Роберт Хайнлайн - Луна жестко стелет
Еще бы я не понимал! Убийство Вертухаевых охранничков – это подрыв святейших заповедей Главлуны. По крайней мере, будь я Вертухай, я смутно заподозрил бы что-то в этом роде.
– Спасибо, проф. Буду начеку. А если увижу эту девушку, я ей обязательно скажу.
– Как, ты не знаешь, где она? Вас же видели уходящими вместе, и я так надеялся, что уж ты-то знаешь!
– Проф, откуда такой интерес? Прошлой ночью не похоже было, что вы из ее дружков.
– Мануэль, ты неправ! Она мой камрад. Я не говорю «таварисч», «таварисч» теперь это просто вежливое обращение. Она мой камрад. Мы расходимся только в тактике. Но не в целях и не в преданности делу.
– Понял. Считайте, что передам. Обязательно.
– Замечательно! Вопросов не задаю, но… но надеюсь, но очень надеюсь, что ты сумеешь найти способ обеспечить ее безопасность, полную безопасность на срок, пока уймется этот шухер.
Я решил, что хватит темнить.
– Минутку, проф. Не вешайте трубку. Как только я взял трубку, Ваечка закрылась в ванной. Полагаю, чтобы не торчать над ухом. Уж такой она была человек. Я постучался в ванную.
– Ваечка!
– Погоди секунду.
– Нужен твой совет.
Она открыла дверь.
– В чем дело, Манни?
– Как ваша шобла относится к профессору де ла Миру? Ему доверяют? Ты лично ему доверяешь?
Похоже, она призадумалась.
– Полагаю, все, кто был на митинге, поручились бы за него. Но я его не знаю.
– Хммм. А что говорит твое чутье?
– Славный мужик, хоть и спорил со мной. А ты о нем что-нибудь знаешь?
– Еще б не знать! Я его двадцать лет знаю. Уж я-то ему доверяю. Но тебе навязывать не стану. Свой НЗ всяк бережет по-своему.
Она тепло улыбнулась.
– Манни, если ты доверяешь, то я тем более.
Я вернулся к телефону.
– Проф, как вы насчет топтунов?
Он весело хрюкнул:
– Большой ученый, Манни!
– "Дрянд-отель" – такую дыру знаете? Номер "Л", две палубы ниже матерлинии. Сможете хвоста не привести? Вы уже завтракали? Что вам взять на завтрак?
Он <по-новой> весело хрюкнул.
– Манни, у одного учителя по поводу одного ученичка есть мнение, что труды даром не пропали. Знаю, где это, дойду тихо-мирно, я кал еще не завтра, а ем всё, что в данный момент мне нельзя.
Ваечка принялась складывать койки. Я пошел помогать.
– А тебе чего хотелось бы?
– Чаю и тостиков. Хорошо бы соку.
– Маловато.
– Ннуу, яичко всмятку. Но, чур, я за себя плачу.
– Тогда два яичка всмятку, тосты с маслом и джемом, сок. Р-разорю-у!
– Кинули на морского?
– Кинули. Чур, я смухлевал и продул. Я подошел к податчику, включил дисплей и высмотрел нечто под лозгуном «ПРИЯТНЕЙШЕГО ОПОСЛЯ! – ВСЕ ПОРЦИИ ДВОЙНЫЕ: томатный сок, омлет, ветчина, картофель жареный, кукуруза в меду, тост, масло, молоко, чай или кофе – 4.50 ДЛГК на двоих», – и заказал на двоих, не желая афишировать наличие третьего.
К звонку податчика с едой мы были чистенькие до блеска, норка, готовая к завтраку, тоже, Ваечка сменила свой черный прикид на красный комплектик, «поскольку ожидаются гости». Смена наряда не обошлась без траты слов. Ваечка прихорошилась, улыбнулась и сказала:
– Манни, мне этот комплектик даже очень. Как ты догадался, что он мне в самый раз?
– Врожденный талант.
– Поди-ка, да. Сколько он стоит? Уж за это-то я с тобой рассчитаюсь.
– Там была распродажа, на ценничке стояло полста центов бонами.
Она нахмурилась и топнула. Поскольку была босиком, звука не вышло, ее просто на полметра подбросило. «Счастливой посадки!» – пожелал я ей, глядя, как она, будто новичок какой-нибудь, шарит опору под ногами.
– Мануэль О'Келли! Неужели ты думаешь, что я способна принимать дорогое шмутье от мужика, с которым у меня даже эник-беник не было?
– Вот уж что исправимо в два счета.
– Распутный тип! Я скажу твоим женам!
– Так мне и надо. Недаром Мама обо мне самого дурного мнения.
Я подошел к податчику взять тарелки. Гуднула дверь. Я отщелкнул переговорную трубку.
– Кто там?
– Телеграмма гаспадину Смиту, – ответил ломаный голос. – От гаспадина Бернарда Оу.Смита.
Я отдраил дверь и впустил профессора де ла Мира. Он выглядел как выходец с того света: одежонка – одни лохмотья, замызганный, космы висят, правый бок парализован, рука болтается, бельмо на глазу, – ну, точь-в-точь из матерых бичей, что спят в Придонном переулке и клянчат выпивку под кисленькое по дешевым кабакам. И слюни изо рта висят.
Как только я отдраил дверь, он выпрямился, приосанился, сложил ладошки ниже подбородка, оглядел Ваечку с ног до головы, сюсюкнул на японский манер и выдал «фьюить».
– Еще прелестней, чем помнится, – сказал он.
Ваечка зла была, как черт, однако улыбнулась.
– Благодарю, профессор. Но не утруждайтесь. Здесь одни камрады.
– Сеньорита, в тот день, когда политика начнет мешать мне ценить красоту, я брошу политику. Я слишком большой поклонник красоты, в данном случае вашей, – окинул он цепким взглядом номер.
– Проф, вы же старый развратник, так будьте свидетелем. Всю ночь мы тут политикой занимались, одной политикой и ничем больше, – сказал я.
– Неправда! – полыхнула Ваечка. – Я несколько часов сопротивлялась, но он пересилил. Профессор, что полагается за такие дела здесь у вас в Луна-сити?
Профессор поцокал языком, покачал головой, повертел бельмом.
– Мануэль, не ожидал! Это же серьезнейший проступок, тебя положено ликвиднуть без суда. Но не без следствия. Сударыня, вы пришли сюда по доброй воле?
– Он меня подпоил какой-то мразью.
– Не мразью, а сранью, сударыня. Будем блюсти чистоту языка. Имеются ли у вас фингалы, покусатости или порватости, каковые вы могли бы предъявить общественности?
– Омлет стынет, – сказал я. – Может, вперед позавтракаем, а уж потом вы меня ликвидного.
– Очень здравая мысль, – сказал проф. – Мануэль, не уделите ли две полбанки воды старому учителю, дабы он обрел более приличный вид?
– Извольте пройти в ту дверку, – сказал я. – Но не копайтесь, не то вам отколется, как тому бздиловатому.
– Благодарю вас, сэр.
Он удалился, послышались плеск и фырканье. Мы с Ваечкой накрыли стол.
– Покусатости! – сказал я. – Всю ночь она сопротивлялась!
– А так тебе и надо! Чтоб не строил из себя.
– Чего не строил?
– Того, чего не строил. После того, как девушку подпоил.
– Хммм. Это надо Майку поручить, чтоб разобрался.
– Лучше Мишеллетте, она четче сечет. Манни, можно мне чуть поменять заказ и прихватить шматочек ветчинки?
– Половина твоя. Проф свинины – ни-ни.
А тут и проф явился, правда, не в самом светском виде, но чистенький, аккуратненький, волосики зачесаны, на щечках ямочки, в глазах чертики прыгают, и – никаких бельм.
