Ирина Булгакова - Уровень
— Точно. Они все прутся сюда, в канализацию. Снаружи не больно побегаешь, когда все двери заперты и ты как на ладони. Достать винтовкой с оптикой — делать не хрен.
— Слышь, Наум, ты точно про бомбарик знаешь?
— Точно. Я тут раз тридцать был. Бомбарик закрыт. Наружу выхода нет. Там один ход будет из подсобки — в насосную. Там воды выше крыши, но я секрет знаю.
— Какой секрет?
— Отстань, Звонарь. Все наперед знать хочешь?
— А может гранату вперед бросить? Чё-то мне это место впереди не нравится.
Первым шел долговязый, нескладный парень, откликающийся на кличку Звонарь. В высоких сапогах, туго обтягивающих икры, в короткой куртке и вязаной шапочке. Он торопился еще целых два шага. Споткнулся на ровном месте, словно вдруг ему отказали ноги. Шагнул по инерции вперед и только тогда удивился.
— Пацаны, я тут… завяз, что ли…
Идущий за ним высокий парень, с надвинутым на лицо капюшоном остановился как вкопанный. Как стало ясно чуть позже — только немного не рассчитал.
— Эй, я тоже во что-то ступил. Дерьмо какое-то, — насмешливо произнес высокий.
Смешок умер в одиночестве.
— Всем стоять, — приказал хрипловатый голос, в котором Ариец безошибочно узнал того, кто вел переговоры из-за двери. — Что случилось?
— Блин… Циркач, я не знаю, — сказал высокий и насмешки в его голосе поубавилось.
Между тем Звонарь, еще не понимая, что вляпался вовсе не по щиколотку, а по самое дальше некуда, тщетно пытался выдернуть ноги. На его худом лице блуждала улыбка.
— Дерьмо какое-то, — вслед за высоким повторил он.
— Так, — Циркач, не двигаясь с места, присел на корточки и посветил фонарем. — Ничего не понимаю. Бетон как бетон. Как везде.
— Да ладно, потом разберемся. Эй, пацаны, руку дайте, — хохотнул Звонарь. — Я это… реально не могу ноги выдернуть.
— Всем стоять, — негромко приказал Циркач. — Окулист, веревку достань, брось ему.
— И мне, — нетерпеливо попросил высокий.
Одной ногой он еще стоял на твердой поверхности, но другая медленно погружалась все глубже. Кому как ни Арийцу было знать, что медленное погружение идет рука об руку с обреченностью.
Окулист бросил один конец веревки — Звонарь поймал ее только по чистой случайности. Развернуться он уже не мог. Ноги его выше щиколоток ушли в бетон.
— Держу. Тяните, братцы!
Сначала дернул Окулист. Поднатужился, расставив для лучшего упора ноги. Потом к нему присоединились еще несколько человек. Сколько именно, Ариец не видел. Он мог бы с уверенностью утверждать, что вряд ли помог бы и подъемный кран.
Пока они тянули, высокий трепыхался, как насекомое, наколотое на булавку. Пытался раскачать ногу — все бесполезно. Он рухнул на спину, выворачиваясь в тщетном усилии дотянуться до тех, кто стоял ближе. Но обозначилась полоса отчуждения, за которую никто ступить не решался.
— Тяните сильнее!!! Сильнее!
— Руку дайте, пацаны!!
Они кричали. В их голосах еще сквозила обида оттого, что столько человек не могут — или не хотят! — им помочь. Крики сливались с хрипением, сипением тех, кто не терял надежды их спасти, в отчаянный, многоголосый гул.
Бессильна оказалась человеческая природа — выкарабкаться из могилы не помогли ни руки, ни ноги. В такие минуты закинутой в небесные дали последней надеждой летит мольба. Верующий молит бога, неверующий судьбу. Парни не верили ни в бога, ни в черта. Они вопили. В крике, что заблудшей овцой так и не смог прибиться ни к одному стаду, не было упования на чудо — звучала лишь пронзительная, обреченная тоска.
Высокий, чья нога до паха погрузилась в бетон, лежал на спине, сдирал в кровь ладони, царапая ногтями пол. В конце концов, его вторая нога скользнула вперед.
— Суки! Спасите меня, суки! — его вопль перекрыл шум.
Звонарь погрузился в бетон по пояс. Он уже не кричал. Часто-часто дышал, прижимая к груди веревку, которую отпустили остальные. Она лежала на полу как немой укор, наполовину погруженная в бетон.
— Братцы… ну, помогите… прошу… Я не хочу так подыхать!!
Высокий кричал. Ему никто не отвечал. Сгрудившись, остальные как завороженные смотрели на гибнущих людей. Казалось, странная субстанция, по внешнему виду ничем не отличающаяся от бетона, дышала. И этот единственный бесконечный вдох втягивал два тела. Беспомощных, лишенных возможности сопротивляться.
Звонарь широко открыл рот. Грудная клетка, зажатая в тиски лишала его кислорода. Он хрипел. Голова его беспомощно откинулась назад — подальше от пола.
Высокий кричать перестал. Он монотонно бормотал что-то себе под нос.
Ариец дождался, пока субстанция медленно доберется до головы Звонаря. Заполнит рот, потом нос. Как погаснут глаза и уже мертвая плоть исчезнет в сером бетоне.
Потом диггер повернулся и пошел прочь. Он догадывался, что произойдет дальше и не ошибся. Кратковременное затишье — дань памяти погибшим товарищам — сменилось ревом. Туннель заполнил треск автоматных очередей.
Ариец дошел до конца коридора, шагнул в подсобку и закрыл за собой дверь, железным полотном отсекая себя от гула и автоматной стрельбы.
Что это была за ловушка и откуда она взялась, Ариец не знал. Именно здесь, десять лет назад погиб Лузер. Шел, насвистывая себе под нос, бравый диггер, обучающий таких вот новичков, каким был тогда Ариец. И так же, как высокий, угодил ногой в то, что от бетона ничем не отличалось.
Неизвестно, какая сила удержала тогда Арийца на месте. Может то, что в нем сидел страх и от каждого метра, пролегающего под землей он подспудно ждал опасности? Тогда он бросил Лузеру веревку и тянул, тянул изо всех сил, пропуская между ушей — сначала трехэтажный мат, потом слова о человечности, потом мольбы. И, наконец, предсмертный хрип. Уже зажатый по грудь, Лузер ухитрился извернуться и смотрел в глаза Арийцу. Пока мог.
Смерть ползла снизу. Вздувалась синими жилами на шее, разевала рот в беззвучном крике, смотрела вокруг глазами, полными ужаса, вдыхала трепещущими ноздрями густой воздух, пропитанный потом и страхом.
Арийцу никогда не забыть этого взгляда, полного мольбы, отчаяния и покорности судьбе. Именно этот взгляд заставлял его снова и снова спускаться под землю. Вот в один такой заброс он и распылил баллончик с красной краской, оставляя на стене гневные слова. "Будьте вы все прокляты". Нет, не диггерам адресуя слова проклятия. Тем, безымянным, кто сотворил ловушку. Мышеловку — одну из многих. Даже не удосужившись в качестве предупреждения положить туда кусок сыра.
Много часов провел Ариец рядом с тем местом, где бетон, без всякой границы переставал быть надежным и приобретал иные свойства. Удалось выяснить, что выше уровнем почти полвека хранились в саркофаге химические отходы. Надежно скрытые сверху и беззащитные снизу. Вполне возможно, ничего уже в том саркофаге не осталось. И то что исчезло, стекая вниз, изменило структуру бетона, сделав ее странно пористой субстанцией, совершенно не изменив внешнего вида. Ни на потолке, ни на стенах, которые были одинаково опасны на этом участке.
