Валерий Алексеев - Проект "АЦ"
Я положил его руку себе на плечи, напрягся. Ноги Дроздова сдвинулись с места и поволочились по земле.
Так, шаг за шагом, поминутно останавливаясь, я дотащил его до голубого домика, благо было не так уж и далеко.
Но тут – новая незадача: серая пластиковая дверь была наглухо закрыта, без малейшего признака замка либо дверной ручки. Я прислонил Дроздова к стене и стал искать на земле какой-нибудь инструмент, чтобы отодвинуть дверь или, если это невозможно, взломать.
Тут за спиной у меня послышался голос:
– Ты что здесь делаешь?
Я обернулся – рядом стоял Олег. Я так обрадовался, увидев его!
– Да вот, понимаешь, – заговорил я, – разбрелись по всей территории.
– Все трое? – деловито спросил Олег.
– Нет, только один. Посмотри вокруг, может, еще другие валяются.
Олег посветил фонариком (он оказался предусмотрительнее, чем я).
– Да вроде никого.
– Слушай, – сказал я, – не можем же мы тут его бросить.
– Не можем, – согласился Олег. – Ему нужно срочное питание.
Он подошел к двери, потом поднял вялую руку Дроздова, провел его ладонью по пластику – дверь отползла.
– Ты гений, – сказал я ему.
И в это время в темном дверном проеме показалась плотная фигура Воробьева.
Воробьев молча взглянул на нас и, схватив директора за плечо, с необыкновенной быстротой втащил его внутрь домика. Дверь закрылась.
А мы с Олегом, не сговариваясь, бросились бежать. Взлетели во весь дух на второй этаж общежития. Я хотел было с ходу юркнуть в свою комнату, но тут Олег преградил мне дорогу. Вид его не предвещал ничего хорошего.
– Ну? – сказал он грозно.
– В чем дело, приятель? – Я сделал попытку его обойти.
– Ты понимаешь, что ты натворил?
– А что такое? – Я все еще изображал оскорбленную невинность.
– Соня все слышала, – сказал Олег. – Но она не думала, что ты решишься.
Ах, черт! Действительно, когда я писал письмо ЭТИМ, я от волнения забыл о блокировке.
– Эх ты, торопыга! – презрительно проговорил Олег и отступил, давая мне дорогу. – Иди ложись. Но не думай, что проведешь спокойную ночку.
22
Проснулся я от холода.
Напрасно я натягивал одеяло до подбородка: холод безжалостно заползал вовнутрь. Я открыл глаза – в комнате было темно. И тут меня полоснуло чем-то острым по лицу и рукам. Закутавшись в одеяло, я подбежал к выключателю, зажег свет. Лампочка горела вполнакала. За окном была кромешная тьма, купол совсем не светился, хотя на часах было уже около семи утра.
В дверь забарабанили.
Я открыл – на пороге стояли Олег и Соня.
Она взглянула на мое лицо и ахнула:
– И ты тоже?..
– А что случилось? – спросил я.
– Славик порезался стеклом, – сквозь зубы проговорил Олег. – Ух, дал бы я тебе, если бы от этого была хоть какая-нибудь польза! Кустарь-одиночка!
– Оставь его, – сказала Соня. – Видишь, человеку больно.
Лампочка под потолком мигнула и померкла. В коридоре было тоже темно, шлепали чьи-то шаги, слышались приглушенные голоса.
– Иди за мной, – скомандовал Олег. – У меня в комнате фонарь, батареек хватит часа на четыре.
– Дай хоть одеться! – взмолился я. – Холодно!
– Некогда, – коротко ответил Олег.
Мы побежали по коридору. На бегу я чувствовал, как горят Славкины порезы на моем лице. Как же ему было больно в первые минуты, когда я еще спал, как сурок!
– Сломалось что-нибудь? – спросил я, задыхаясь.
– Все сломалось, – не оборачиваясь, ответил Олег. – Твоими молитвами. "Птичий базар" отключен, и вся система вышла из строя.
– Да что ж они, психи, что ли?
Олег резко остановился, и я налетел на него в темноте.
– Имей в виду, – сказал он вполголоса, дыша мне в лицо, – никто не знает, что это ты… Кроме нас с Соней. Понял? Будем держаться как люди.
Я благодарно закивал, хотя Олег этого, естественно, не видел.
Он втолкнул меня в комнату.
– Еще одного привели! – послышался в темноте жалобный Славкин голос. – И без того воздух кончается!
– Прекратить панику! – сказал Олег и зажег фонарь.
Луч света выхватывал из темноты лица ребят. Девчонки стояли, закутанные, как и я, в одеяла. Тут же была и Черепашка.
– Не понимаю! – сказала она, увидев меня. – Война, что ли? Никто ничего не объясняет…
– Все ты! – крикнул Борька и кинулся к Олегу. – Все ты, изыскатель!
Я схватил его за руки. Одеяло упало с меня на пол.
– Ну, ну, спокойно. Это не он, это я во всем виноват.
Но Борька меня не слушал.
– Пусти! Пусти! – шипел он, вырываясь.
Пришлось скрутить ему руки. Когда он присмирел, я подвел его к креслу и усадил.
На кровати кто-то слабо стонал. Я понял: это был Славка. Собственно, стонать-то ему можно было бы уже и прекратить: я знал, что на нем нет уже ни царапинки, да и мои скоро пройдут.
– Как это он? – шепотом спросил я, зная, что где-то поблизости Соня.
– Пытался вылететь в окно, – тут же отозвалась Соня. – Олег, побольше света, пожалуйста.
– Вылететь? Зачем? – спросил я.
– Все погасло, и он испугался.
Лена тихо и тоненько заплакала.
Рита подошла к ней, обняла ее за плечи.
– Ничего, ничего, – зашептала она. – Все пройдет, все успокоятся… Не надо бояться.
– Да, ты не знаешь! – плача, повторяла Лена. – Ты ничего не знаешь…
– Ну и что ж, что не знаю? – возражала Черепашка. – Мне же страшнее, а я не плачу.
Все-таки она была молодец.
– Не надо нервничать, ребята, – сказал Олег.
Он светил фонарем на Славкино лицо, а Соня рассматривала, есть ли раны. Славка что-то бормотал и отворачивался: он не хотел признаваться, что все его порезы "прошли". Но я не осуждал его: такая уж была моя специализация. Зажмурившись, я живо представил себе, как страшно ему было, когда он, раскинув руки, весь исцарапанный, летел в темноту…
– Не надо нервничать, – повторял Олег. – Возможно, всего лишь короткое замыкание. Сейчас мы с Андреем пойдем и все починим.
– Ну прямо, почините! – крикнул Борька и снова вскочил. – Электрики нашлись!
Я взял на себя его страх – и это было ужасно. Меня затошнило, сердце заколотилось, я весь покрылся холодным потом. Только бы не закричать, подумал я, стискивая зубы. Только бы не закричать!
Борька всхлипнул, удивленно оглянулся – и притих, как будто заснул.
Вдруг вспыхнул свет – ярко-оранжевый, мощный и ровный. Мы все взглянули на потолок, но плафоны оставались темными. Это были не лампы: это за окном огненно засветился сам купол.
– Андрюша, пожар? – спросила меня Черепашка.
