Джеймс Боллард - Бетонный остров
— Ну что, Проктор, нашел? — спросила Джейн.
Мужчина покачал головой. Он переминался с ноги на ногу, как ребенок, не успевший сходить в туалет.
— Заперто, — прохрипел он. — Слишком крепко для Проктора.
— Надо же — а я думала, ты можешь сломать что угодно. Ладно, поищем завтра, при дневном свете.
— Да, завтра Проктор их найдет. Он посмотрел через ее плечо на Мейтланда, и она нехотя отступила.
— Проктор, он едва заснул. Не буди его, а то он может не выдержать, и нам придется думать, куда девать труп.
— Не буду, мисс Джейн.
Проктор с преувеличенной осторожностью шагнул вперед. Мейтланд повернул голову и обнаружил на нем собственный смокинг. Тщательно разглаженные шелковые лацканы блестели.
Джейн тоже заметила его одеяние.
— За каким чертом ты это напялил? — резко спросила она. — На вечеринку собрался или просто переоделся к ужину?
Проктор захихикал и не без достоинства осмотрел себя.
— На вечеринку. Да… Проктор и мисс Джейн!
— Боже всемогущий… Ну-ка, сними.
Проктор недоверчиво посмотрел на нее, и его изувеченное лицо выразило обиду и мольбу. Он вцепился в концы лацканов, словно боясь, что они улетят.
— Проктор! Ты хочешь, чтобы тебя сразу увидели? В этом маскарадном костюме тебя заметят за милю!
Проктор топтался в дверях, признавая логичность сказанного, но не желая расставаться со смокингом.
— Только на ночь, — заканючил он. — Ночью никто не заметит пиджак Проктора.
— Хорошо, только на ночь. Но смотри не потеряй голову из-за этого пиджака. — Она указала на Мейтланда, который дремал на сырой подушке. — Я сейчас ухожу, так что тебе придется присмотреть за ним. Просто оставь его в покое. Не приставай к нему и не вздумай снова его поколотить. Вообще-то незачем тебе здесь торчать — сядь на лестнице.
Проктор послушно кивнул и, как заправский конспиратор, крадучись попятился к двери и поднялся по лестнице. Разбуженный стуком шагов по деревянным ступеням, Мейтланд узнал рабочие сапоги, следы которых видел на откосе. Он попытался подняться в ужасе от того, что его собираются оставить наедине с этим контуженым островитянином. Теперь ему все стало ясно: бродяга поднимался на откос, чтобы поправить щиты и тем самым скрыть следы аварии.
Мейтланд шепотом подозвал девушку, и она присела к нему на кровать. Комната наполнилась сладковатым дурманящим дымом, длинными струйками расползавшимся вокруг ее лица. С неожиданной нежностью она прижала к груди голову Мейтланда и стала его укачивать.
Минут пять она утешала его, качала и баюкала.
— Все будет хорошо, милый. Постарайся уснуть. Когда проснешься, тебе будет лучше. Я присмотрю за тобой, дорогой. Тебе ведь хочется спать, правда, мой маленький? Бедный малыш, тебе так надо поспать. Спи, малютка, баю-бай…
Когда она ушла, Мейтланд продолжал лежать в полусне, терзаемый лихорадкой, зная, что бродяга в смокинге наблюдает за ним из-за дверей. Всю ночь Проктор топтался рядом, его толстые пальцы шарили вокруг тела Мейтланда словно в поисках какого-то неведомого талисмана. Мейтланд то и дело просыпался, ощущая на лице горячее дыхание с примесью перегара, и видел над собой изуродованную физиономию Проктора. Из-за обилия шрамов его лицо при свете керосиновой лампы казалось высеченным из отшлифованного камня.
За несколько часов до рассвета вернулась Джейн Шеппард. До Мейтланда доносились ее отдаленные возгласы, которыми она возвещала о своем прибытии на остров. Джейн отпустила Проктора, и он беззвучно исчез в шуршащей траве.
Послышался стук высоких каблуков по ступеням. Мейтланд безучастно смотрел, как девушка нетвердой походкой приближается к постели. Она была в легком подпитии и уставилась на Мейтланда, словно не узнавая его с пьяных глаз.
— Боже! Ты все еще здесь? А я думала, ты ушел. Ну и вечерок, черт бы его побрал!
Что-то напевая себе под нос, она сбросила туфли. Где была Джейн, Мейтланд мог лишь догадываться по ее костюму: карикатура на провинциальную шлюху сороковых годов — юбка с разрезом, открывающим бедра и края чулок, и люрексная блузка, подчеркивающая острые груди.
Нетвердой походкой Джейн обошла кровать, разделась, свалив одежду в чемодан, и, голая, скользнула под драное одеяло. Посмотрев на плакат с Роджерс и Астером, она взяла Мейтланда за руку, отчасти чтобы его успокоить, отчасти — для компании. Остаток ночи и начало утра Мейтланд чувствовал сквозь лихорадку прикосновение ее сильного тела.
ГЛАВА 12
акробат тром
Джейн Шеппард ушла. Когда Мейтланд проснулся, в подвале было тихо. На его убогое ложе падал солнечный луч, проникший с узкой лестницы. Со стен, словно блюстители кошмара, за ним зорко следили Гевара и Чарльз Мэнсон.
Мейтланд протянул руку и потрогал отпечаток тела девушки на постели. Не вставая, он осмотрел комнату, обратив внимание на открытый чемодан, безвкусную одежду на вешалках, косметику на ломберном столе. Перед уходом Джейн все привела в порядок.
Лихорадка отступила. Мейтланд взял с ящика пластиковый стаканчик, приподнялся на локте и выпил тепловатой воды. Стянув одеяло, он осмотрел свою ногу. Какой-то непредсказуемый процесс выздоровления заблокировал бедро в тазобедренном суставе, но опухоль спала и боль утихла. Впервые он мог коснуться посиневшей плоти.
Мейтланд осторожно сел на край кровати и уставился на плакат с Астером и Роджерс. Он попытался вспомнить, видел ли когда-либо этот фильм, и унесся мыслями в годы юности. Несколько лет подряд он поглощал почти всю голливудскую продукцию, сидя в одиночестве где-нибудь на последних рядах пустующих пригородных «одеонов». Мейтланд потер ушибленную грудь, отметив, что его тело все больше и больше начинает походить на тело того молодого человека, каким он был в юности, — голод и лихорадка отняли по крайней мере десять фунтов веса. Широкая грудь и мощные ноги потеряли половину своей мышечной массы.
Мейтланд опустил больную ногу на пол и прислушался к движению на автостраде. Уверенность в том, что он скоро выберется с острова, оживила его. Проторчав на этом пустыре почти четыре дня, он почувствовал, что уже начал забывать жену и сына, Элен Ферфакс, сотрудников и деловых партнеров — все они отошли в тень где-то на задворках сознания, а их место заняли потребность в еде, в убежище, больная нога, но больше всего — потребность господствовать над этим окружающим его клочком земли. Жизненный горизонт сузился до каких-то десяти футов. Несмотря на то, что до освобождения оставалось не больше часа, — хотят они того или не хотят, девушка с Проктором все равно помогут ему подняться на откос, — перспектива господства над островом завладела его умом, словно некий предмет десятилетних исканий.
