Юрий Тупицын - Тайна инженера Грейвса
Марсель сделал скорбное лицо, оно вообще было у него очень подвижным, но его маленькие глазки сохранили прежнюю веселость и лукавство.
- Это было бы ужасно! Но все это слухи, неподтвержденные слухи, не так ли? - Шербье с сожалением развел короткими ручками. - И потом, я ведь не все человечество, а лишь крохотный атом его - мотылек, алчущий наслаждений и радостей. Человечеству в высшей степени наплевать на меня, с какой стати, черт побери, я должен заботиться о нем и ставить на карту не только свое благополучие, но и саму жизнь? Я не вижу в этом логики, уважаемый журналист.
- Логика не всесильна, Марсель. Есть ценности, лежащие за ее рамками.
- Но она полезна, не так ли? Логика говорит мне, что если Грейвс и обладает разрушительным оружием, если, не дай Бог, ему и придет в голову безумная мысль продемонстрировать его силу, то удар обрушится отнюдь не на Англию и не на Францию. Вильям - цивилизованный человек, дитя западной культуры. Он обратит свой взгляд на Восток! Так почему же я должен совать голову в петлю?
Рене крепко сцепил пальцы на колене, сдерживая закипающую злость.
- Гитлер тоже был порождением западной цивилизации, - негромко проговорил он.
- Совершенно верно! - охотно подтвердил Шербье. - Цивилизация - понятие всеобъемлющее и многогранное. У любой цивилизации есть свои полюсы, свои святые и грешники, свои боги и дьяволы. Смена одних другими столь же неизбежна, как смена времен года. Гитлер - дьявол, что из того? Но я должен заметить, что Гитлер делал различие между неграми, евреями, славянами и истинными европейцами.
Разглядывая самодовольное розовощекое лицо Шербье, Хойл неожиданно для самого себя сказал:
- Никогда бы не подумал, что вы научный работник, Марсель. Вы похожи на добропорядочного буржуа, стригущего купоны с папашиного наследства, но никак не на ученого, занятого поисками истины.
Шербье благодушно взглянул на журналиста.
- Хотите меня задеть? Напрасно! Я страшно толстокожий, когда дело касается мелочей жизни. Легче носорога убить зубочисткой, чем обидеть меня таким образом. К тому же, - Шербье доверительно понизил голос, - я и сам не считаю себя настоящим ученым, денно и нощно трудящимся в поте лица своего ради высоких и туманных идеалов. Я прагматик и скромный научный подмастерье. Это в благословенном девятнадцатом веке наука была делом священным и трепетным, доступным лишь избранным и посвященным! Ныне же адепты не в моде. - Шербье скорчил пренебрежительную гримасу. - Это такой же архаизм, как повозка, запряженная лошадью. Наука из священнослужения стала деловым предприятием, прочно срослась и с производством, и с капиталом. В науке есть свои организаторы и функционеры, свои аристократы, которым дозволено парить в заоблачных высях, не глядя на грешную землю, и свои чернорабочие, негры, как их иногда называют, которые по-настоящему-то и грызут зубами гранит неведомого. В этой иерархии я занимаю среднюю ступеньку и весьма ею доволен: я избавлен от хлопот небожителей и от каторжного труда чернорабочих. Золотая середина мила мне своей уступчивостью и определенностью.
С интересом разглядывая это весомое порождение науки атомно-кибернетического века, Хойл заметил:
- Однако же Вильям Грейвс не жаловал людей посредственных.
Шербье высоко поднял свои едва намеченные брови, так он изображал удивление, но физиономия его по-прежнему светилась не удивлением, а довольством.
- А кто вам сказал, что я посредственность? Для меня мыслить алгоритмами столь же естественно, как музыканту - нотами. Ну, а на фортране я изъясняюсь если не столь же легко, как по-французски, то уж наверняка лучше, чем по-английски. Должен сказать, - в голосе Марселя послышались нотки самодовольства, - капризный Вильям весьма и весьма ценил мой талант.
Рене только улыбнулся:
- Такое отношение требует откровенности, не правда ли?
Шербье погрозил ему пальцем:
- Вы все туда же? Нет, мой дорогой журналист, когда речь идет о деле Грейвса, я становлюсь нем как рыба.
- Но ведь есть и поющие рыбы, на Укаяли, в верховьях Амазонки. Почему бы вам ненадолго не превратиться в популярного шансонье и не спеть мне о Вильяме Грейвсе?
- Шлягеры приносят большие доходы, дорогой Рене.
Это было сказано мимоходом и в шутку, но было в тоне Шербье нечто такое, что сразу заставило Рене насторожиться. В его памяти всплыли слова Серлина о том, что Марсель Шербье вовсе не чужд бизнеса.
- Конечно, - вслух сказал он, - простому журналисту оплачивать популярного шансонье не под силу, но я ведь действую не самостоятельно, а по поручению редакции, а редакцию субсидирует влиятельная фирма.
Пожалуй, впервые за время их разговора глазки Марселя утратили присущую им веселость и взглянули на журналиста оценивающе.
- Вот как? Это что же за фирма?
- А вот это деловая тайна. Марсель, не такая глубокая, как дело Грейвса, но обязывающая. Да и разве суть в названии фирмы? По-моему, гораздо существеннее величина суммы, которую она ассигнует.
- Это, несомненно, очень существенно, - подтвердил Шербье. Он определенно ждал более открытых и конкретных предложений.
- У меня широкие полномочия, - солидно уведомил Рене. - И я гарантирую полную тайну нашей операции.
- Какой операции? - очень натурально и весело удивился Шербье.
- Не будем ходить вокруг да около. Марсель. Я думаю, что такому жизнелюбу, как вы, кругленькая сумма отнюдь не повредит.
- Это верно, - охотно согласился Шербье, поглаживая свою сияющую лысину. - У меня пошаливает печень, и врачи настоятельно рекомендуют съездить на воды. Но что вы называете кругленькой суммой?
- Как известно, цена определяется качеством товара.
- Не только, мой друг, не только! - живо возразил ученый. - Цена еще определяется уровнем спроса.
- Да, но если качество - категория постоянная, то спрос подвержен резким перепадам.
Эта словесная игра продолжалась довольно долго. Хойлу она быстро надоела, хотя он держал себя в руках и полегоньку, буквально по воробьиному шажку приближался к желанному финалу. Шербье же чувствовал себя как рыба в воде и явно наслаждался этим словесным сражением с многозначительной деловой окраской. Позже он признался, и в это можно было поверить, что, окажись Рене не таким легким и остроумным собеседником, то их сделка бы не состоялась. Даже на солнце есть пятна, что же удивительного, если у махрового прагматика оказались свои маленькие слабости? Выяснилось, что актив Шербье невелик: он мог свести Хойла с физиком-теоретиком, работавшим на Грейвса, кроме того, он мог сообщить, в какой стране и в каком городе располагался банк, услугами которого пользовался ученый-террорист. Запросил за это пять тысяч франков, но после длительной словесной баталии эта сумма была снижена до трех тысяч максимум, которым Рене мог располагать самостоятельно без консультаций с Аттенборо. Собственно, лишь из-за этого журналист и проявил такое деловое упорство и изворотливость, качества, несколько удивившие Шербье, однако отнюдь не уронившие Хойла в его глазах. Когда требуемая сумма была выплачена, Шербье дал Хойлу адрес и номер телефона Шарля Лонгвиля, в качестве обязательного условия оговорив, что журналист ни в коем случае не будет ссылаться на него, Марселя Шербье. Он посоветовал Рене начать контакт с физиком в амплуа чистого журналиста: Лонгвиль ведет какую-то игру, мечтает о популярности и охотно дает интервью представителям прессы. Что же касается второго пункта сделки, то он разочаровал Хойла: оказалось, что Вильям Грейвс был связан с банком, находящимся в княжестве Монако. Благодаря ряду существенных льгот, которыми пользовались финансисты на этой территории, в Монако имелись явные или тайные филиалы банков чуть ли не всех крупных стран мира. Поэтому ценность этого сообщения Рене считал не многим отличной от нуля, возлагая главные надежды на физика-теоретика Лонгвиля. Но Майкл Смит, с которым Рене переговорил по телефону, посмеялся и сказал, что вряд ли физик знает что-нибудь стоящее, а если и знает, то не выложит: Смиту хорошо известна эта порода ученых, в смысле покладистости ослы в сравнении с ними сущие ангелы. А вот банк - это несомненное средоточие если не всех, то важных обстоятельств дела Грейвса. Смит решил нажать на все доступные ему кнопки, чтобы выяснить конкретное название банка, попросил Хойла набраться терпения и подождать, а попутно и весьма осторожно поработать по линии физика.
