Стивен Бакстер - Корабли времени
, моя жизнь обрела некоторые черты упорядоченности и цивилизованности. Это был дешевый номер в отеле, расположенный посреди бесконечной бальной залы. Собрав воедино подносы, стул и одеяла, я соорудил уютное гнездышко и теперь не чувствовал себя как манекен в витрине. Из сюртука я скатал подушку, пристроил ее под стулом, так что спал, уверенный, что уже ничто не свалится мне на голову. По-прежнему выводил из себя пол, в котором светились звезды. Казалось, будто падаешь в бездонную пропасть – но я огородился от нее одеялом, постеленным на пол. Так понемногу я создавал вокруг привычный мир, от которого не кружилась голова. Ничего не поделаешь, таков человек, он во всем ищет привычное и старательно уходит от всего нового и смущающего разум – в быту, естественно.
Нево осмотрел мою берлогу. Не знаю, что он при этом испытал: смущение или же напротив, веселье. Трудно было сказать, что он обо все м этом думал. Наверное, испытывал те же чувства, что и древние, наблюдавшие за тем, как птица строит гнездо.
Так прошли еще несколько дней, пока я осваивал новое жилище – четыре-пять – когда я начал описывать Нево принцип работы Машины Времени, заодно потихоньку узнавая от него, что произошло с Землей.
Я описывал парадоксы оптики, которые привели меня к идее путешествия во времени.
– Широко известны – в мое время, – аномалии распространения света в среде, – продолжал рассказывать я. – Выше всего скорость света в вакууме – она составляет сотни тысяч миль в секунду – но при этом она остается ограниченной, конечной. И, что еще более важно, и было продемонстрировано Мичелсоном и Морли за несколько лет до моего путешествия во времени, скорость эта изотропична…
Тут мне понадобились некоторые объяснения. Природу субстанции, именуемой «свет», так же, как и ее скорость распространения в пространстве, нельзя описать как материальный объект, такой, как движущийся поезд.
Представим движение луча света с какой-нибудь далекой звезды, достигающее нашей планеты скажем, в январе месяце, в то время как она, планета, проходит по орбите вокруг солнца. Скорость Земли по орбите составляет примерно 70 000 миль в час.
В июле Земля уже находится на противоположной стороне орбиты – направляясь как раз навстречу свету звезды, можно предположить, что скорость, с которой звездный свет достигает земли, возрастет.
Так бы оно и случилось, если бы со звезды к нам двигался паровой локомотив. Но Мичелсон и Морли доказали, что в случае со звездным светом дело обстоит совсем по-другому. Скорость распространения света остается одинаковой – независимо от того, движемся ли мы к звезде, или, напротив, удаляемся от нее.
Эти исследования имели непосредственное отношение к природе платтнерита, которым я как раз тогда занимался несколько лет перед этим – и, хотя я не опубликовал результатов экспериментов, но я сформулировал гипотезу.
– Необходимо сбросить оковы воображения – особенно когда дело касается Измерений – чтобы увидеть, отчего это так происходит. Ведь как мы измеряем скорость? Только с помощью устройств, которые записывают интервалы в различных Измерениях: дистанция и интервалы в времени, отмечаемые стрелками часов.
– Учитывая результаты исследований Мичелсона и Морли, мы приходим к выводу, что скорость света не только конечна, но и незыблема – изменяется не материя, а сами Измерения. Вселенная изменяется, превращая скорость света в постоянную величину – константу.
Я заметил, что это можно выразить геометрически, как искажение(скручивание (выжимание Измерений.
Я вытянул перед собой руку, сложив три пальца щепотью. – Если мы находимся в структуре Четырех измерений – представьте, что эта штука еще и вращается, – и я сделал движение запястьем, – тогда длина оказывается там, где обычно была Ширина, а Ширина там, где Высота. Продолжительность и Протяженность Пространства меняются местами. Понимаете? Само собой, речь идет не о полной транспозиции или смешении, а лишь о взаимной подмене двух измерений, что и объясняет установку Мичелсона-Морли.
– Я принял эти рассуждения к сведению, – продолжал я, – но не стал их опубликовывать – я не силен в теории. Я, в конце концов, практик. Тем более, мне хотелось получить экспериментальное подтверждение этим доводам. Но и многие другие натолкнулись на те же идеи и представления – Фицджеральд в Дублине, Лоренц в Лейдене и Анри Пуанкаре во Франции – вполне возможно, зреет новая теория о природе света и времени, об относительности этих понятий.
В этом и состоит суть работы моей Машины Времени, – сказал я в заключение. – Машина искажает Пространство и Время вокруг себя, обращая Время в Пространственную Протяженность – в будущее или прошлое можно путешествовать так же легко, как кататься на велосипеде!
Я удовлетворенно откинулся в кресле: несмотря на не самые лучшие условия, в которых протекала лекция, похоже, я справился с ней успешно.
Однако морлок особого восхищения не выражал. Он просто стоял, по-прежнему разглядывая меня в синие очки. Наконец он произнес:
– Да, это все понятно. Но каким образом это осуществимо на практике?
11. Из клетки
Такая реакция вывела меня из себя!
Я выскочил из кресла и вновь принялся расхаживать по клетке. Я с трудом сдержался, чтобы не схватить его за грудки и втолковать ему как следует. Но я не стал делать этих обезьяньих жестов. Я просто наотрез отказался отвечать на дальнейшие вопросы, пока он не покажет мне хоть какую-то часть мира так называемой «Сферы».
– Слушайте, – сказал я, – вам не кажется, что это не совсем честно? После того как я преодолел шестьсот тысяч лет для того, чтобы увидеть ваш мир. И все, что мне открылось пока – темный склон Ричмонда и – тут я обвел рукой темноту, – ваши бесконечные вопросы!
Рассудите сами, Нево. Я понимаю, что вам не терпится узнать все о том, как я прошел сквозь время, и что я видел в Истории вплоть до вашего появления в ней. Но как я смогу рассказывать об этом, даже толком не зная, что с вами происходит, и в каких условиях вы обитаете в настоящее время. – Не говоря уже о той, другой Истории, свидетелем которой я был.
Тут я намеренно оборвал речь – как это делает опытный оратор, полагая, что достаточно убедил его.
Он поднес руку к лицу; тонкие бледные пальцы поправили очки на переносице – жест, каким джентльмен поправляет пенсне.
– Мне надо посоветоваться, – сказал он наконец. – Мы еще поговорим.
И с этими словами удалился в темноту. Глядя ему вслед, я слышал шлепанье босых ступней по мягкому полу, сквозь который просвечивали звезды.
После очередного промежутка сна Нево вернулся. Он помахал мне рукой с порога моей «клетки». Что-то было неестественное в этом жесте – будто бы он освоил его совсем недавно.
