Игорь Забелин - Загадки Хаирхана (Записки хроноскописта)
Внимательный осмотр скелета-а мы не удосужились раньше тщательно исследовать его-убедил нас, что удар ножом был нанесен не в спину, а в грудь. Среди нас не было криминалистов, способных по характеру повреждения определить, сам ли погибший нанес себе смертельный удар, или удар был нанесен другим. Мы поручили решить эту загадку хроноскопу, и он справился с ней без всякого труда- хроноскоп подтвердил мою версию. Столь же быстро ответил он и на вопрос, тот же человек порезал дневники и покончил с собою или разные люди, - вновь подтвердилось мое предположение...
Готовясь к отлету в Марково, мы, не надеясь на успех, решили все-таки подвергнуть хроноскопии и подсохший пакет, некогда спрятанный Зальцманом. Мы понимали, что многого не добьемся, и стремились выяснить лишь, кому принадлежал пакет. Хроноскоп долго отказывался отвечать, и Березкин настойчиво повторяв вопросы, по-разному их формулируя. Наконец на экране мелькнула расплывчатая фигура. Мы тотчас вспомнили плотного человека с жестким выражением лица-однажды он уже возникал на экране.
- Неужели он? - спросил Березкин.
- По-моему, он, - ответил я. Березкин еще раз уточнил задание, изображение стало немножко яснее.
- Черкешин,-сказал Березкин.-Уверен, что это он. Зальцман прятал не свою тетрадь. Помнишь слова: "придется не церемониться", "цель оправдывает средства" и тому подобное? Это писал Черкешин, задумавший свою авантюру. А когда она провалилась, он из каких-то соображений оставил тетрадь Зальцману, единственному, кто сочувствовал ему. Видимо, он считал, что у того больше надежды спастись. Но Зальцман предпочел спрятать тетрадь.
Предположение это показалось мне убедительным, я согласился с Березкиным. А потом Зальцмана, который так и не узнал, что случилось с изгнанным Черкешиным, до конца дней мучили сомнения, угрызения совести; он не мог решить, правильно они поступили с Черкешиным или неправильно. Дневники свои он потерял, добираясь уже после революции до Краснодара, но решил по памяти восстановить события прошлого, чтобы всем рассказать о случившемся.
...В тот же день под вечер наш вертолет поднялся над Долиной Четырех Крестов. Последний раз мелькнул под нами крохотный лесной оазис, затерянный среди арктической пустыни, и вертолет взял курс на Марково.
ЛЕГЕНДА О "ЗЕМЛЯНЫХ ЛЮДЯХ"
Глава первая,
в которой приводятся некоторые сведения о странном поведении птиц к северу от острова Врангеля, хотя и не разъясняется, для чего именно они приводятся
Закончив расследование в Долине Четырех Крестов, мы с Березкиным провели несколько дней в Маркове, а потом на вертолете вылетели в районный центр Чукотского национального округа Анадырь, где ждал нас самолет. В первую свою поездку на Чукотку я был в Анадыре мимоходом, или, точнее, мимолетом, просидел несколько часов в аэропорту, и не в самом поселке, а на другой стороне лимана, у рыбокомбината Теперь мне предстояло досмотреть то, чего я не увидел раньше, и я летел в Анадырь с охотой, хотя настроение и у меня и у Березкина после выяснения судьбы Жильцова и его спутников оставалось смутным
В Анадыре уже знали об окончании наших работ, и товарищи попросили нас выступить в клубе Мы согласились, но, не дожидаясь доклада, к нам на огонек потянулись люди Одним из первых пришел радист полярной станции, человек уже пожилой, степенный. Честно говоря, мы с Березкиным немножко побаивались посетителей: как только весть о хроноскопе разнеслась по округе, выяснилось, что чуть ли не у всех есть в запасе по нескольку загадочных историй, расследовать которые с помощью хроноскопа просто необходимо! Мы заподозрили, что радист, принесший с собой два каких-то громоздких и неудобных пакета, тоже собирается посвятить нас в некую тайну, и не ошиблись.
Не торопясь, осторожно он развязал свои пакеты, и на столе перед нами оказались два птичьих чучела - прекрасный белокрылый лебедь-кликун и розовая чайка. Радист отошел шага на три от стола и, склонив голову набок, стал рассматривать птиц.
- Хороши! - сказал он наконец.
- Хороши, - согласились мы, не понимая, куда он клонит.
Радист взял со стола розовую чайку, ласково провел ладонью по ее спине и протянул нам.
- Возьмите,-сказал он.-Вам это, товарищ Березкин, и вам, товарищ Вербинин. От меня лично. Редкостная птица. Из Японии к нам в Арктику залетает.
Я молча взял птицу, смотревшую на меня черным неподвижным глазом, и поставил ее рядом с Березкиным.
- Слыхал о вашей работе, - продолжал радист. - Сам с марковским дружком связь поддерживал. И про аппарат ваш, про хроноскоп, слыхал. Вот решил птицу подарить, чайку розовую...
Мы поблагодарили радиста, и он оживился.
- Нравится, значит? И то верно-чудо, а не птица, можно сказать! Или лебедь... Только его я не в подарок принес-уж вы извините,-а так, для разговору... Тоже красавица птица... Сколько их надо мной пролетало! Трубят, бьют по небу белым крылом-и все на север, все на север! А куда на север? - вот что я вас опрашиваю. Нету земли дальше, лед один. Лед и лед. Хоть до полюса лети, хоть за полюс. А осенью обратно с севера летят. И опять над нами...
Мы по-прежнему не понимали нашего гостя, но переспросить не решались-он говорил так, словно вспоминал о чем-то дорогом, уже ушедшем в прошлое, но незабываемом.
- Охотник я до загадочных историй,-признался радист.-А только вижу, что не понимаете вы меня. Надо, стало быть, по порядку рассказывать. Может, заинтересуетесь, и машинка ваша чего-нибудь разглядит. Будете слушать?
Мы, разумеется, ответили, что будем, и гость наш, любовно взглянув на лебедя, поудобнее устроился на стуле.
- Простая история, - сказал он. - Ничего в ней замысловатого нету, а как объяснить - ума не приложу. На Врангеле зимовал я. Несколько лет зимовал. До войны еще первый раз приехал, войну всю там пробыл. Потом на материке отдохнул и опять на Врангеля попросился. В пятьдесят шестом году совсем уж сменился, теперь в Анадыре работаю. Я к тому это рассказываю, что каждый год над нами лебеди пролетали, вот эти, кликуны. Одна стая. Некоторые у нас гнездуются, а эти всегда мимо. Не глядят на наш остров даже. А чем плох остров? И тебе горы, и тебе болота. Выбирай место по вкусу. И песцы водятся, и медведи, и лемминги! От других птиц летом отбою нет, а эти... Вот так, мимо летят...
Радист ненадолго умолк, как будто вновь задумался о непонятном ему явлении, а я воспользовался минутой молчания и сказал, что такие случаи давно известны науке.
- Такие, да не совсем,-перебил меня радист.- Не совсем такие. Я на Севере всякого наслушался. И про земли, которые не нашли, слыхал, и про птиц, что вроде наших лебедей надо льдами летают...
Он подозрительно покосился на меня, опасаясь, что я опять начну высказывать свои суждения, но я решил молчать.
