Эдгар Берроуз - За самой далекой звездой
Я поделился своими мыслями с Балзо Джаном.
— Раньше, до войны, наш народ исповедовал религию, согласно которой после смерти человек попадает на Увалу, одну из планет нашей солнечной системы, находящуюся по другую сторону от Омоса, — ответил он. — Но сейчас у нас нет времени на религию, мы должны постоянно думать только о войне и заниматься только ею.
— Так ты не веришь в загробную жизнь? — спросил я. — Знаешь, я прежде тоже не верил, а теперь верю.
— А ты действительно попал к нам из другого мира? — поинтересовался Балзо Джан. — Ты на самом деле умер там и возродился здесь, на Полоде?
— Я знаю одно: я был сбит вражеским самолетом за линией фронта, — уклончиво ответил я. — Пулеметная очередь пробила мне сердце, и в течение пятнадцати секунд я еще сохранял сознание. Отчетливо помню, как самолет потерял управление и стал падать на землю. А человек с простреленным сердцем, падающий на землю в неуправляемом самолете с высоты десять тысяч футов едва ли может остаться в живых,
— Я с этим вполне согласен, — подтвердил Балзо Джан. — Но как ты попал сюда?
Я пожал плечами.
— Мне известно об этом не больше, чем тебе, — ответил я. — Порой мне кажется, будто все происходящее со мной — всего лишь сон, и я вот-вот должен проснуться.
Балзо Джан покачал головой.
— Ты-то, может быть, и спишь, — произнес он. — А я нет. Я нахожусь здесь и знаю, что ты тоже здесь, рядом со мной. Возможно, ты покойник, однако по тебе этого никак не скажешь. Кстати, каково оно, умирать?
— Знаешь, ничего страшного, — заверил я. — У меня было секунд пятнадцать, чтобы осознать, что произошло, но я умирал счастливым человеком, потому что сбил два из трех атаковавших меня вражеских самолетов.
— Да, странная штука жизнь, — промолвил мой спутник. — Благодаря тому, что ты был убит на войне где-то за миллионы миль от Полоды, я сейчас жив и нахожусь в безопасности. Не знаю, что тебе еще сказать, но мне остается лишь радоваться, что тебя сбили.
Над Унисом выдался спокойный день. Мы долетели уже до гор на юге Орвиса, так и не встретив больше ни единого вражеского самолета. Когда горный хребет остался позади, я снизился до высоты примерно в сто футов. Мне нравится вести машину на малой высоте — это скрашивает монотонность долгих полетов. К тому же обычно нам приходится летать на таких больших высотах, с которых почти невозможно разглядеть местность.
Едва мы снизились, как мое внимание привлек некий предмет под нами, светящийся, как золото.
— Как ты думаешь, что бы это могло быть? — спросил я у Балзо Джана, накренив самолет так, чтобы ему тоже было видно.
— Не знаю, — отозвался он. — Вообще-то очень похоже на то, что это лежит женщина. Но с какой стати женщина разлеглась под открытым небом, вне всякого укрытия, да еще в такой дали от города, я просто ума не приложу.
— Давай спустимся и поглядим, — предложил я.
Я еще сбросил высоту, и мы сделали пару кругов над этим местом. Действительно, на земле лежала женщина, незамужняя, как я понял по ее одежде из золотых пластин. Она лежала совершенно неподвижно, словно спала.
Посадив самолет, я подрулил совсем близко к ней и остановил машину.
— Оставайся здесь, Балзо Джан, и будь начеку, — велел я своему спутнику.
Я уже привык к тому, что нельзя ни на секунду забывать о Капарах и быть готовым либо убегать, либо прятаться в укрытие, либо принимать бой.
Выпрыгнув из кабины на землю, я подошел к девушке. Она лежала лицом вниз. Шлем свалился с ее головы, рыжие волосы разметались в беспорядке. Я опустился на колени и повернул ее на спину. Едва я увидел лицо девушки, как сердце чуть не выскочило у меня из груди, — передо мной лежала Харкас Ямода, малышка Харкас Ямода, убитая или раненная.
Я заметил кровь на ее губах и решил было, что она мертва. Но я не хотел верить в это. Я просто не мог представить себе, что ее больше нет в живых. Приложив ухо к груди Ямоды и внимательно прислушавшись, я ясно ощутил биение ее сердца. Взяв тело девушки на руки, я бережно перенес его в самолет.
— Это Харкас Ямода, — сообщил я Балзо Джану, передавая ее ему на руки. — Она, по-моему, еще жива. Положи ее в заднюю кабину.
Затем я взобрался на крыло и велел Балзо Джану садиться за штурвал и запускать мотор.
Сам я устроился сзади, бережно держа на руках Харкас Ямоду. Пока мы разгонялись по земле, набирая скорость, самолет сильно подбрасывало на кочках и рытвинах, и я очень боялся, что эта тряска еще больше повредит Ямоде. Аккуратно вытирая кровь, время от времени появлявшуюся у нее на губах, я не переставал молить Бога, чтобы все обошлось благополучно. Что еще мог я сделать? Кажется, последний раз я молился в детстве, маленьким мальчуганом, сидя на коленях у матери. Меня, помнится, тогда очень волновало, где же все-таки находится Бог, слышит ли он меня, и я был уверен, что он должен обитать где-нибудь высоко-высоко, на небесах.
Не прошло и пятнадцати или двадцати минут, как Балзо Джан уже посадил самолет возле Орвиса и вырулил на полосу, ведущую на подземный аэродром.
На каждом аэродроме постоянно дежурит несколько машин скорой помощи, так как в возвращающихся экипажах всегда есть раненые, нуждающиеся в помощи. К тому же совсем рядом располагался госпиталь. Туда-то я и повез Харкас Ямоду, предварительно велев Балзо Джану поставить в известность о случившемся ее отца.
Я нервно шагал по коридору госпиталя возле двери в операционную, куда только что увезли Ямоду. Там над ее телом священнодействовали хирурги. Они работали очень быстро, и к тому времени, как подъехали Харкас Йен, Дан и мать Ямоды, ее уже перевезли в палату. Молча, в глубокой тревоге стояли мы возле койки, на которой без всяких признаков жизни лежало маленькое тельце Ямоды.
— Как вы думаете, все это произошло? — обратился я к Харкасу Йену, первым нарушив тягостное молчание. — Есть у вас какие-нибудь предположения?
Он с минуту молчал, глядя мимо меня, будто не расслышал или не понял вопроса, а затем кивнул головой.
— Да, — сказал он. — Ямода с компанией своих друзей отправилась на загородную прогулку, где на них внезапно напали Капары. Мужчинам удалось уложить нескольких из них на месте, а девушки бросились бежать. Один из Капаров догнал Ямоду и потащил с собой.
— Скорее всего, ей удалось выпрыгнуть из самолета, — вмешался в разговор Дан.
— Ах, эти самолеты! — с горечью воскликнула мать Ямоды. — Самолеты! Вот оно, наше проклятие! Если верить истории, то, когда только был изобретен самолет и человек впервые поднялся в воздух над Полодой, повсюду царило всеобщее ликование, а самих авиаконструкторов окружили неслыханным почетом. Тогда всем казалось, что самолеты сблизят людей, сократят не только расстояния между ними, но уничтожат также взаимные страхи и подозрения. Ждали, что с появлением этих летательных аппаратов изменится само общество, люди станут сплоченнее и дружнее и начнется лучшая и счастливейшая жизнь. Казалось, самолеты ускорят развитие цивилизации. А что получилось на самом деле?! Они, напротив, только испортили девять десятых всего, что было достигнуто людьми на Полоде, а в остальном надолго затормозили прогресс. Самолеты разрушили сотни тысяч городов и уничтожили миллионы людей. Тех же, кто остался в живых, загнали под землю и обрекли на унизительное существование, заставив вечно скрываться и дрожать от страха. Самолеты! Что бы вы там ни говорили, это — сущее проклятие. Я ненавижу их! А за что, скажите, я должна их любить? Они унесли жизни тринадцати моих сыновей, а теперь вот добрались и до дочери.
