Кристофер Макнамара - Горец (4)
Святое Место...
- Ну что ж, если ты решил, - не буду тебя отговаривать, - Конан смотрел на Дункана; во взгляде его смешивались грусть и жалость, и еще какие-то чувства, с трудом передаваемые словами...
- Не буду. Но знай: жизнь неохотно отпускает тех, кто решил от нее удалиться.
Дункан молча кивнул, - не соглашаясь со сказанным, но принимая его к сведению.
- И еще знай: обратный путь тебе не заказан. Когда ты убедишься в ложности своего выбора, - я найду тебя...
Говорили в старину: по течению плывет бревно, а человек - против.
16
Сила не может проявиться на Священной Земле. Но это - та Сила, которая стоит над людьми...
А ею владеют немногие. Знают же о ее существовании - тоже немногие.
Зато те силы (именно так - с маленькой буквы), которые доступны людям, - способны проявить себя везде. И проявляют...
Особенно же часто люди пускают их в ход именно в пределах тех мест, которые другими людьми почитаются за святыню. И пускают в ход когда - по невежеству, а когда - осознанно, с расчетливым злорадством...
Тот, кто носил прозвище "Большой Нож", прожил в пределах Священной Земли три года. А потом...
А потом он убедился, что жизнь действительно не склонна отпустить его на покой.
Сперва индейская война краем прокатилась по этой территории. Но вот уже несколько месяцев, как боевые действия возобновились с невиданной прежде силой.
И случилось так, что разношерстный отряд тех, кого в еще ненаписанных вестернах будут называть "ковбоями" (получающие жалование от правительства рейнджеры, разорившиеся скотоводы, да и просто молодцы, не владеющие никаким ремеслом, кроме умения быстро стрелять и точно попадать в цель), прижал к холму объединенное племя Кайова и Могауков.
Численность нападавших и обороняющихся была примерно равна, но оружие было лучшим у ковбоев.
Да к тому же - слишком по-разному понимали они задачу войны...
Белые стреляли, чтобы одержать победу. А индейцы...
Даже сейчас, защищая свою жизнь и жизнь племени, они прежде всего стремились проявить воинскую удаль.
Лихо проносились вплотную к врагу, стремясь коснуться его оперенной палочкой без острия (это было большей честью, чем убить); гарцевали в пределах прямого выстрела - мол, не боимся вас!..
Результат был понятен...
Ковбои знали, что где-то здесь, на кургане, обитает странный индеец-отшельник. Прозвище у него было почему-то такое же, как у солдат регулярной кавалерии.
А кавалеристов индейцы звали "Большие Ножи" - потому что те носили сабли...
Но мало кто из ковбоев помнил об этом в горячке битвы. А те, кто помнили, уж конечно, не собирались менять свои планы из-за какого-то краснокожего отшельника.
В конце концов, за его скальп выплатят премию не хуже, чем за любой другой!
Вот тут-то и появился он - отшельник - из-за венчающего курган валуна.
Когда ступил он вперед, не остерегаясь выстрелов, - пули шли сквозь него, как сквозь облако: насквозь, но без результата...
Когда "Большой Нож" в его руке, описав сверкающий полукруг, надвое развалил одного из оторопевших ковбоев... как их позже назовут, но этого уже не назовут никогда...
Тогда, наверное, не было в отряде человека, который не пожелал бы, чтобы руки его, обретя легкость птичьих крыл, унесли его прочь от этого жуткого места.
Но каждый почувствовал, как страх отяжеляет его ноги, словно прикрепляя к ним грузные бизоньи копыта, непригодные для бегства...
И вспомнили все тогда о проклятии, связанном с этим холмом. Именно все вспомнили, даже те, кто вроде бы и не слыхал о нем никогда. А точнее не осознал услышанное, счел его дикарским суеверием.
Вспомнили - но поздно. И не было им уже никакого проку от воспоминаний.
Много могли бы порассказать потом ковбои, - если бы было кому рассказывать.
Но когда дрогнули их ряды, - с леденящим душу воем, потрясая на скаку луками и копьями, устремились в погоню Кайова и свирепые Могауки признанные мастера ближней схватки, с томагавками наперевес.
Уж они-то не видели в происходящем ничего необычного. Так все и должно быть! Ведь именно так гласило пророчество...
А в самом центре боя раз за разом вздымался длинный, слегка изогнутый клинок - взлетал и опускался с мокрым хрустом.
И когда под владельцем этого клинка убивали лошадь, - кто-нибудь из краснокожих, спешившись, тут же подавал ему своего коня, чтобы ни на миг не прекращалась погоня.
И ни один из бледнолицых не сумел уйти, чтобы поведать своим собратьям о том, что произошло...
Впрочем, слухи вскоре действительно распространились.
Слухи о том, что какой-то вождь сумел сплотить вокруг себя всех индейцев Аппалачской возвышенности и повести их в бой...
Слухи, что вождь этот носит на груди щит не из трех слоев бизоньей кожи - как обычные щиты Кайова - а легкий, сотканный из перьев...
Но будто бы семь лучших шаманов Аппалачей читали свои заклятья над ажурным, словно веер, плетением этого щита - и стал он с тех пор непроницаемым для пуль.
Будто бы...
Но лишь насмешливо пожимали плечами те, кто не видел Донна Канна, идущего в атаку: ох, уж эти индейские суеверия!
А те, кто видел, - как правило, уже не могли рассказать...
Говорили в старину: порой даже монаху приходится творить крестное знамение левой рукой - потому что правая рука его занята мечом.
17
...И - кончилось все. Кончилось, как будто и не было.
Впрочем, ведь действительно - не было...
Для Дункана эти события происходили... будут происходить три века спустя - в девятнадцатом столетии.
(Конечно, если он полностью повторит свою прошлую жизнь. А это не может быть так - потому что уже не так).
А для Конана все это было два века назад - потому что он прибыл в шестнадцатое столетие из двадцать первого, не затратив на это ни мгновения своего времени...
А по времени Вселенной это было...
Впрочем, у Вселенной - свои мерки времени. И понятий "было", "есть", "будет" - для нее не существует.
Точно так же, как не существует разницы между понятиями "тогда" и "теперь"...
Дункан дважды моргнул, прежде чем с глаз его спала пелена.
Он сидел, уставясь на камень. Стебли трав колыхались перед его лицом, словно волны.
Вереск это? Или пыльная, жесткая трава прерий?
Дункан всмотрелся - и увидел, что надпись на камне состоит из рун. Из рун, а не из иероглифов.
Вереск.
Гористая Шотландия. Шестнадцатый век от рождества Христова.
Несколько часов назад он простился с девушкой. Имя ее - Дженет, а не Белый Цветок...
И Дункан, оторвав глаза от валуна, посмотрел в лицо Конану.
Не было больше в глазах у него ледяного, смертельного спокойствия. Вместо него - была тоска.
Тоже смертельная.
