Саймон Кларк - Затерявшиеся во времени
– Нет. – Она бросила на телевизор мрачный взгляд, будто силой его могла проникнуть в черные сердца составителей программы, которые сыграли с ней такую гнусную шутку. – Они все испортили. Надо думать, встали с левой ноги все до одного! Ты только глянь! – Она схватила выносной пульт управления и нажала кнопку: – Видишь, переврали даже «Телетекст»!
– По-моему, все нормально. А в чем дело?
– А ты глянь на дату в верхнем углу.
– Ох!
– Видишь! – Ее серые глаза победно сверкали, ведь ей удалось доказать свою правоту. – Неужто уж хоть это нельзя было не перепутать! Я тебя спрашиваю, Джад!
Джад еще раз взглянул на экран «Телетекста». Время указано верно, а вот дата перепутана.
– Должно было быть – вторник, 23-е.
– А написано: понедельник, 22-е.
Его жена воскликнула скорее довольная, нежели сердитая:
– Вот обкакались так уж обкакались!
3
– А кто такой этот тип в золотом жилете? – спросил Бони Харрис светловолосого мужчину, барственно развалившегося в шезлонге на палубе.
– Какой-то кретин, который что-то мямлил насчет швартовов. Будто они плохо натянуты. В этом роде.
– Они и в самом деле ослабли. Я могу проверить...
– Меня они не интересуют. Соедини меня с Шиттером Брауном.
– Слушаюсь, мистер Карсвелл.
– Знаешь, Бони, – глаза мистера Карсвелла были тверды и тусклы, как оловянные, – у меня сейчас отпуск, а я вынужден сидеть туг и скрипеть зубами. Я плачу этому писающему в штаны старперу Россману, который гноит мои денежки, тратя их на радиорекламу, а ведь пользы-то от нее нет ни хрена! Последняя радиокомпания обошлась в десять тысяч фунтов стерлингов, но она не привела в Манчестерский клуб ни единой новой души. Я мог бы с тем же успехом принести эти десять тысяч сюда и скормить их здесь вон тем гребаным уткам. – Карсвелл уже почти кипел.
Бони Харрис достаточно знал своего босса, чтобы понимать, что тот умышленно доводит себя до очередного извержения. Когда у Карсвелла начинался приступ такого искусственно вызванного гнева, любой человек, оказавшийся у него под рукой, мог немедленно вылететь с работы. Слава Богу, сегодня таким человеком, по-видимому, будет Россман...
Карсвелл посмотрел на пивную банку, будто она вызывала у него отвращение или будто одна мысль о Россмане бесповоротно испортила вкус пива.
– Я собираюсь приказать Засранцу Брауну, чтобы он немедленно вытащил Россмана из-за его письменного стола, а потом присмотрел бы, чтобы тот немедленно оказался на улице. Пусть какой-нибудь другой голодный подонок займется делами благотворительности, потому что я блюю, понимаешь, блюю от того, что меня имеют все идиоты, которые даром просиживают штаны и тратят драгоценное время... Хм... что за пиво такое? Блевотина!
Карсвелл вышвырнул банку на берег, где она еще долго извергала из себя пену.
– Итак, этот Россман может уже через пару часов отправляться в свой дерьмовый дом и зализывать раны. И когда ты достигнешь моего положения, ты лучше заставляй их лизать твою... Верно, Бони?
– Так точно, босс.
– А теперь я схожу вниз, Бони. А ты оставайся тут да позвони Засранцу Брауну.
– О'кей, мистер Карсвелл. Хотите, чтоб я укрепил швартовы?
– Нет.
Карсвелл затопал по трапу, ведущему в его каюту. Там сидела девушка, которая смотрела «Через замочную скважину». У нее были длинные черные волосы, и она носила белый пеньюар, как две капли воды похожий на халат Карсвелла. Она покачала головой и с удивлением в голосе сказала:
– Должны были показывать «Коломбо». Изменили, ничего не сказав.
Карсвелл подошел к телевизору и пальцем нажал на кнопку отключения. Затем он чуть заметно кивнул на дверь своей спальни.
4
В Йорке Райан Кейт сидел на ступеньках отеля «Магнус» и плакал. Он понимал, что выглядит полным идиотом, сидя на этих ступеньках в своем костюме Оливера Харди, держа обеими руками котелок и низко наклонив толстощекое лицо, по которому текли горькие слезы, падавшие крупными каплями на тротуар.
– Это еще одна вонючая история... – бормотал он, – еще одна вонючая история...
Багровая грань истерии уже готова была отгородить его от царства, где господствовал разум. В любой момент он мог кинуться бежать по улице, визжа во всю глотку. Толстенький Оливер Харди в мешковатых штанах, доходивших ему почти до подмышек, в белой рубашке с галстуком в горошек и в черном, как уголь, пиджаке поверх всего этого великолепия. И он мчался бы по этим улицам, визжа и рыдая, потому что его друг Ли Бартон лежал раздавленный под колесами грузовика. Собралась толпа. Кто-то скатал пальто и подсунул его под голову Ли Бартону. Откуда-то взялся священник, который сейчас читал последние слова молитвы, осеняя мелкими крестными знамениями голову Ли. Все кругом было в крови. Она стекала большими каплями с зигзагообразного узора тяжелых толстых покрышек. Она текла по асфальту ручейком глубокого красного цвета, похожего на сок раздавленной клубники.
Но самым тяжелым было то, что друг Райана все еще был в сознании. Ли знал, что с ним произошло, он знал, что умирает, умирает, лежа здесь, под задними колесами грузовика, переводя глаза с одного лица на другое, и взгляд этих глаз выражает такое удивление, будто кто-то прицепил к его спине билетик с надписью: «ПОЖАЛУЙСТА, ДАЙТЕ МНЕ ПИНОК В ЗАД».
Райан Кейт не мог дольше выносить все это. Нет. Ни единой гребаной секунды, пока его друг валяется там раздавленный и истекающий кровью.
Именно поэтому Райан и представлял собой описанное выше жалкое зрелище. Толстячок в костюме Оливера Харди, сидящий на ступеньках отеля. И слезы все еще падали на тротуар, оставляя на нем мокрые пятна величиной с монетку.
Ну и что с того?
Ну и что с того, что сегодняшний день начался как вторник, затем почему-то превратился в понедельник?
Какого того-этого вам еще надо?
Ему лично на все это плевать.
– Это еще одна вонючая... еще одна вонючая...
Больше Райан ничего сказать не мог. Спазмы сотрясали его тело, которое раскачивалось взад и вперед. Слезы лились дождем.
Глава 8
1
Девушка пела: «Выходите вечерком, выходите вечерком, девушки Буффало». Сэм Бейкер моргнул. Сейчас он чувствовал себя так, будто целая река света хлынула ему в глаза. Он опять мигнул, но вертящиеся цветные диски все еще липли к сетчатке его глаз.
Он моргал снова и снова, стремясь выдавить свет, как если бы это был шампунь, попавший в глаза. Он даже головой тряс.
Выходите вечерком, девушки Буффало, выходите вечерком...
Странный сон снился Сэму Бейкеру. Конечно, все сны более или менее странные. Их не понять никому, кроме разве что психоаналитиков, да и то ежели им заплатить по две сотни долларов за час консультации. Среди снов Сэма чаще всего повторялся тот, где он сидел в своей студии, руководя передачей из ада, которая шла в прямом эфире. Все экраны консоли управления настолько расфокусировались, что он сам не мог разобрать, что перед ним – футбольный матч или гаревая дорожка. Он изо всех сил старался разобраться в происходящем, вглядываясь в тени на экранах, и громко выкрикивал инструкции своему помощнику, сидевшему рядом: «Включить третью камеру! Вторая камера – крупный план! Первую камеру отключить!»
