Зиновий Юрьев - Смертельное бессмертие
— Здравствуй, — сказал Александр Владимирович неуверенно.
— Отец! — улыбнулся Майкл. — А я, дурак, боялся, что не узнаю тебя и придется бегать и спрашивать всех одиноких джентльменов, откуда они прилетели.
— Самое смешное, что и у меня возникли такие же мысли. Ничего, если я буду называть тебя Миша?
— Господь с тобой, отец! Мама всегда зовет меня Миша. Кстати, я позвонил ей вчера, сказал, что ты приезжаешь. Она очень обрадовалась, что мы встретимся. Просила передать привет.
— Как она?
— Все в порядке. Я тебе писал, что она живет в Портленде. Занимается торговлей недвижимостью. Риэлтор по-английски.
— В России это слово тоже стало обыденным. Кругом одни спонсоры и риэлторы.
— Занималась бизнесом довольно успешно. У нее ведь, может, ты помнишь, редкая способность располагать к себе людей и уговаривать их. А в ее деле эти качества важнее всего.
— Она и сейчас работает?
— Да, но уже немножко иначе, вышла замуж за владельца фирмы. Неплохой человек.
— Вот теперь я вижу, что ты все-таки иностранец.
— Почему?
— Русский, скорее всего, сказал бы “неплохой мужик”.
— Правда? Запомню, — улыбнулся Майкл. — Тебе придется подождать немного. Постой здесь, никуда не отходи. Я схожу за машиной и минут через десять подъеду. Потом, уже по дороге, наговоримся вс… вс… ага, вспомнил всласть.
— Стою, Миша.
Почему, думал Александр Владимирович, почему он так обокрал себя, по существу, порвав все связи с сыном? Конечно, можно было найти оправдание — чем он прежде и занимался, — что отдалился от сына и Ани сознательно. Отказался ехать с ними, остался в Москве. У них началась другая жизнь, другие интересы, и для чего нужно было навьючивать их малоинтересными для них рассказами о его безрадостном существовании неудачника. Вчера купил полкило развесного творога, а сегодня в лаборатории три мышки сдохли. Он стеснялся своей бедности и неумения устраиваться, стеснялся самого себя. Может быть, сейчас еще не поздно что-то изменить?
— Господин Сапрыгин, — услышал он голос сына из остановившегося мерседеса, — экипаж подан.
— Это твоя машина? — спросил он, устраиваясь на сиденье.
— Нет, эта машина компании, в которой я работаю и которую представляю в Германии.
— А почему ты в Кёльне?
— Мы связаны с несколькими крупными немецкими компаниями, и, строго говоря, я мог бы быть в любом из крупных городов, в Гамбурге или Мюнхене, например. Но почему-то мой предшественник выбрал Кёльн. Я, признаться, и не знаю почему. Но ничего не имею против. Красивый город на берегу Рейна. Квартира хорошая. К тому же я встретил Ирму именно в Кёльне.
— Это твоя жена?
— Нет. Во всяком случае, пока. Теперь это называется гёрл-френд.
— У вас это серьезно?
— В каком смысле?
— Ну, вы собираетесь пожениться?
— Пока нет.
— Почему?
— Сейчас молодые люди не торопятся под венец. Под венец — это правильно, по-русски?
— Абсолютно. Вообще-то, несмотря на акцент, твой русский, пожалуй, неплох.
— Мама всегда настаивала, чтобы я дома с ней говорил только по-русски и читал по-русски. Ну вот мы и на автобане, который ведет к Кёльну.
Обгоняя их, стремительно проносились мимо другие автомобили. Сын, словно уловив мысль отца, объяснил:
— Я специально еду в самом медленном ряду, потому что слушаю тебя, а при ста пятидесяти — двухстах километрах это не очень безопасно.
Александр Владимирович посмотрел сбоку на сына. Красивый парень, ничего не скажешь. Неужели это его сын? Так похож на Аню. Он глубоко вздохнул. Предстоящий разговор и пугал, и радовал его.
— Миша… — начал он.
— Да, отец.
— Постарайся ответить мне честно, что ты думал обо мне?
— Что значит “думал”? Знал, что у меня есть отец в Москве. Биолог. Что он не поехал с нами в Америку, потому что не хотел начинать жизнь заново в эмиграции. Это всегда нелегкое испытание. Мама мне это много раз повторяла.
— Хочу уточнить: я не хотел ехать в Америку главным образом потому, что считал себя неудачником. И не хотел быть балластом для мамы.
— Прости, отец, но это какой-то очень русский разговор. Прямо по Достоевскому. Я к такому не привык.
— И не нужно привыкать. Просто выслушай меня. Повторяю, я был неудачником. Ты обратил внимание на слово “был”?
— Н-еет. Не понимаю…
— Все очень просто. Сейчас кое-что изменилось.
— Ты получил повышение? Поздравляю. Стал профессором?
— Профессором… тоже мне повышение!
— Тогда что же произошло?
— Тут-то и начинается самое трудное. Мне самому понадобились годы, чтобы осознать масштаб своего открытия. По-моему, я несколько раз писал, что занимаюсь проблемами долголетия.
— Да, помню.
— Так вот, после долгих и совершенно бесплодных поисков три с лишним года назад мне удалось взломать код бессмертия.
— Ты хочешь сказать…
— Именно это я и хочу сказать. Я сделал то, что пока никому не удавалось сделать, если не считать бесчисленных легенд, мифов и сказок об эликсире молодости, напитке богов, философском камне и тому подобное. Три с половиной года назад я нашел код — то есть группу генов. И — самое неожиданное — среди них группу так называемых пустых или молчащих генов, которые программируют среднюю продолжительность жизни любого живого организма, от лабораторной мышки до кита. Я выключил эти гены, которые дают организму команду стареть и умирать, у пятнадцати лабораторных мышек и заодно у себя.
— Ты шутишь?
— Нисколько. Одну я вскрыл. Все ее внутренние органы были, если принять человеческий масштаб продолжительности жизни, органами восемнадцатилетнего юноши.
— О господи, в голове не укладывается! А ты сам?
— Стенокардия практически исчезла. Забыл, что такое одышка… Кто это?
— Кто? — Майкл повернул голову.
Тяжелый большой внедорожник отжимал их к краю автобана, и человек в открытом окне делал знаки повернуть налево на боковую дорогу.
Майкл затормозил и съехал в указанном направлении. Внедорожник резко затормозил, два человека выскочили из него.
— Быстрее садитесь к нам, — крикнул один из них по-русски и, схватив Александра Владимировича за руку, с силой потащил за собой. — Быстрее, быстрее! Машина заминирована!
Его товарищ тащил Майкла, который никак не мог понять, что происходит.
Мимо в шелесте шин стремительным потоком проносились сверкающие лаком машины, и Александр Владимирович отметил, что никто не обращал на них никакого внимания.
— Вы из Интерпола? — вдруг сообразил он. — Рад с вами познакомиться.
