Николай Шелонский - Братья Святого Креста
— Преклонитесь!.. Великий Ненху-Ра идет!..
Я выпрямился. Ненху-Ра в полном жреческом одеянии поднимался по лестнице.
Два остававшихся на кровле жреца и я — все мы приложили наши руки к сердцам и приветствовали служителя Озириса и Изиды.
— Она сияет, сын мой! — заговорил Ненху-Ра, — но блеск ее и течение еще загадочнее, чем линии твоего чела и руки.
— Преклонитесь!.. Великий Ненху-Ра идет!..
Будущее твое сокрыто даже и от моих глаз, но смысл его я предугадываю…
Ненху-Ра сделал знак рукой, и жрецы удалились. Мы остались вдвоем. Тогда служитель Озириса положил руку на мою голову и, подняв взор к сверкавшему звездами небу, торжественно произнес:
— Я, служитель Ра, принимаю тебя, Аменопис, в священную касту жрецов… Отныне…
— Отец мой, — прервал я его, — выслушай меня. Не произноси приговора твоего прежде, чем я не поведаю тебе моих сомнений!..
— Говори, сын мой! — отвечал Ненху-Ра ласковым тоном, в котором слышалось, однако, некоторое удивление.
— Отец мой, я, Аменопис, уроженец страны Вефиля, и род мой идет от колена Левиина. Бог Израиля есть и мой Бог. Могу ли я изменить вере отцов моих, поклоняясь могущественному Ра, Озирису и Изиде?.. Мне ли принять служение им!..
— О сын мой, — прервал меня Ненху-Ра, — ты говоришь — мой Бог, Бог Израиля! Что думаешь ты? Или Великий Ра, жизнедавец, не есть Бог? Бог один! Выслушай меня и вникни! Слушай, что говорит жизнедавец Ра!..
Старец вынул из складок своей одежды папирус и развернул его перед моими глазами.
— Читай, Аменопис! — воскликнул он.
— Но, отец мой, — возразил я, — ночь темна, и я не могу разобрать начертаний.
— Тогда я, служитель Ра, прочту тебе его слова, чтоб вывести тебя из мрака вечной ночи.
Ненху-Ра взял папирус обеими руками и поднял его над головой. Затем, обратив свой взор к небу, он медленно начал читать наизусть, как бы припоминая каждое слово.
— И сказал жизнедавец Ра, — говорил он, — «О, сын Адама, Мне принадлежит власть над вселенною. То, чем ты владеешь, исходит от Меня. Но знай, что пища, которою ты питаешься, не спасет тебя от смерти. Не избавит тебя от немощей одежда, которою ты укрываешься. Ты преуспеешь, если язык твой изучится истины; ты погибнешь, если язык твой изучится лжи».
Ненху-Ра промолчал секунду и начал снова:
— И говорит великий жизнедавец Ра: «О, сын Адама, твое существо составлено из трех частей. Мне принадлежит первая часть твоего существа. Вторая принадлежит тебе; третья — нам обоим. И принадлежащая Мне — есть твоя душа. Принадлежащая тебе — твои дела. То же, что принадлежит Мне и тебе — есть твои молитвы ко Мне. Ты должен просить Меня в своих нуждах, и от Моей благости зависит внять тебе!..» И еще говорит великий жизнедавец Ра: «О, сын Адама! чти Меня — и ты Меня познаешь! Бойся Меня — и ты Меня узришь! Поклоняйся Мне — и ты станешь предо Мною!»
Ненху-Ра умолк.
Я старался вникнуть в смысл произнесенных им слов. Что хотел сказать великий жрец? Отождествлял ли он Бога Израиля с жизнедавцем Ра? — Хотел ли он сказать, что Бог один? Но тогда кто же были Озирис и Изида?
И я осмелился спросить Ненху-Ра.
— Отец мой, — сказал я, — но если един Бог — жизнедавец Ра, то можно ли поклоняться ему и вместе Озирису и Изиде?
— Сын мой, — отвечал жрец, — Озирис и Изида — таинственные прообразы. Есть в мире добро и зло, и самая жизнь есть борьба добра и зла. Добро — Озирис, зло — Тифон. Как думаешь ты, сын мой, откуда почерпнуты слова, прочитанные мною тебе, как вещания жизнедавца Ра?..
— Я думаю, отец мой, что мудрость открыла их служителям Ра…
— Мудрость?.. О сын мой, помнишь ли ты годы неволи твоих соплеменников? Они жили среди египтян, их религия — божественное откровение Иеговы — стала достоянием жреческой науки. Не думай, чтобы человеческая мудрость могла дойти до слов, возвещенных мною тебе! Все, что есть истинно в сокровенной религии жрецов, — все почерпнуто из книг твоего народа!..
— Но тогда, отец мой, к чему же было изменять закон, самим тобою названный божественным? к чему изменять смысл откровения и не исповедать открыто веры Израиля?..
— А народ, сын мой? Его взгляды, столетиями укрепившиеся?.. Мы стремимся к тому, чтоб дать народу познание истины, мы вводим его в познание божественного откровения, но, Аменопис, великое дело совершается медленно!.. Вы, евреи, поклоняетесь единому Богу — Ему же поклоняемся и мы, египтяне. Кому же ты изменишь, служа единому Богу?..
— Но, отец мой, — осмелился я возразить, — что скажешь ты о вашей вере в переселение душ? Разве может душа, принадлежащая, как говорит жизнедавец Ра, — Ему, перейти в тело животного?..
Жрец на минуту задумался и потом, подняв на меня глаза, тихо спросил:
— Сын мой, что такое обряд?..
Я задумался и недоумевал.
— Я скажу тебе это, Аменопис, — продолжал Ненху-Ра:
— обряд есть внешнее выражение закона, непрестанно напоминающее об его внутреннем содержании. Таковы все обряды, известные народу, такова цель, с которой они установлены. Я не говорю тебе о великих, священных таинствах, чрез которые человек становится участником вечного, но такие таинства известны лишь нам, жрецам. Вера в переселение душ не есть суетная вера. Но, конечно, вечная душа не может вселиться в тело животного — это условность. Но верно, что душа, омраченная и отринутая от света, идет к нечистому источнику.
О Аменопис, смотри глубже! — воскликнул Ненху-Ра.
— Гляди: вот мириады звезд горят в синеве лазури. Все ли ты их видишь? Существуют ли еще другие, незримые тебе?..
— Конечно, существуют, отец мой!
— Сколько их? Как далеки они от нас?.. Сын мой, их свет, мерцающий теперь на поверхности долины Нила, бежал по эфиру тысячелетия и миллионы лет, прежде чем достигнуть земли. Если бы дух твой перенесся на одну из этих звезд, что увидел бы ты? То, что было на земле тысячу лет назад… С отдаленнейших светил ты мог бы увидеть землю в том виде, в каком она была миллионы лет назад… Все, что совершается в земной сфере, остается вечным и живым в бесконечности… Ни одно движение, ни одно действие не пропадает и хранится в великой книге вселенной… О сын мой, велика мудрость Всесоздавшего!..
Что мог ответить я, Аменопис, неопытный муж, только что преступивший черту юношеского возраста, на слова умудренного служителя таинственной науки?
Живая вера, сильная и глубокая, чужда была мне, оторванному от своего народа. Священные откровения Иеговы, возвещенные избранному народу, лишь тусклыми знаками светились в моей душе, и на месте веры я жаждал водрузить светоч знания, проникнуть умом в гармонию дивного целого, называемого Вселенной и не имеющего ни начала, ни конца, как не имеет его сама бесконечность…
