Сергей Трофимов - Прощание Горгоны
Она увидела – вернее, почувствовала – как из средней части тела у пришлого мужчины вышло серебристо-розовое облако. Нет, это был не священник. Парризо плюхнулся на стул. Его речь превратилась в бормотание, голова откинулась набок, нижняя челюсть отвисла, и он начал тихонько похрапывать. У нее заложило уши. Она провела рукой по лицу, касаясь пальцами ресниц.
– Ты отведешь меня к ним? – спросил он на ее родном языке.
– Что ты хочешь от них? – тихо ответила она.
– Я помогу им бежать от Владыки!
– Он услышит. Не надо имен.
– Ты боишься, что их не примут?
– Нет. Фокалор рассказывал, что сострадание Отца безгранично, но удастся ли им уйти от погони?
– Я отвлеку всех тех, кого пошлют за ними.
– Ты пришел от Отца?
– Не совсем. Я, как и ты, не принадлежу к их порядку.
Она с удивлением взглянула на него:
– Хорошо. Пусть будет так! Судьба мне грезила подобное. Идем! И, прошу тебя, будь осторожен в пределах Владыки…
* * *Все тело ломало и крутило. Потоки бессознательного страха рвались из меня, унося к вершинам озарений и ввергая в бездны смерти. Мне было трудно, но чьи-то добрые руки помогали, вытаскивали каждый раз из омута небытия, поддерживая меня на тоненькой ниточке надорванного сознания.
– Спи, милая, спи, – шептал мне голос. – Все прошло. Не бойся, голубушка.
Слова уносили меня к границе доступного. Голос, мягкий и теплый, укутал мое тело, согрел ноги и грудь. Голос звал в запретные глубины, о которых я едва подозревала. Я столько лет искала дорогу к ним, но не могла найти…
– Мамочка, в колокол бьют. Мне страшно!
– Спи, дитя, спи. Ночь на дворе. А колокол – так это, чтобы путники не заблудились.
– Нет, мамочка. И вчера ночь была, а в колокол не били.
– Не бойся, голубушка. Это дьякону грустно стало, и душа его кричит колокольным звоном. Спи, я песню тебе спою…
– В окне зарница красная. Горит что-то…
– То ребята играют. Разожгли костры, хороводы водят.
– Нет, родимая! Почему же крик оттуда скорбный? Сердце стучит. Страшно мне.
– Успокойся, деточка. Это ветер калитку качает. Петли не смазаны, вот и скрипят жалобно.
– Ближе шум надвигается. К нам идут, матушка. Прятаться надобно…
– То деревья листвой зашумели.
– В окно стучат! Спрячь меня, мамочка милая. Спрячь, прошу… Успеть бы…
– Золотце мое! Не бойся, умоляю! Это ставня по окошку бьет – закрыть забыла. Положи мне головку на грудь. Руками тебя закрою, отведу беду. Третий день в огне, и все стонет и мается, и дрожит, как листок. Спи, моя ласточка. Глазки закрой. Дам тебе нить из слов, сматывай в клубочек, а словечко упустишь, завяжи узелок. Спи, мое солнышко, спи. Месяц на небе звезды считает и разливает по глади реки блики игривые, блики ночные. Воздух вбирает в себя ароматы осоки. Липы поют свою вечную песню. Глазки закрой, успокойся и слушай. Там, за окном, у далекой сосны, свил родничок под камнями гнездо и целый день расчищал свое русло. Бедный, намаялся к вечеру. Слышишь? Спит он сейчас. И, свернувшись в комочек, нежно, как кот, он бормочет устало что-то во сне. Вот ведь потеха! Раньше понять не могла, почему же тот родничок мне кота так напомнил…
Мама! Я видела ее лицо! Я слышала ее голос! У меня была мама!
Я открыла глаза и подняла голову. Передо мной сидели две женщины: несносная нахальная Имбецилла и ослепительно красивая девушка. Я несколько раз моргнула и на всякий случай помахала рукой, прогоняя видение. Они не исчезали. Красивая женщина приподнялась и мягко поправила подушку под моей головой.
– У меня была мама! – гордо прошептала я.
Она погладила мои волосы:
– Конечно. У тебя была мама.
Я счастливо улыбнулась. Пусть мой голос был едва слышным. Пусть я не знала, где нахожусь и что со мной. Моя память вернула детство. Они говорили, что этого не будет никогда. Они заставили меня поверить, что я не человек. Но у меня была мама, были годы детства и юности.
– Кто вы?
– Не важно, – ответила женщина. – Тебе потребовалась помощь, и мы пришли.
Имбецилла хохотнула и показала мне пальцем на угол комнаты. На полу лежали две неподвижные фигуры: сиделка в белом халате и рослый охранник.
– Где я?
– В лазарете изолятора.
Мое тело вздрогнуло, но еще раньше в мозг ворвалось все, чем я жила последние месяцы… последние дни. Кулаки свело судорогой, дыхание перехватило…
– Где девочки?
– Они здесь, в подвале. О них не волнуйся. Мы спрятали их в безопасном месте.
Горькие слезы срывались с ресниц. Я была бессильна. Я больше никому не верила.
– Поспи, голубушка.
Красивая женщина вытерла ладонью мои щеки.
– Мы скоро вернемся и прихватим с собой кого-нибудь из них. Это успокоит тебя, верно?
Внимательно осмотрев мое лицо, она тихо добавила:
– Как странно. Твоя Катя оказалась дочкой поварихи. Представляешь, где встретились? Бабка-то моя от счастья места не находит…
– Вы королева?
– Не важно.
Имбецилла подошла к стене, пригнулась и скорчила лицо, словно тужилась и что-то выдавливала из себя. Затем она поманила вторую женщину, схватила ее за руку и их фигуры растаяли на фоне серой штукатурки. Я так не поняла, то ли они прошли через бетон, то ли просто растворились в холодном воздухе. Или это мне привиделось? Размышлять было невозможно. Мозг отказывался действовать. В глазах снова возникло милое лицо. Мамочка! Мама! Я попыталась подойти к этому щемящему чувству, но не удержалась и рухнула в липкую холодную тьму…
* * *Красные скалы теснили небольшую долину. Рядом со мной возвышалась фигура Ами.
– Остановись велеречивый джаер. Слова твои смущают нас. И все же мы не уйдем без нее.
– Это невозможно, – возразил высокий незнакомец. – Она человек. Законы бытия препятствуют восшествию живого тела.
– Ее судьба была страшнее наших испытаний! И лишь благодаря ей мы вышли к свету дальнего престола.
Ами был добр ко мне! Всегда был добр!
Белеф, нахмурив иссеченное шрамами лицом, сурово сказал незнакомцу:
– Ты ничего не понял, джаер. Она посланница Отца. Только ей по силам поручиться за нас. Только ее святая жизнь может стать искуплением наших преступлений. В любом случае, я не уйду без этой девы. И здесь мы тоже не останемся. Утром нас ожидает дальний путь, и мне безразлично, будет ли твоя помощь с нами или нет.
Они обступили ее кольцом. Каждый преклонил колени. Клятва верности сцепила нерушимые звенья. Мир дрогнул, закачался и, бледнея, исчез…
* * *– Боже мой! Какие идиоты! – кричал генерал над моей головой. – Где этот фанатик. Я сам его удавлю! Своими собственными руками! Эксперт называется. Дерьмо собачье!
– Товарищ генерал, она приходит в себя.
