Грег Иган - Научная фантастика. Возрождение
Оттуда Калава и ехал.
Под огромной аркой его встретили двое служек в голубых рясах, преградили ему путь, скрестив посохи, и воскликнули:
— Именем Тайны, остановись, поклонись с почтением и назови себя!
Голоса их звенели ясно, и не дрогнули они перед тем, кто привык внушать трепет сильным воинам. Ибо был Калава мужем высоким, широкоплечим и мускулистым. От ветра и солнца кожа его стала темной как уголь, а волосы — почти что белыми; ниспадали они длинными косами до середины спины. Черны были его глаза и сверкали из-под крутого лба. Лицо же покрывали кривые шрамы. Выкрашенные красным усы свисали ниже подбородка.
В мирное время, путешествуя, носил Калава лишь зеленую, по колено рубаху с оторочкой из шкурок кивви да сандалии на высокой подошве, однако на запястьях у него были золотые браслеты, а у бедра висел меч. Также в колеснице крепилось стоймя копье с развевающимся флажком, о борт ее бился щит, а топор находился под рукой, так чтобы его в любой миг легко было схватить и метнуть.
Запряжена была колесница четверкой отборных рабов из породы, выведенной специально на тягло: могучих, длинноногих и горячих нравом, хотя после оскопления на самцов можно было положиться. Пот блестел на их небольших обритых головах, помеченных клеймом Калавы, и струился по обнаженным телам. Но дышали они ненатужно, а пахли довольно приятно.
— Стоять! — прорычал их хозяин.
На миг все замерло и смолкло, лишь дул ветер. Потом Калава коснулся лба чуть ниже повязки и произнес слова Исповедания:
— «Мало ведомо человеку и еще меньше понятно, оттого да склонится он до земли пред мудростью».
Сам он больше верил в кровавые жертвоприношения, а паче того — в свою силу, но от предков унаследовал уважение к вилкуи.
— Ищу я совета у Ильянди, Мыслящей-о-Небе, — сказал он.
В этих словах едва ли была нужда, поскольку больше никто из посвященных не находился в ту пору на Горах.
— Искать может всякий, кто не запятнан злыми деяниями, — ответил старший из мальчиков с не меньшей торжественностью.
— Медведь Рувио свидетель, что всякий, судившийся со мной, получил свое удовлетворение.
Громовержец для большинства моряков был любимым богом.
— Тогда входи, и мы донесем твою просьбу до своей госпожи.
Младший мальчик повел Калаву через внешний двор. Колеса стучали по булыжникам. В домике для гостей рабам отвели стойла, дали поесть и напиться, а потом Кала-ве показали комнату, где могли бы ночевать сорок человек. Были в доме и баня, и трапезная — на столах лежало сушеное мясо, фрукты, лепешки, а запивать их предлагалось златеничным вином. Еще Калава нашел книгу и, перекусив, сел с нею на скамью, чтобы скоротать время ожидания.
Книга его разочаровала. У Калавы не часто бывали возможность или желание почитать, так что он в этом не слишком преуспел, а переписчик тома работал в старом, вышедшем из употребления стиле. Но хуже всего было то, что книга оказалась летописью зхирских императоров. Читать ее Калаве было не только горестно — о Энейо, его сын, последний его сын! — но и бесполезно. Да, вилкуи учили, что цивилизация пришла к улонаи из Зхира. Но что с того? Сколько веков прошло с тех пор, как пустыня заявила свои права на древнее государство? Кем стали потомки его жителей, как не голодными кочевниками и больными бандитами?
Да, подумал Калава, полезно было бы предостеречь людей и напомнить им, что пустыня продолжает наступать на север. Но не довольно ли им того, что они видят? Не слишком далеко к югу он бывал в городах, что во времена его дедов процветали, а ныне запустели, и развалившиеся дома наполовину утонули в пыли, а окна без стекол напоминали глазницы иссохшего черепа.
Губы его сжались. Он был не из тех, кто станет безвольно ждать решения судьбы.
День близился к вечеру, когда пришел служитель Ильянди сказать, что госпожа примет Калаву. Шагая следом за проводником, Калава видел, как восток затягивает пурпурная дымка. На западе кончился шторм, и небо на время расчистилось. Солнце было едва различимо, но туман на закате обратился в красно-оранжевую пирамиду. От горизонта через Залив тянулся огненный мост, а облака словно озарили отблески горящей серы. Мимо Калавы тенью пронесся свистокрыл. В остывающем воздухе его перья чуть слышно звенели. Ничто больше не нарушало священную тишину, лежавшую на склонах Гор.
Внутренний двор окружали трехэтажные строения — в них находились кельи вилкуи, святилища, библиотеки и лаборатории. Посредине расположился сад, где росли цветы и целебные травы. В одной из арок горела лампа, но все окна были темны.
Ильянди стояла на пороге, ожидая гостя.
Легким жестом она отослала служителя, тот склонил голову и исчез. Калава приветствовал Мыслящую-о-Небе, вдруг почувствовав себя страшно неуклюжим, но решимость не оставляла его.
— Здравствуй, о мудрая и прекрасная госпожа, — сказал он.
— Здравствуй и ты, отважный капитан, — ответила Ильянди. — Не сесть ли нам?
Она указала на пару скамей. Разделить с ней чашу вина Мыслящая не предложила, но хотя бы намеревалась выслушать Калаву.
Они опустились на каменные скамьи и долго смотрели друг на друга в сгущавшихся сумерках. Ильянди была стройной женщиной лет сорока, с тонкими правильными чертами, большими ярко-карими глазами, бледным лицом — как закопченная медь, подумал Калава. Волнистые волосы, коротко остриженные в знак обета безбрачия, напоминали бронзовый шлем. На левом плече к простой белой тунике была приколота булавкой с изображением сплетенных круга и треугольника веточка текина — знак вилку.
— Чем могу я помочь твоему делу? — спросила Ильянди.
Калава удивленно выдохнул:
— Уф-ф! Ты откуда знаешь о моих задумках? — И тут же добавил поспешно: — Разумеется, госпоже моей ведомо многое.
Она улыбнулась:
— Саги о тебе уже не первый год разносит ветер. Вести достигли нашего уединения. Ты втайне разыскиваешь своих бывших матросов. Приказал починить оставшийся у тебя корабль. Встречался с торговцами — несомненно, затем, чтобы обсудить с ними цены. Это мало кто замечает. Не в твоем обычае подобная таинственность. Куда ты собрался, Калава, и почему скрываешь приготовления?
Усмешка его была горькой.
— Госпожа моя не только мудра и учена, она умна. Раз так, отчего бы не перейти сразу к главному? Я замыслил путешествие, которое почти все назвали бы безумным. Иные попытались бы мне помешать, решив, что я разгневаю богов того края, — ведь оттуда никто еще не возвращался, а старые байки про виденных издалека чудовищ люди помнят до сих пор. Но я в них не верю: верил бы — не пытался бы туда ходить.
