебе придется с этим смириться. Посмотри вот сюда.
Он протянул мне книжку в голубой обложке. Заголовок гласил: «Теспис», слова Уильяма Гилберта, музыка Артура Салливана.
Я открыл книжку и пролистал ее, испытав настоящее потрясение.
- Где ты ее взял?
- В магазине нот рядом с Центром Линкольна. Ее можно купить всюду, где только продаются партитуры Гилберта и Салливана.
Я немного помолчал, потом язвительно произнес:
- Будь так любезен, сделай для меня один телефонный звонок.
- Кому?
- Президенту «Общества Гилберта и Салливана».
- Конечно. Только скажи мне телефон и как зовут президента.
- Попроси его навестить меня. При первой возможности. Это очень важно. И снова я забыл сказать ему про почту. Нет, сначала «Теспис»!
Саул Рив посетил меня сразу после ленча, его доброе лицо и брюшко показались мне тем элементом надежности, которого мне так не хватало. Я с облегчением вздохнул. Он олицетворял собой Общество, и я был немного удивлен, когда не увидел на нем футболки с надписью «Гилберт и Салливан».
- Я ужасно рад, что тебе удалось выкарабкаться, Герб, - сказал он. - Все члены нашего Общества о тебе беспокоились.
(Выкарабкался? Откуда? Беспокоились по какому поводу? Откуда они узнали про эксперимент с темпоральным переносом? Если им про него известно, почему тогда Джон лжет и утверждает, что никакого эксперимента не было?)
- Что с «Теспис»? - резко спросил я.
- А что может быть с «Теспис»?
- Эта музыка существует?
Бедняга Саул никудышный актер. Ему известно все про Гилберта и Салливана, но если он знает что-нибудь еще, то в таком случае ему удалось обмануть всех окружающих. Изумление на его лице было самым настоящим, самым искренним.
- Конечно, существует, - ответил он мне, - однако партитура чуть не пропала, если ты это имеешь в виду.
- В каком смысле - чуть не пропала?
- Ты же знаешь эту историю.
- Все равно расскажи мне ее. Расскажи!
- Ну, Салливан был по-настоящему возмущен тем, как публика принимала его пьесу, и не собирался публиковать партитуру. А потом была совершена попытка ограбления: какой-то биржевой маклер попытался ее украсть; в тот момент, когда его поймали, он держал ее в руках. И тогда Салливан сказал, что раз она достаточно хороша для того, чтобы ее украсть, значит, ее можно спокойно напечатать. Если бы не тот биржевой маклер, мы бы никогда не услышали эту оперетту. Впрочем, она не особенно популярна. Ее очень редко исполняют. Тебе же это известно.
Я не слышал того, что он говорил потом. «Если бы не биржевой маклер!» Я все-таки изменил историю.
Можно ли считать это объяснением? Неужели такое незначительное событие, как публикация партитуры «Теспис», создало иное будущее и я в нем оказался?
Почему так произошло? Разве музыка имеет такое большое значение? А может, она вдохновила кого-то совершить или сказать нечто такое, что в противном случае не было бы сказано или совершено? Или карьера биржевого маклера изменилась в результате его попытки украсть партитуру - и это привело к таким переменам?
Следует ли отсюда, что Джон Сильва не разработал технологию темпорального переноса и я навсегда останусь в этом новом для себя мире?
Я был один. Оказалось, я даже не заметил, как Саул ушел, Я покачал головой. Неужели такое возможно? Неужели положительные результаты в экспериментах с темпоральным переносом стали отрицательными? Джон Сильва не изменился. Саул Рив не изменился. А ведь серьезные перемены должны сопровождаться мелкими.
Я позвонил, вызывая медсестру.
- Вы не могли бы принести мне экземпляр «Таймс»? Сегодняшний, вчерашний, недельной давности. Мне все равно.
Вдруг она придумает причину, по которой оставит меня без газеты? Может быть, вокруг плетется заговор, целью которого является ввести меня в заблуждение, по причинам мне совершенно непонятным?
Она принесла газету без промедления.
Я посмотрел на число. Газета вышла через четыре дня после эксперимента с темпоральным переносом.
Заголовки показались мне самыми обычными: президент Картер. Кризис на Среднем Востоке. Запуск спутников.
Я перелистывал страницу за страницей, пытаясь отыскать несоответствия, которые смог бы распознать. Сенатор Абзуг предложила законопроект, по которому федеральному правительству надлежит оказать помощь Нью-Йорку, где возникли финансовые трудности.
Сенатор Абзуг? Разве она не проиграла выборы в 1976 году, когда победил Патрик Мойнихэн?
Я изменил историю. Я спас «Теспис», а сделав это, каким-то образом уничтожил все достижения Джона в области темпорального переноса и помог Белле Абзуг выиграть предварительные выборы от демократической партии.
Что еще? Миллионы мелких перемен, происшедших с миллионами людей, о которых мне и не суждено узнать? Если бы у меня был «Таймс» за этот же день из моего мира и я смог бы сравнить его с этим номером, то наверняка нашел бы самые разные несоответствия.
А если это так, то что стало с моей собственной жизнью?
Я чувствовал себя совершенно таким же, как и прежде. Я помнил свою жизнь такой, какой она была в другом мире, в ином временном измерении. Моя собственная жизнь. В этой у меня могли быть дети. Мой отец, возможно, еще жив. А вдруг я безработный?
И тогда я вспомнил про свою почту и понял, что она мне просто необходима. Я позвонил, чтобы пришла медсестра, и попросил ее снова связаться с Джоном Сильвой. Он должен был принести мне мою почту. У него был ключ к моей квартире. (Так ли это здесь, в этом временном континууме?) В особенности мне нужны были письма от Мэри.
Джон не пришел, а через некоторое время после обеда меня навестил доктор. Он не стал меня осматривать, а с задумчивым видом уселся на стул.
- Мистер Сильва, - заговорил наконец доктор, - рассказал мне, что вам кажется, будто пьеса «Теспис» была утеряна.
Я снова насторожился. Им не удастся запрятать меня в сумасшедший дом.
- Вы поклонник творчества Гилберта и Салливана, доктор?
- Нет, не поклонник, однако я видел несколько оперетт, включая и «Теспис», около года назад. А вы знакомы с этой опереттой?
- Да. - Я кивнул и принялся тихонько напевать соло Меркурия; пожалуй, не стоит говорить ему, что я присутствовал на спектакле «Теспис» в Лондоне в 1871 году.
