Евгений Велтистов - Глоток Солнца (Художник В. Юдин)
— Он что, великий ученый? — спросил Рыж, успокоившись.
— И в самом деле — дядя? — добавил Леха.
— Великий или нет — не знаю. Он изобретает биомашину. Но точно, что Гарга мой дядя и живет посреди Байкала на острове Ольхон. Там его лаборатория.
Конечно, мальчишки потребовали рассказать про биомашину. Я вспомнил споры в нашем доме. Мама говорила, что искусственный организм, как бы он ни был гениально построен, никому не нужен — он не заменит человека. Но отец защищал старшего брата: тридцатилетняя упорная работа над одной проблемой стоит уважения, доказывал он, и, в конце концов, биомашина разрешает самую гуманную проблему — продление жизни человека. Что касается меня, то я считал дядю неудачником и жалел его: все же очень долго он возился со своей машиной.
— Но он, наверно, изобрел? — Рыж сделал свой вывод. — Ведь он пропал, он был ненастоящий…
— Не знаю, — сказал я. — В этом надо разобраться.
— А что мы скоро услышим? — мучился в догадках Рыж. — Пока что я видел фокус-мокус.
Встречу с Гаргой я не раз вспоминал позже, но не она была главной в тот день бесцельного бродяжничества, называемого прощанием.
А прощание всегда неожиданно.
Выходя из космопорта, я столкнулся нос к носу с Бриговым. Из-за его широкой спины выглядывали мрачный Игорь Маркисян и большой любитель проблем Кадыркин — тот самый, про которого говорят: «Сначала появляются красные уши, потом уже Кадыркин». Аксель на этот раз появился раньше всезнающих ушей.
— Ну вот, — сказал он невозмутимо. — Все в сборе. Пошли.
— Куда?
— Потом узнаешь.
Так Рыж и Леха стали настоящими провожающими. Эскалатор поднял нас на платформу. Я пожал ребятам руку. Люк захлопнулся.
— Передай Каричке: я буду звонить, — успел сказать я Рыжу.
А он крикнул:
— Не беспокойся, Март! Я буду вместо тебя. Я соберу тебе гравилет!
Часть вторая
ПОГОНЯ
Посетив обсерваторию Маунт-Вилсон, Эйнштейн и Эльза заинтересовались гигантским телескопом. «Для чего нужен такой великан?» — спросила Эльза. «Цель состоит в установлении структуры Вселенной», — ответил директор обсерватории. «Действительно? Мой муж обычно делает это на обороте старого конверта».
7
Это был обманчивый город. Тампель — так написано на ракетодроме.
Я никогда не слышал про Тампель. Но стоит пять минут проехать по его улицам, как начинаешь догадываться, что это не простой город, а город-иллюзионист. Представьте: вы выезжаете на широкий проспект, и вам кажется, что он бесконечен, как луч света. Строй иглообразных, выстреленных в зенит небоскребов. Меж этих сверкающих гигантов — цветущие поля, массивы лесов и парков, голубые моря водохранилищ. Вы радуетесь за архитекторов, удачно совместивших все горизонтали и вертикали. Но через несколько секунд с удивлением замечаете, что не только дорога, а все пространство стремительно летит вам навстречу, и вот уже поле сжалось в лужайку, таинственный лес стал аллеей, а море промелькнуло озером.
Игорь Маркисян подозрительно посматривал на встретившего нас ученого. Паша Кадыркин, перехватив его взгляд, рассмеялся.
— Непонятно? Обман зрения.
— Я не привык к обману, — мрачно изрек Игорь.
— А мне нравится. — Кадыркин повернулся к Акселю. — Оригинально. Аксель Михайлович, верно?
Мобиль плавно затормозил.
Обычное типовое здание Вычислительного Центра. В дверях стоит сухопарый седоватый человек в белой рубашке с закатанными рукавами. Крепко пожал всем руку. Представился: Сухов, директор Центра. Провел нас в комнаты на первом этаже, предназначавшиеся для гостей. Комнат было две — огромные, ответами и книгами, и мы их быстро распределили: одну себе, другую профессору.
После чего Аксель объявил:
— Все свободны.
— А как же… — вспыхнул Кадыркин.
Но Аксель успокоил его величественным жестом:
— Работать начнем в шесть утра. Пока отдыхайте. Познакомьтесь с городом. — И ушел вместе с директором.
Кадыркин был обижен, уши его пылали. Я понимал Пашу: за тысячу километров летели, волновались, думали: вот сейчас предстанут перед нами развалины прекрасного города, мы бросимся в бой… И на тебе — отдыхайте. Это я шучу насчет развалин. Но когда мы вышли из ракеты, то чувствовали себя все-таки тревожно. Совсем недавно над городом стояло облако, и что оно там натворило — мы точно не знали. А из мобиля ничего не увидели, если не считать обманных картинок. И встречавший попался какой-то сонный. «Чего было? Да ничего особенного. Я как раз дремал в машине».
— Ну что, Паша, будем сражаться с облаком? — спросил я печального Кадыркина.
— Я лучше почитаю.
— Тогда давай со мной?
— Да нет, я лучше почитаю. Вы идите, ребята.
Наверно, вышли мы из других дверей — прямо к спокойному озеру, отражавшему стеклянную прозрачность здания и темные силуэты его машин. За озером, над угольно-черными безлистыми деревьями пламенела в закатных лучах стеклянная игла. Я вспомнил: такие устремленные ввысь памятники ставили первым космонавтам.
— Красиво, — заметил я.
— Далеко, — сказал Игорь. — Неохота идти.
— Ты забыл: это как перевернутый бинокль.
Мы пошли по дорожке, и вся картина стала меняться на наших глазах: длинное озеро округлилось, деревья переместились неправдоподобным скачком, и сверкающий клинок небоскреба застыл над нашими головами.
Однажды со мной такое было. Волшебная история детства так отчетливо врезалась в память, словно это случилось вчера. Я удобно лежал на подоконнике и рисовал свой двор. Солнечный снег. Сосна с приставной лестницей. Полосатый кот лениво поднимает лапы, потягивается и обходит темные проталины. Дядька сколачивает скворечник. Капли стучат о карниз. Только я нарисовал кота, сосну, дядьку с красным лицом, и принялся за небо, и поднял голову, как увидел, что все стало наоборот: над крышей несутся рваные тучи, мимо окна косо летят хлопья снега, а чистюля-кот исчез. И тогда я начал перекрашивать рисунок в серый цвет. Да совсем напрасно. Опять посмотрел и увидел, что во двор снова вошла весна. Я нарисовал все сначала, как было, и еще оставил место для тех, кто мог прийти вместе с весной. Было мне шесть лет, и рисунок назывался «Март».
— А дальше что было? — спросил Игорь.
— А дальше я выскочил во двор, а там девчонка с красным шаром. Ветер как дунет, шар покатился, а мы за ним. Тут как раз машина. Шар — трах! Я успел схватить девчонку. А шофер ничего не заметил.
— И тут начался роман, — съязвил Игорь.
