Кир Булычев - На полпути с обрыва
Там ей выделили место между двумя потными вонючими солдатами в давно не стиранных куртках и штанах. Офицер сел рядом с шофером, вертолет взлетел, а джип поехал за ним.
Машина была снабжена примитивными колесами, как в историческом фильме, и потому подпрыгивала на неровностях дороги, солдаты ругались, и некоторые слова были Коре известны еще по детскому дому, но другие оказались совершенно загадочными. Но в любом случае первый и совершенно категорический вывод Коры заключался в том, что параллельный мир оказался совершенно не таким, каким должен был оказаться и каким ожидали его увидеть сотрудники полиции и разведки, так напуганные феноменом непрошеных соседей.
Даже неопытного взгляда Коры было достаточно, чтобы понять, насколько этот мир отстал от нашего мира технологически, и это придавало всей истории дополнительный оттенок тайны, которую следовало отгадать именно Коре, потому что ее помощник, а может быть, и начальник Миша Гофман еще проходил инструктаж на вилле «Ксения».
К счастью, если, конечно, это не дьявольская хитрость противника, разговаривали эти люди по-русски, и хотя их язык пестрел чужими, устаревшими, а то и просто непонятными словами, все равно в основе своей он был понятен, и значит (а это горячо обсуждалось на Земле перед отправкой Коры), параллельный мир, из которого похищают людей, по своей судьбе, истории и устройству близок Земле. По крайней мере, это облегчает работу наших агентов среди тамошнего населения.
Так рассуждала Кора, не обращая особого внимания на неудобства пути, неприятные запахи, пыль, грубые шутки солдат и даже их попытки использовать в своих интересах тесноту на заднем сиденье. А когда один из солдат слишком разошелся, Кора смогла изловчиться так, что он гулко стукнулся лбом о лоб солдата, сидевшего по другую сторону пленницы. Офицер заметил, что за его спиной идет локальная война, и высадил солдат из «газика», заставив их бежать за машиной. Так что остаток пути Кора провела, развалившись на мягком сиденье машины. Солдаты трусили рядом и объясняли ей особенности сексуальной жизни ее мамы, солнце палило, пыль проникала в легкие, наконец впереди показалась ограда из колючей проволоки, в которой был проезд, перегороженный шлагбаумом. Джип миновал въезд и замедлил ход перед длинным одноэтажным бетонным бараком, за которым возвышалось скучное четырехэтажное здание с маленькими окнами, забранными на нижнем этаже железными решетками.
Именно к этому зданию направился джип.
Стоило машине затормозить, как из стеклянной двери выбежало странное существо в длинном платье, платке с кокардой и мясницком клеенчатом переднике, из-под которого торчали носки солдатских сапог.
– Привезли? – закричало существо.
– Поймали, – ответил офицер, спрыгивая на асфальт, которым был залит плац между бараком и четырехэтажным домом.
– Кто это? – спросила Кора у солдата, который, запыхавшись, догнал машину.
– Медсестра, – ответил солдат. – Не подходи, укусит!
Остальные расхохотались.
– Слезай! – приказала медсестра Коре. Голос у нее был басовитый.
– Она мужчина или женщина? – спросила девушка.
– Кому как, – ответил солдат. – А ты выходи, выходи, раз велят.
Кора покорно вышла из джипа.
Медсестра сильно толкнула ее к дверям.
– Осторожнее, – предупредила ее Кора. – Я могу упасть.
– Упасть? Так я тебе помогу, – ответила медсестра.
От сильного толчка в спину Кора полетела вперед, в стеклянные двери, предусмотрительно открытые вахтером, и, пробежав пустой вестибюль, украшенный лишь синими волнистыми узорами под потолком и портретами самодовольного узколобого человека с напомаженным коком и бородкой, которая вроде бы когда-то именовалась эспаньолкой, врезалась в стену.
– Эй, принимайте пополнение! – крикнула медсестра.
Оглушенная, Кора оглядывала идущий от вестибюля широкий коридор, покрашенный в приютский голубой цвет. Двери его были когда-то побелены, в простенках стояли стулья, а над ними к стенам были приклеены плакаты, рассказывающие о нужном поведении во время пожара или атомной тревоги. Плакаты были нарисованы плохо, примитивно, но доходчиво.
На стульях у правой двери сидело несколько человек в синих халатах, словно к зубному врачу. И Коре захотелось спросить, кто последний, несмотря на всю нелепость такого вопроса.
Однако Миша Гофман, который сидел на крайнем стуле, сам сказал ей:
– Я последний, гражданка. Вы будете за мной.
Композитор-песенник Миша Гофман, которого здесь оказаться не могло, потому что он еще оставался в нашем мире и даже способствовал падению Коры в мир этот, был облачен в синий больничный халат, из-под которого были видны кальсоны с развязанными белыми шнурками, свисающие, как усы сомов, по сторонам тапочкиных морд.
– Миша? – спросила Кора. – Это вы?
Странно было бы здесь заниматься играми в конспирацию.
– Да, – ответил Гофман, глядя в пол. – Мы с вами где-то встречались?
– Да, встречались, – сказала Кора и села на свободный стул. Напротив нее оказалась прелестная на первый взгляд смуглая брюнетка. В ее спутанных волнистых волосах горела маленькая диадема, а из-под больничного байкового халата, который был велик размеров на пять, из-за чего пришлось закатать рукава, выглядывала нежная узкая ножка в расшитом бисером башмачке.
– Здравствуйте, – сказала Кора.
Девушка захлопала глазами и ответила нечто на незнакомом языке.
Потом она принялась тихо плакать, но остальные не обращали на нее внимания.
Кора перехватила внимательный и настороженный взгляд соседа – тот был молод, худ, коротко пострижен, его щеку пересекал красный безобразный шрам, который оттягивал вниз угол рта. Своеобразие его туалета заключалось в том, что из-под халата торчали плохо начищенные сапоги со шпорами, что роднило его с медсестрой.
– А почему мы сидим? – спросила Кора, не дождавшись какой-нибудь реакции от «больных».
– Ради бога, помолчите! – воскликнул Миша Гофман. – Не привлекайте к себе внимания.
– Сколько вам можно говорить! – раздраженно откликнулся пожилой мужчина в сильных немодных очках, отчего его глаза казались голубыми прудами. – Это не играет роли. Главное – не обращать на них внимания. Игнорировать!
– Вам хорошо игнорировать! – возмутился маленький, широкий в бедрах и ватный в плечах, гражданин с тупым неподвижным лицом. – Вы с ними бесед не имели.
– Ах, оставьте! – отмахнулся очкарик. Он был лыс, коренаст, с красивыми губами и округлым подбородком.
Дверь рядом с Гофманом открылась, и оттуда выглянул дряблый сизолицый мужчина в белом фартуке, повязанном поверх голубого халата.
