Эдмунд Купер - «Если», 1996 № 03
Элике завизжала.
— Прыгай! — в ужасе закричал Кирон. — Отпускай шнур! Отпускай!
Она либо не слышала его, либо не понимала. Изо всех сил держась за шнур двумя руками, Элике отчаянно молотила воздух ногами, словно это могло опустить ее на землю.
Эйлвин, как завороженный, следил за происходящим. Потом рухнул на колени и принялся молиться.
На счастье, подъем шел медленно. Шар не успел подняться больше чем на три или четыре метра, когда Элике либо сообразила, что пора прыгать, либо уже не могла удерживать шнур. Кирон бежал за ней, выкрикивая слова поддержки. Временами он подпрыгивал, пытаясь ухватить ее за ноги. Она и полетела прямо на него, свалив Кирона с ног и повредив себе лодыжку. Усевшись на сырой земле, девушка захныкала, потирая ушибленное место и выжидательно поглядывая на Кирона.
Он гладил ее волосы и шептал утешительные слова, не сводя при этом глаз со стремительно набиравшего высоту шара. Шнур тянулся за ним, как длинный провисший хвост. От ветра угли в медном кувшине разгорелись на славу, что еще больше ускоряло подъем. Поднявшись метров на двести, шар поплыл в направлении Аранделя.
Кирон следил за ним завороженным взглядом. Гордость переполняла его. Поистине, он создал изумительную вещь. Даже если шар будет в два раза меньше, к нему можно присоединить корзину, сесть в нее и поплыть по небу, как бог… или хотя бы как один из Первых Людей.
— Кирон, у меня болит нога.
— Да, любовь моя. Сейчас я ею займусь. — Он по-прежнему смотрел вверх.
— Я промокла, одежда моя в грязи.
— Да, Элике. Ты согреешься, высохнешь, и я отвезу тебя в замок. — Он не сводил глаз с шара.
— Я тебя ненавижу! — взорвалась она.
— Да, любовь моя. Это объяснимо. Я — ненавистный человек. — Он по-прежнему следил за шаром.
— Я люблю тебя! Лудд милосердный… Слышишь ты, дурак, я люблю тебя! Она стиснула Кирона в объятиях и поцеловала его.
— Элике, дорогая, я на самом деле дурак, но сегодня я кое-чего достиг.
Шар, доплыв до Аранделя, начал своевольничать. Он вдруг изменил направление и завис над замком. А потом, словно убедившись, что место назначения достигнуто, демонстративно разорвался и рухнул кучей горящих обломков на родовое имение сеньора Фитзалана.
К этому времени Эйлвин уже пришел в себя и бежал к Кирону. Увидев, что произошло с шаром, он снова повалился на колени и запричитал:
— Лудд, спаси и сохрани! Лудд, спаси и сохрани! Кирон, бедный Кирон, что же теперь будет? Кирон ободряюще ему улыбнулся:
— Эйлвин, дружище, приди в себя. А потом собери свои кисти, краски и возвращайся тихонько к своему хозяину. Тебя сегодня здесь не было. И ни меня, ни мисс Элике ты не видел. Понял?
— Я понял Кирон. Мы же поклялись в дружбе.
— Вот и давай выполнять клятву. Ты не должен подвергаться риску в подобных случаях. — Он повернулся к Элике и обнял ее на глазах Эйлвина.
— Мисс Элике, видели вы сегодня Эйлвина, ученика мельника?
Девушка покраснела.
— Я его не видела, если ты этого хочешь, Кирон,
— сказала она мягко. — Сегодня я не видела ученика мельника.
— И ты, Эйлвин, — продолжал Кирон, — ты не видел сегодня ни меня, ни мисс Элике. А если ты заявишь, что видел, я убью тебя.
— Мы же дали клятву, — обиделся Эйлвин. — Зачем ты так говоришь?
— Эйлвин, прости меня, я ничего не соображаю. Слишком быстро все происходит. Пора, идем.
Элике попыталась встать, но вскрикнула от боли и снова опустилась на землю.
— Лодыжка… она распухла, и боль усилилась… Что мы будем делать, Кирон? Что мы будем делать?
— Ты сможешь доехать, если я посажу тебя в седло?
— Наверное. Думаю, да.
Он наклонился, поднял ее и осторожно понес к тому месту, где был привязан конь. Оно оказалось несколько дальше, чем ему показалось, да и Элике, как выяснилось, была тяжелее, чем он предполагал.
От напряжения онемели руки, и Кирон чуть не задохнулся. Перед тем как поднять Элике в седло, он опустил ее на землю.
Она в отчаянии смотрела на распухшую лодыжку и вымазанную грязью одежду.
— Как я объясню все это? — воскликнула девушка. — Какое дурацкое положение!
— Ты упала, — сказал Кирон. — Упала с лошади.
— Я никогда не падаю, — высокомерно возразила Элике. — Тебе не известно, что я — лучшая наездница юга?
— И тем не менее, Элике, сегодня ты упала. Правда никому из нас не принесет ничего хорошего. Ни твоему отцу, ни Тальботу не следует знать, что ты нечестиво взлетела над лугом, держась за веревку от воздушного шара.
— А если меня видели? Кирон пожал плечами.
— Что стоит слово простолюдина по сравнению со словом человека из рода Фитзаланов? Кроме того, тебя могли увидеть только в подзорную трубу.
— Такая труба есть у нашего охранника. Он следит за прибытием в порт торговых судов.
— Тогда ему нет дела до выходок неизвестного воздухоплавателя, терпеливо ответил Кирон. — А кроме того, ты была в воздухе так недолго, что никто не успел бы узнать тебя. Ну а если видели просто фигуру, то я возьму все на себя. В конце концов, это мой воздушный шар… Ну, давай подсажу… — Ему удалось поднять ее в седло без видимых усилий.
В глазах Элике застыли слезы.
— Что они сделают с тобой, любимый?
— Не знаю, — ответил он беспечно. — Похоже, что так просто они от меня не отстанут. В любом случае ты ничего не видела. Поклянись!
— Кирон, как я могу клясться, если я не знаю, что они с тобой сделают!
— Я требую этого ради тебя, меня, ради этого несчастного Эйлвина, который едва не спятил со страха.
— Тогда я клянусь, — тяжело вздохнула Элике, — но мне очень страшно.
— Улыбнись, Элике. Я навсегда запомню тебя такой.
— Мы еще увидимся… до моей свадьбы?
— Это ведает Лудд. Не я. Элике… осталось около месяца?
— Семнадцать дней… Я люблю тебя.
— Я тоже люблю тебя. Поезжай! Мы всегда будем по-доброму вспоминать нашу любовь.
Элике печально повернула коня к Аранделю. Некоторое время Кирон смотрел ей вслед, потом пошел к мельнице. Надо было спрятать инструменты и материалы, навести порядок. И хорошенько подумать. Не лучше ли пойти в замок и признаться в запуске шара? Или пусть люди сеньора Фитзалана сами его ищут? Много времени им не потребуется. На такое способен только Кирон Голова-в-Облаках. По всему выходит, что лучше покаяться и объясниться с сеньором Фитзаланом до вмешательства монахов.
Но Кирону не повезло. Подзорная труба была не только у охранника замка. Она была и у брата Себастьяна, который частенько забирался с нею на колокольню собора, чтобы узнать получше, чем живет мир.
