Борис Зубков - Самозванец Стамп (сборник)
Одинокому охотнику всегда было приятно поговорить с самим собой. И на этот раз философский монолог внес успокоение в его смятенную душу, а с бусинками он решил расправиться на свой манер. Флот достал из-под койки жестяной сундучок с яркой картинкой на крышке, изображающей индейца с трубкой в зубах, — приз табачной фирмы, у которой он регулярно покупал табак небольшими партиями по двадцать фунтов за раз. В сундучке хранились патроны, отличный порох и кожаные пыжи. Вытряхнув свинцовые дробинки из дюжины уже снаряженных патронов, Флот, злорадно усмехнувшись, сгреб пригоршню бусинок, высыпал их на место дробинок в первый патрон, второй, третий и, довольный своей хитростью, расправился таким образом со всем ожерельем. Теперь каждый патрон весил раз в десять больше обычного, снаряженного свинцом. Выпалить бусинками прямо в чистое небо — это замечательная идея! И Флот шагнул за порог хижины…
Первый выстрел сошел с рук вполне благополучно. Просто ничего не произошло. Ровным счетом ничего! Никогда он еще не стрелял с таким наслаждением!
Каждый выстрел снимал часть тяжелой ноши с его души точно так, как очередной привал уменьшает груз провианта, захваченного в долгий путь. Выстрелы звучали ни громче, ни тише обычных, хотя вместо дроби лежали эти странные горошины…
Лишь девятый выстрел принес неожиданное. Из какого-то непонятного озорства Флот нацелился в ствол лиственницы, стоящей на опушке леса. После выстрела весь заряд бусинок остановился на полпути между концом ружейного дула и стволом дерева.
Белые горошины танцевали в воздухе!
Сперва медленно, будто приноравливаясь и находя друг друга, затем быстрее, еще быстрее, еще… Они кружились, сливаясь в прерывистые и сплошные круги. Круги увеличивались, от них отделялись и тяжело падали вниз огромные белые, зеленые, серые капли. Капли, упав на землю, росли вверх округлыми рогами, соединялись с помутневшими кольцами. Все это уплотнялось, росло, извивалось, рушилось совершенно бесшумно. Ни шороха, ни всплеска. Зловещая тишина… В лесу всякий громкий звук предвещает опасность. Беззвучная опасность — опасность высшего порядка. Таков закон леса.
Переплетение мутных колец, зеленых отростков, грибов, извивающихся обрубков вздрагивало, уплотнялось, приобретало более точные, осязаемые формы. Судороги рождения сотрясали мутно-зеленую массу, пытавшуюся надеть на свои запутанные формы сплошную серую оболочку. Оболочка рваными языками со всех сторон наползала на трепещущий хаос. В тот момент, когда языки сомкнутся, чудище завершит акт своего рождения.
Теряя последние крохи рассудка, Флот швырнул ружье в зеленое месиво и, дико вытаращив глаза, бросился в лес. Он бежал, стукаясь плечами о толстые ветки. Какой-то разлапистый сук выхватил клок волос с его непокрытой головы. Затем что-то лязгнуло, схватило за ногу и бросило лицом вниз на твердые узлы корневищ…
Когда Флот очнулся, на нем лежал довольно толстый пушистый слой свежевыпавшего снега. Значит, не меньше пяти часов прошло с того момента, как он потерял сознание.
Нестерпимая боль… Его собственный капкан, настороженный на койота, размозжил мякоть ноги. Но кость была цела — спасла выдубленная кожа охотничьих полусапог.
…Полуодет, ранен. Где-то за спиной — чудовище, рожденное из пригоршни белых шариков. Что ты будешь делать, Флот? Ныть и подыхать в десяти шагах от хижины? Вспомни, что твой домик до самой крыши набит мукой, патокой, бобами, пулями, порохом, мягкими шкурками, теплом очага и безопасностью человеческого жилья. Так вставай же, старый Флот, разожми пружину капкана, как это ты делал тысячи раз, и посмотри в глаза зеленому пугалу. Можешь держать пари сам с собой, что оно ничуть не страшнее исполинского черного медведя, с которым ты встретился пару лет назад…
Охотник освободил ногу из железной пасти и, хромая, цепляясь за свисающие ветки, отдыхая после каждого шага, побрел обратно.
…Они прожили вместе десять недель — Флот и «пень». Что поделаешь, Флот не отличался богатством воображения и, рассказывая впоследствии о зеленом Нечто, называл его только так, не очень почтительно: «Пень». Нечто, выросшее из горсти бус, действительно напоминало пень, выдранный из земли и перевернутый корневищами вверх. Неподвижный, затаившийся, словно в засаде, с распяленными обрубками и выростами на приземистом округлом стволе. Его очертания менялись, иногда выросты пропадали, иногда удлинялись обрубки. Но никогда эти превращения не происходили на глазах у Флота. Никогда! Можно было пялиться до ломоты в глазах — Пень не шевелился. Но стоило только повернуться к нему спиной, а потом взглянуть, словно невзначай, и готово — Пень чуть заметно изменился. Зоркий глаз охотника не мог ошибиться.
Игра в прятки продолжалась десять недель. Липкое чувство страха парализовало Флота, он почти не выходил из хижины, лишь вечерами, вспомнив о своих давным-давно расставленных капканах, прокрадывался мимо Пня, бесцельно бродил по лесу и возвращался, чтобы снова броситься на смятую постель и забыться в тяжелом сне. Днем Пень будто подходил ближе к дверям хижины и стоял в ожидании чего-то безмолвным и мрачным стражем.
И все же однажды Пень взбунтовался! В то утро Флот, жмурясь от яркого света, выполз из хижины пополнить запас дров. Он не посмел обернуться спиной к зеленому обрубку и рассыпал охапку наколотых дров между собой и Пнем. С первыми же взмахами топора Пень ожил. Он задрожал так, словно топор вонзился в его живое тело, а не в деревянную чурку. Он вздевал вверх лапы-обрубки, подражая взмаху рук Флота, тянулся к охотнику, вздрагивал, съеживался и вновь распухал, силясь рывком оторваться от земли…
Жители Пальмирхауза не узнали Флота Сноутса, когда он, поседевший как лунь, без ружья и припасов, в лохмотьях вместо обычно аккуратной одежды, появился на окраине города. Старый охотник бессвязно лепетал, чертил пальцами в воздухе круги и плакал, не в силах объяснить людям все происшедшее. Его поместили в городскую богадельню, но жить старику оставалось немного. Перед смертью он собрался с силами, к нему ненадолго вернулась прежняя ясность ума, и он, как мог, рассказал про жемчужное ожерелье, роковой выстрел и появление Пня. Флоту, разумеется, не поверили…
…Сухой щелчок. Портативный магнитофон, стоящий возле меня на низком треугольном столике, выключился. Я увидел руку, протянутую к рычажку магнитофона, а затем и самого Элиота Стампа.
— У меня особый дар всегда приходить вовремя, — похвастался Стамп, усаживаясь в крохотное кресло, похожее на подставку для утюга. — Вас позабавил мой скромный рассказ?
![Жюль Верн - Миссис Брэникен [Миссис Бреникен]](/uploads/posts/books/28288/28288.jpg)
![Жюль Верн - Миссис Брэникен [Миссис Бреникен]](/uploads/posts/books/28259/28259.jpg)