Александр Казанцев - Сильнее времени (Книга 2)
Глава пятая.
ЧЕРНЫЕ МОЛНИИ
Низкое небо полыхало огнем. Казалось, тысячи ослепительных вспышек непрерывно сверкали то здесь, то там. Волны огня тревожными лучами прожекторов метались по небу. И оно разламывалось, громыхало, будто канонады всех отгремевших на Земле войн слились здесь воедино. А по лесу бежал великан. Деревья доставали ему едва до пояса и валились не только от шквального ветра, но и от его неистового бега. Однако если он казался великаном по сравнению с лесом, то перед силами разверзшихся небес выглядел пигмеем. Молнии то и дело ударяли рядом с ним. Уже не первый факел вспыхнул среди тропических деревьев, укрывших под корнями перепуганных обитателей джунглей. Великан моргал ослепленными глазами. Сверкавшие молнии казались ему черными. Не в силах мыслить, гонимый скорее ужасом, чем желанием скрыться, он не мог отличить вспышки молнии от изломанных стрел, черными зигзагами застывших под опущенными веками. В другое время он вспомнил бы о свойстве закрывшегося глаза, смотревшего на освещенное окно, запечатлевать на его месте темное пятно со светлым переплетом оконной рамы. Где-то, когда-то, еще на Земле, Ловский читал про черную молнию привидившуюся людям в лесу. Теперь он видел эти черные молнии сам. Из-за нервного потрясения и травмы головы Борис не способен был восстановить шаг за шагом то, что произошло с ним в последние часы пребывания земной экспедиции на Гее.
А произошло все так. Гигантский костер, разожженный пришельцами с Земли, разгорался, и пламя столбом взмывало к небу. Взлетавшие красные искры сыпались на лес падающими звездами. Вокруг костра сидели великаны. Ни один хищник джунглей не смел приблизиться к ним. Даже стадо диких слонов предпочло уйти подальше и уплыло за глубокую реку, которую, кстати сказать, великаны могли перейти вброд. Упрямые носороги дольше всех не хотели уходить и свирепо кидались на протянутую к ним ладонь. Они и пополнили теперь коллекцию биолога экспедиции. - Зверинец укомплектован? - осведомился у Евы Каратун. - Минизверинец, - поправила та, нежно поглаживая пальцами крохотное, но свирепое животное. - Разве не жаль улетать из этой сказки? - Вы вернетесь вместе с земными растениями, - заметил Роман Васильевич. - А что скажет друг-командир, если я вернусь сюда защищать природу Геи? - Зачем защищать? - удивился Ратов. - Разве планета не должна остаться такой, какой мы ее застали? Для чего тут земные эвкалипты и пальмы? Пусть переселенцы будут великанами. - Верно, Ева! - горячо поддержал Ловский. - Преступление менять такой мир, в котором человек мог бы быть титаном. - И такой мир колонизовать, клянусь звездами, удобнее, чем у нас в свое время западные провинции, - поддержал и Альберто Рус Луильи. Охватив колени руками, Ева говорила: - Глядя на эти крохотные леса и крошечных животных и видя в небе под стать им маленькое солнышко, разве не задумаешься над тем, что именно отсюда, от пятой планеты, движется волна жизни в системе Тау Кита? Через миллионы и миллионы лет она перекочует на более близкие к звезде планеты, Не так ли было и у нас, в Солнечной системе? Каратун подбросил в костер охапку вырванных с корнем деревьев. Пламя на миг потухло, потом разгорелось с новой силой, заиграв бликами на выпуклых стенках кораблей-дисков. - Вполне разумно, - сказал он. - "Пояс жизни" и здесь, и в Солнечной системе мог двигаться от дальних планет к ближним. Бис его знает, может, и на Фаэтоне цивилизация возникла раньше, чем на Земле. И довелось нам увидеть руины на Весте, осколке Фаэтона. - Надо ли считать, что люди были так же малы, как носороги, по сравнению с земными? - Не думали, не разумели мы тогда, что надо определить масштаб развалин на Весте. В том и была ошибка. - Ахинея! Маленьких людей не бывает, - вмешался Костя Званцев. - Недаром здесь их не нашли. Вес мозга, количество нейронов значат немало для того, чтобы существо стало мыслить. - Так ли, друг-астроном? Люблю собак. Как по-вашему, крохотная собачка, карликовый пинчер, умещающийся на ладошке, как местный носорог, много глупее огромного дога? - Ну, хлопец, ты бит! - подзадоривающе захохотал Каратун. - Как считает друг-командир? И еще: муравьи не думают? - Трудно ответить. Надо исследовать на Земле ваш минизверинец, определить, какой запас нейронов нужно иметь в резерве, чтобы мыслить. - Вот, Борис, я всегда говорил, что у человека известны только четыре процента объема мозга, занятого полезной деятельностью. Тебя исследуют вместе с мини-зверинцем. - А тебя и исследовать не надо. Весь мозговой резерв попусту расходуется на "клинописные" остроты. - Когда вернемся, многое исследуют, - вздохнул Каратун. - И нашу ошибку исправят, побывают на Весте, рассмотрят ее руины. Не думали мы, глядя на нее из космоса, о росте человечков. Размышляли только о том, как сказать людям о планете, взорванной ее обитателями. - Не хочется верить: цивилизация и - уничтожение. Разве это не исключающие друг друга понятия, друг-командир? - Цивилизация, цивилизация! - раздраженно вмешался Ловский. - Плодами цивилизации могут пользоваться и дикари. - Почему друг-Борис говорит о дикарях? Ловский огляделся с нездоровым блеском в глазах. - Разве мало доказательств? Вспомним гитлеризм, не такое уж давнее прошлое. Люди оказались способными быть хуже зверей. Львы и тигры не истребляют поголовно все лесное стадо, не мучают жертв. Исторические исследования, художественная литература, театр и кино - все это безжалостно изобличало человека, в котором всегда дремлет дикарь. Вот почему я с охотой полетел с вами. - Вот как! - с ноткой горечи протянул Роман Васильевич. - Бесстыдной пропагандой, коварной организацией, обожествлением вождей не раз удавалось в разные времена и в разных странах пробудить дикаря не в отдельных изгоях, а в огромной части трудолюбивого, культурного народа, который потом со стыдом вспоминал это. - Ловский все больше возбуждался, впадал почти в истерику, крикнул: - Вот почему я полетел с вами! Ратов покачал головой: - Век живи - век учись! - И подумал: "Должно быть, не так подбирал я экипаж". - Вы скажете, это было в прошлых столетиях? Отвечу: человек меняется медленно. При фараонах он был схож даже с нашими современниками. - Беру свои слова обратно о машине времени, - запротестовал Костя Званцев. - Тебя, Борис, забросили в наше время из прошлого. - Нет! - закричал Борис. - Я не хочу прошлого, я боюсь его! Боюсь бомб, крови, тупого сопротивления ходу истории. Чего стоит одна только заокеанская гражданская война! - Она кончилась, - сказал Альберто Рус Луильи. - В Объединенном мире война теперь вне закона. Каждый человек Земли должен победить в себе дикаря. - Совет Борису - резон для всех, - заметил Костя. Ева встала и закинула руки за голову: - Хочу быть дикой в последние минуты в минимире. Пройдусь по диким лесам Геи. Ловский тоже вскочил. Костя проводил его неодобрительным взглядом. В свете костра высокая сухощавая фигура спортсменки вырисовывалась на серебристом фоне диска. Она была без шлема, но в скафандре, с прутиком антенны за плечами. Борис и Ева вместе прошли между почти соприкасавшимися дисками, задев друг друга плечами. Курдвановская была чуть выше Ловского, что не доставляло тому удовольствия. Отблески костра лишь чуть подсвечивали саванну. Близкий горизонт терялся во мгле, и равнина казалась огромной. - Ева, - сказал Ловский, касаясь руки девушки. - Ну что? - сказала она и отдернула руку. -Не надо! - раздраженно буркнул Ловский. - У меня будет слишком серьезный разговор. - О чем надо говорить в последнюю ночь на Гее? - О том, что она не последняя. - Как то понимать? - Вы сами только что выразили заветное мое желание. Случай недаром дал вам это древнее имя, а мне внешность ассирийского царя. - Мое имя? А почему не фамилию? - Вы не желаете понять меня, Ева! Вы хотели на миг почувствовать себя дикой. А я хочу быть диким на дикой планете всегда. И я не вернусь на Землю. Никогда. - Истинно дикие слова. - И я не хочу, чтобы вы возвращались. Мы останемся здесь на Гее единственными властителями мини-мира. Вокруг не будет и не сможет быть никого. Не будь Ева врачом экспедиции, она повернулась бы и ушла. Но сейчас она не на шутку встревожилась. Главное, оставаться спокойной, выяснить, как опасен припадок. Что Борис заболел психически, она уже не сомневалась. Юноша не выдержал слишком больших впечатлений и навеянных ими мыслей, не говоря уже о травме головы. - А это не будет дикарством, остаться вдвоем? - осторожно спросила она. - Нет! Я сооружу дворец! На фоне здешней природы он будет величественнее всех мегалитических построек Земли! А вокруг будет рай! - Хочется сменить имя на Адама? - не удержалась от иронии Ева. И сразу пожалела об этом. - Перестаньте издеваться надо мной! Пусть мы будем здесь с вами Адамом и Евой. Или Борисом и Евой для местных легенд. Наши потомки населят этот мир племенем титанов, о которых лишь мечтали поэты Эллады. Ева резко повернулась к Ловскому - во время истерического припадка помогает неожиданный удар: - Разве у Евы в раю был выбор? Никого, кроме Адама. - Что вы хотите сказать? - повысил голос Ловский. - Что я недостаточно хорош для вас? - Хочу напомнить... Сколько на Земле живет миллиардов мужчин? - Они бесконечно далеко. Кто здесь есть - улетят. Останусь только я один. С вами... - А не думает ли новоявленный Адам, что прародители будущего человечества Геи должны, по крайней мере, хоть любить друг друга? - Я... я готов. Я готов полюбить вас, Ева. - За такую откровенность бьют по щеке. - Ева! - Но я отвечу тоже откровенностью. Знайте, среди миллиардов мужчин на Земле остался один, который был дорог мне и который говорил, что женщина подобна тени: когда идешь к ней, она убегает, а когда уходишь - догоняет. - И он ушел? - Но воображаемая тень не догнала его. Отделила себя от него тремя десятилетиями. - Послушайте мой совет. Пусть три десятилетия превратятся в вечность. - Иной совет горше измены. Новый Адам забывает, что я здесь не из женского каприза, а во имя долга, который разделяю с товарищами. - Что вам до них! Вы здесь будете... - и он сделал широкий жест рукой. - Царицей мира? - с издевкой подсказала Ева. Ловский уже не воспринимал иронии, он уже потерял контроль над собой: - Да, мне под силу дать вам целый мир! Мне, титану нового мира! - Да разве сила титана в том, чтобы засунуть льва в карман? Эх вы! Да человек в любом мире титан, в любом масштабе живого, над которым его возвышает разум, а не рост. Он может сделать мышцы сильнее, чем у динозавра, передвигаться быстрее гепарда или ласточки. И он может заставить природу служить себе вовсе не тем, что станет корчевать деревья руками. Для этого у него есть машины. И Ева, круто повернувшись, пошла обратно к костру. Она ожидала, что он пойдет следом. Он действительно поплелся к костру. Ева тут же решила, что Борису надо сделать укол, вызвать у него шок... Их встретил Ратов, и Ева сразу хотела обратиться к нему за помощью, но Ловский опередил ее: - Считайте меня Робинзоном или Гулливером, как вам будет угодно, - с нездоровым блеском в глазах объявил он, - но оставьте мне продуктов. Или еще лучше - одну из "машин пищи". - Ты сошел с ума! Сейчас же отправляйся на корабль, - твердо сказал Ратов и кивнул в сторону ближнего диска. - В этом мире ваши приказы для меня - пустой звук, - вызывающе заявил Ловский, тряхнув своей волнистой шевелюрой. Роман Васильевич пристальна всмотрелся в его лицо. Из-за отсветов костра оно словно дергалось. И Ратову вспомнился небритый, заросший Валерий, со свисающими на лоб и затылок волосами, когда он ворвался в кабину пилотов с криком, что Вечному рейсу конец. Ловский был подстрижен и гладко выбрит. Но в его глазах был тот же безумный огонек, что и у Снастьина в ту тяжелую минуту. Психика не выдерживает у наиболее экспансивных. Космос слишком тяжелое испытание для них. А для Ратова? Для него нет оправдания. Не по ложному ли принципу подбирал он экипаж? Придется отвечать. -Альберто, Званцев! - распорядился Ратов. - Сейчас же отведите Ловского на борт корабля. У него припадок. Звездолетчики вынырнули из тьмы. - Оставьте меня! - истерически закричал Ловский. - Не нужна мне ваша помощь! Минимир прокормит меня! Выкрики Бориса привлекли других космонавтов. Вернулась и Ева со шприцем и лекарствами. - Тебе надо выпить успокоительного, - ласково сказал Ратов, беря Ловского за руку. Тот грубо вырвался: - Не троньте меня, жалкие пигмеи! - Глаза его были безумны, в уголках губ появилась пена. - Оставайтесь пигмеями до конца своих тусклых дней, которые вы разделите между кораблем-темницей и миром Земли. Я отказываюсь и от вас, и от вашей цивилизации. И он бросился в джунгли. Его вскоре поглотила тьма. Только по хрусту деревьев и можно было определить, где он бежит. Альберто Рус Луильи и Ева, знаменитая бегунья, кинулись за Ловским. Увидав преследователей, Ловский ринулся к реке, прыгнул в нее с обрывистого берега и поплыл кролем. Мексиканец и Ева тоже бросились за ним в воду. Званцев и Каратун добежали до берега. Они видели, как Ловский выбрался из воды, ломился, круша деревья, через чащу. Преследователи шли по его следам, но отставали - безумие вселило в беглеца небывалую силу. Когда Костя Званцев и Каратун все-таки нагнали Еву с ее мексиканцем, свет звезд исчез - небо заволокло тучами. Просека, оставленная Борисом, стала еле заметной. И тогда сверкнула молния. Все, как по команде, убрали антенны. Но прутик антенны Ловского все так же возвышался над лесом. Над Геей разразилась одна из ее гроз, не идущих ни в какое сравнение с земными. Еве стало жутко, как девчонке, застигнутой ливнем в степи. Дождь хлестал толстыми жгутами. Она вспомнила рассказ мамы о том, что одну женщину убило молнией в поле около Кракова и что чаще всего молния ударяет в высокие деревья. И потому под ними не надо прятаться. А Ловский был здесь великаном, он возвышался над всем лесом, словно шел один в поле, как та женщина из Кракова. Из темноты появился командир экспедиции. Он сказал, что преследование бесполезно, больной невменяем. Может быть, ливень приведет его в чувство. Но без него они ни в коем случае не улетят, хотя бы пришлось обшарить всю планету. - А что думает друг-командир... Борис не убрал антенну? Она как громоотвод. Конечно, Ловский и не подумал об этом. Вокруг полыхало огнем. Небо гремело, как броня под ударами пушечных снарядов в древности на Земле. Одно за другим факелами вспыхнули два сросшихся дерева. Мимо них пробегал сошедший с ума Борис. Казалось, молния непременно ударит сейчас и в прутик торчащей антенны. Еве даже показалось, что она ясно видела, как ослепительно черная (именно черная!) стрела ударила в Ловского, совсем не выглядевшего великаном, и как он упал в заросли. Ева невольно зажмурилась. Черная стрела продолжала стоять перед глазами. Ева с Альберто добежали до сраженного молнией Бориса. Звездолетчица опустилась на колени и зарыдала: это был просто очень глупый мальчик, и его надо было вылечить. Мексиканец, подчиняясь Еве, заземлил Ловского и стал потом делать ему искусственное дыхание. Подоспели остальные космонавты. Было ясно, что Ловского уже не спасти. Под проливным дождем молча понесли они обмякшее тело к реке, чтобы переправить к кораблям. Роман Васильевич думал о своей ответственности за гибель молодого человека. Он, старый космонавт, не сумел сделать нужных выводов из урока Вечного рейса. В космосе с людьми может случиться самое невероятное. Так почему же он отбирал в космос таких людей, которым легче расстаться с Землей, а не тех, кто дорожит ею и оказывается в необыкновенных условиях стойким, собранным? Почему? Ева не вытирала мокрого лица. Струйки дождя смывали слезы. И она в свете далеких молний выглядела даже красивой. Наутро тело Ловского зарыли на границе тропического леса и саванны. Роман Васильевич приказал воздвигнуть памятный знак первому человеку Геи. Камни для знака доставляли на дисках с ближних гор. И сооружение, выросшее около леса, было по сравнению с ним гороподобно. "Этот знак найдут первые поселенцы на Гее, ради которых прилетели сюда разведчики с Земли", - печально думал Ратов, садясь в корабль. Диски улетали торжественным, строгим строем и походили на клин журавлей, которые покидают обретенный край, чтобы вернуться.
