Алексей Барон - Эскадра его высочества
Часы наконец пробили девять.
Обенаус почувствовал усталость. Нет, он был более высокого мнения об искусстве одного из лучших дипломатов Пресветлой. Оставалось окончательно сорвать с него маску. Гийо выболтал вполне достаточно. Для одной беседы – даже более чем достаточно.
– Нет, такое предложение я принять не могу.
– Почему? – искренне удивился проконшесс.
– Дорогой Пакситакис, – с почти искренним сочувствием сказал Обенаус (выкладывался же человек изо всех сил!), – право, мне жаль, что вы понапрасну потратили на меня столько времени. Вы очень старались…
Гийо нетерпеливо его прервал.
– Но почему, почему вы отказываетесь?
– Да по многим причинам. Например, потому, что взятки брать нехорошо. В любой форме.
– Взятки? Какие взятки? Люминесценций не дает взяток! Он награждает.
– Ну, вот в этом наши мнения и расходятся, – мирно сказал Обенаус, поднимаясь из кресла. – Благодарю за очень полезную беседу. Был рад вас видеть, ваше просветление.
Проконшесс вспыхнул. Легкий румянец на его щеках превратился в крупные красные пятна.
– Жаль, – сказал он, дергая за шнурок. – Невероятно жаль. Видит Пресветлый, я действительно старался.
– Да, безусловно.
– Старался не доводить дела до крайности! Но во имя Пресветлого я обязан довести дело до конца.
– Крайности? Какие крайности? О чем вы, святой отец? – с недоумением спросил Обенаус.
– О том, что вы не уйдете, пока не ответите на некоторые вопросы. Я был с вами откровенен, дорогой Альфред, очень откровенен. Теперь – ваша очередь!
Гийо позвонил, и в дверях появилась очень хорошая охрана проконшесса.
– Ну вот, – огорченно сказал Обенаус. – И охота вам портить вечер, Пакситакис? Так хорошо посидели…
Гийо молча махнул рукой и бубудуски вошли в кабинет.
Обенаус спокойно извлек шпагу. В другую руку он взял каминные щипцы.
Гийо наблюдал за ним с ироническим любопытством.
– Не смешите, – фыркнул он.
Тем не менее благоразумно спрятался за спины своих монахов с военной выправкой. Уже оттуда добавил:
– Учтите, Великий Муром гуляет. До завтра никто вас разыскивать не будет. Когда же нас спросят, мы ответим, что никакого барона Обенауса в глаза не видели. И совершенно неважно, поверит ли этому посадник. Обыск посольства Пресветлой Покаяны немыслим. Дорогой Альфред, вы проявили большую опрометчивость, явившись сюда. Сюда нужно либо не приходить, либо быть более сговорчивым. Добрый совет: не стоит переоценивать своих возможностей. Поверьте, есть боль, которую человеческий организм вынести не может.
– Боль? О! А ведь орден Сострадариев осуждает пытки. Разве не так?
– Речь идет не о пытках, а всего лишь о наказании, сын мой.
– Разве имеет право посол Покаяны наказывать посла Поммерна?
Гийо презрительно рассмеялся.
– Право? Жалкие уловки! Пытаетесь выиграть время, заговаривая мне зубы?
– Я пытаюсь уберечь вас от греха, святой отец, – серьезно сказал Обенаус. – Быть может, даже спасаю вашу душу. Дорогой Пакситакис, душа-то у вас только одна, в отличие от лиц.
– Вас беспокоит моя душа? Я тронут.
– Представьте себе, беспокоит. Кто знает, вдруг ваш Корзин в чем-то прав? Ну, например в том, что тот свет в какой-то форме существует. А вместе с ним и какая-то форма ответственности за все, что мы творим на этом свете.
Гийо вяло хлопнул ладонями.
– Это был хороший ход, дорогой Альфред. Но бесполезный. Да, один посол не вправе наказывать другого. Но проконшесс истинного учения полномочен воспитывать заблудших любого ранга. Для Ордена – вы всего лишь один из померанских окайников. Только и всего.
– А, воспитание. Вот интересно, верите ли вы-то в Светлое учение.
– Не имеет значения.
– Пожалуй, вы ответили на мой вопрос.
– А вы не оставили мне выбора. Согласно учению святого Корзина Бубудуска….
Тут проконшесс был вынужден отвлечься.
– Эй, что там за шум?
* * *Через зарешеченное окно послышались крики, визг, хохот, крутая муромская ругань. Из коридора протолкался обрат Сибодема и что-то возбужденно зашептал на ухо обрату проконшессу.
Гийо не сдержался.
– Стрелять? Стрелять надо было раньше, болван! Еще когда они полезли через ограду!
– Так ряженые ведь, ваше просветление… Иван Купала, уважение обычаев и все такое прочее. Вы же сами приказывали… Да и много их, чуть ли не сотня.
– О, силы небесные! Олухи, кретины!
– Ето кто? – басом осведомились из коридора. – Эй, поп! Пошто сухой бродишь, пошто Заповедный не чтишь?
– Ваши законы не распространяются на подданных его величества Тубана Девятого, милейший.
– Еще чего! В Муроме? В Муроме распространяются. Всех макали и тебя макнем.
– Что-о?!
– То-о.
– Немедленно убирайтесь! Да вы знаете с кем вы… Я – Пакситакис Гийо! Я проконшесс! Я – посланник самого базилевса!
– Ну, так и соблюдай обычаи, посланник. Магрибского посла макали? Макали. Прецедент! И лорда альбанского облили. Эвон, сам посадник муромский окропился, а ты чего – выше Тихона хочешь стать? Не, не выйдет! Да и нескромно. Тут у нас Муром, а не сумасшедшая Покаяна. Того ради и Бубусида нам не указ. Да чего там рассуждать, хватай его, ребята!
В кабинет плеснули из ведра. Для пробы.
Монахи разом повытаскивали из-под широких одежд оружие, но вдруг скисли, засомневались. Обенаус не видел, что творилось за дверью, но там что-то такое показали обратьям-телохранителям. Эдакое, серьезное, убедительное. Те разом и присмирели.
– Дикость, варварство! – бушевал Гийо. – Барон, вы когда-нибудь видели, чтоб так обходились с дипломатом?!
Обенаус простодушно улыбнулся.
– Да ни разу в жизни, дорогой Пакситакис. Вы чуть-чуть не успели показать.
Когда хорошая охрана расступилась, он еще имел удовольствие видеть, как покаянского дипломата за руки и за ноги тащили по лестнице.
– А-а! – вопил Гийо. – Знаю я, чьи это проделки! Вас подставили, идиоты муромские!
– Каки-таки проделки? – прогудел предводитель ряженых. – Закон Заповедный справляем. Ты давай того, поаккуратнее, т-твое просветление! Ишь какой неслушный…
А потом добавил, умница:
– Еттого, со шпажонкой, – тоже в бочку.
– Так мокрили уже, – сказал кто-то.
– Разве? Когда?
– Да поутру. Господин барон… это. Кавальяк выставляли.
Предводитель ряженых почесал затылок.
– Кавальяк? Ну и чего? Пущай с попом побарахтается. Тудысть!
– Хлипкий он какой-то.
– Ничего. Не застудится, – ухмыльнулся Егудиил. – В бочке, почитай, вода уже святая!
Ряженые обидно захохотали. А Гийо, бултыхаясь в бочке под водосливом, лишь скрипел зубами. До него начало доходить, как тонко Обенаус все рассчитал и как изящно себя освободил: ни одного из участников опознать невозможно. Сколько сейчас ряженых в Муроме… И еще учел Обенаус, что ссориться с посадником Покаяне вообще ни к чему. Поскольку на носу война с Поммерном. Умен, пес. Ловок, шельма. Но ничего, ничего, ничего. Теперь против этого барончика ополчится весь орден Сострадариев и вся пресвятая Бубусида. А уж проконшессто Гийо постарается…
