Джоу Клейтон - Дракон распускает крылья (Диадема со звезд - 2)
Тарпсиан тихо свистнул. Из его рукава выполз красный лусук. уселся на большом пальце, глядя черными глазками на девушку. Потом ядовитое насекомое принялось топорщить крылья, издавая при этом сухой треск.
Тарнсиан смотрел на лусука с обожанием.
- Мой солдат! Один из моей армии! Видишь, я хорошо освопл то, что ты мне показала!
- Тогда почему бы тебе не отпустить меня? Ведь по всем законам ты должен меня отблагодарить за то, что стал таким могущественным! Ведь так, а?
Так как мужчина молчал, она продолжала: - Разве ты не должен мне услугу за услугу?
- А вот и нет! Ты принадлежишь мне! - Он медленно сжал кулак. -То, что мое, останется моим! - Он снова тихо свистнул, и лусук уполз обратно в рукав.
Оседлав коня, он подошел к ней. сжимая в ладони два куска веревки. Присев рядом, он коснулся острием ножа пут, стягивающих ноги Алейтис. Потом взглянул на нее и прошипел: - Только попробуй бежать, сука, и тогда я с тобой попираю вот этой штукой...
Он рассек две верхние завязки аббы и, отдернув лезвием ножа в сторону край, обнажил левую грудь. В cледующий момент он оцарапал острием гладкую упругую кожу, вырезая на ней свои инициалы, выдавливая тонкую нитку крови. После того, как его работа была закончена, нож коснулся соска.
- Ты понимаешь, что я могу тебе сделать?
- Да, - Алейтис кивнула, не доверяя своему дрожащему голосу.
Он перепилил ножом веревки, связывающие щиколотки, помог ей подняться на ноги и, показывая на коня, приказал:
- Садись!
- Как? Мне нужно держаться руками!
- Смотри, если побежишь...
Он приставил нож к ее щеке.
- Ахай! Я уже знаю! - Она протянула связанные руки вперед.
9
Алейтис лежала в темноте фургона караванщика, распятая на спине, привязанная к кровати веревками.
- Ахай, Ай-Ашла! - Она повернула голову, рассматривая дом на колесах. "Похоже, я попала в передрягу",- мелькнула в голове мысль. Она протянула наружу невидимое щупальце своего сознания - теперь она имела небольшую ментальную свободу. Это было большим облегчением - тюрьма собственного черепа, в которой она до сих пор находилась по милости Тарпсиана, вызывала у нее приступы клаустрофобии, доходящие до кошмаров.
Кислые, гадкие испарения страха и ненависти вонючим облаком нависли над лагерем каравана, заставив Алейтис тут же убрать щупальце мысли, вернуться в себя.
Она заново прокрутила в памяти приезд в этот лагерь- тусклые злые глаза, изможденные лица, даже у детей - отвратительные маски вместо лиц. "Что же здесь произошло? - удивилась она. - Что произошло с Тарнcианом?"
Снаружи гулко застучали по ступспькпм чьи-то ноги.
Отворилась дверь, и в дом-фургон вошел Тарнсияи, с липкой довольной ухмылкой на лице. Алейтис снова почувствовала ледяную удушающую волну ментальной силы, накатившую на нее. Она задохнулась, нос у нее опять оказался заложенным, по это небольшое неудобство, к счастью, как раз и помогло ей выйти пз черноты.
Он молча осмотрел ее. Потом снял куртку, повесил на стул, за курткой последовал широкий черный пояс.
Алейтис отвернулась, стараясь показать свою заинтересованность стеной, находящейся у нее перед глазами.
Он кончил раздеваться и подошел к кровати. Остановился рядом. Она чувствовала его присутствие, но отказывалась повернуть голову. Зло расхохотавшись, он запустил пальцы в ее волосы и рывком повернул голову Алейтис к себе.
- Не надо отворачиваться! - почти крикнул он. Но тут же спокойно повторил: - Не надо отворачиваться. - И принялся поглаживать ее волосы. Когда-то я хотел тебя, но ты отказала мне, помнишь? - Он ущипнул ее за щеку. - Помнишь?
- Да, - произнесла она с трудом, сквозь затуманенные слезами глаза рассматривая его отвратительное пухлое лицо, трясущееся перед ней.
- Что - да?
- Я помню. - Она вздрогнула. - Я отказала тебе.
- Теперь мне никто ни в чем не может отказать. - Его пальцы поиграли с ее волосами, потом соскользнули низке, по изгибу щеки к влажной шее. Теперь надо мной уже никто никогда не смеется. - Его пальцы начали щекотать ей горло. - На следующее утро после того, как метеор... мронго Пауло пригрозил мне, что кастрирует, если я хотя бы одним глазком погляжу на его женщин-тайважек.- Его пальцы больно сжали горло девушки. Потом он засмеялся, отпустил горло Алейтис, и она судорожно вздохнула несколько раз. Не обращая внимания на ее страдания, Тарнсиан продолжал: - Теперь Пауло мертв. Укус лусука, понимаешь? И я могу выбирать среди всех женщин лагеря! Он был еще жив, а я уже спал с его женщиной, и она забеременела от меня. Его рука опустилась ниже, отыскивая сосок. Тихо захихикав, он сдавил его большим и указательным пальцами, вызвав этим тихий стон Алейтис сквозь сжатые зубы.
Он начал спокойно гладить и тискать ее груди. К стыду Алейтис, она почувствовала, как тело ее автоматически отвечает на действия его ладоней. Придя в ярость, она заставила свое сознание уйти в глубину, так глубоко, что ощущения снаружи стали нереальными, отдаленными. Оттуда, издалека, она почувствовала, как опускается на нее вес тела Тарнсиана, как он входит в ее тело в двигается там.
Потом он принялся бить ее бесчувственное тело. Со всего размаха наносить удары кулаком в лицо.
- Гесайя-яг, сука, а ну-ка возвращайся! Ты должна почувствовать это! Почувствуй! ПОЧУВСТВУЙ!!! - Его голос перешел на истерический вопль. Беспомощная, окаменевшая, она чувствовала, как течет кровь из разбитой губы, капает вниз с подбородка. Потом Тарнсиаы разбил ей нос, и боль погрузила Алейтис в глубокий обморок.
Ненависть... ужас... страх... страсть...
Она онова выплыла в обожженную белую действительность. Алейтис судорожно вздрогнула, ощущая насыщенную гадкими эмоциями атмосферу. Она почувствовала эту невидимую атмосферу так же ясно, как и вонь, повисшую в спертом воздухе, которым ей приходилось дышать.
Она была брошена в угол караванной повозки, избитая, измаранная соками страстных выделений Тарнсиана.
В маленькое окошко едва сочился лунный свет, и Алептис видела сплетающиеся на кровати фигуры. Отвернувшись, она постаралась отключить звук и зрение - тошнотворное сплетение страха, ненависти, похоти, наслаждения - все это, словно вихрь энергии, кружило над кроватью; она скорчилась в углу, ее стошнило, потом еще и еще раз... измученная телом и душой, она снова отступила в теплую черноту обморока.
Она ничего не чувствовала, не знала, ни о чем не думала... Казалось, ее тело повисло в какой-то чернойчерной глубине, но внезапно в этой темноте загорелась небольшая звездочка света. Через мгновение эта звездочка уже превратилась в изображение человека, шагавшего вдоль дороги. Белый песок дороги призрачно светился в свете двух лун. Это был Тарнсиан. На нем были сандалии и абба вместо обычной одежды караванщика.