Пол Андерсон - Тау - ноль
Констебль отпрянул в сторону и рубанул ребром ладони. Инженер задохнулся от боли и осел на кровать, держа поврежденную кисть другой рукой.
— Она не сломана, — сказал Реймон. — Но если вы не останетесь там, где сидите, пока я отсюда не уйду, я вынужден буду вас обезвредить. — Он сделал паузу и продолжал рассудительно. — Это не вызов вашему мужскому достоинству. Я знаю рукопашный бой так же, как вы знаете нуклеонику.
Давайте останемся цивилизованными людьми. Все равно женщина ваша, я полагаю.
— Карл!
Линдгрен шагнула к нему. Протянула руки. Слезы текли у нее по щекам.
Он изобразил поклон.
— Я уберу свои вещи из твоей каюты, как только найду свободную койку.
— О нет, Карл. Карл! — Она вцепилась в его тунику. — Я никогда не думала… Послушай! Борис нуждался во мне. Да, я признаю, что мне доставляло удовольствие быть с ним, но это никогда не было чем-то большим, чем дружба… помощь… тогда как ты…
— Почему ты не рассказала мне об этом? Неужели я был недостоин знать?
— Достоин, разумеется, достоин, но я боялась… несколько твоих замечаний… ты ведь в самом деле ревнив — совершенно напрасно, потому что только ты для меня имеешь значение!
— Я всю свою жизнь прожил бедным, — сказал он, — и у меня примитивная мораль бедняка — так же как некоторые взгляды на то, о чем следует рассказывать, и о чем не следует. На Земле мы могли бы попытаться что-то исправить. Я мог бы подраться с соперником, или отправиться в длительное путешествие, или мы с тобой могли бы переехать в другое место. Здесь это невозможно.
— Неужели ты не можешь понять? — взмолилась она.
— А ты? — Он снова сжал кулаки. — Нет, — сказал он, — ты действительно не понимаешь, что причинила мне боль. Наше будущее и так достаточно сложное, чтобы еще пытаться поддерживать такую разновидность отношений.
Реймон освободился от нее.
— Прекрати реветь! — гаркнул он.
Она вздрогнула и выпрямилась. Федоров заворчал и стал подниматься с места. Она жестом усадила его обратно.
— Так-то лучше. — Реймон направился к двери, затем обернулся. — Между нами не будет ни сцен, ни интриг, ни затаенной неприязни, — объявил он. Когда пятьдесят человек заперты в одной коробке, либо каждый ведет себя как должно, либо всех ждет смерть. Мистер инженер Федоров, капитан Теландер и я ждем вашего доклада по вопросу, который я пришел обсудить, как можно скорее. Вы можете поинтересоваться мнением мисс первого помощника Линдгрен. Помните только, что желательно сохранить все в секрете, пока мы не будем готовы объявить окончательное решение, то или иное. — На мгновение боль и ярость прорвались наружу. — Наш долг прежде всего перед кораблем, черт бы вас побрал! — Реймон совладел с собой и щелкнул каблуками. — Мои извинения. Доброго вечера.
Он ушел.
Федоров встал позади Линдгрен и положил руки ей на плечи.
— Мне очень жаль, — сказал он неуклюже. — Если бы я знал, что такое может случиться, я бы никогда…
— Это не твоя вина, Борис.
Линдгрен не шевельнулась.
— Если ты разделишь со мной каюту, я буду рад.
— Спасибо, нет, — тускло ответила она. — На некоторое время я не играю в эти игры. — Она высвободилась. — Я лучше пойду. Спокойной ночи.
Он остался стоять один со своими сэндвичами и вином.
О святое дитя из Вифлеема,
Спустись к нам, мы молим тебя.
Через несколько дней после Крещения «Леонора Кристина» увеличила разгон.
Корабль шире развернул черпающие поля, усилил термоядерный шар огня, который следовал за кораблем в хвосте бассердовского двигателя, и переключился на три «g». К низкой скорости это добавило бы почти тридцать метров в секунду за секунду. К нынешней же скорости корабля это добавило незначительный инкремент с точки зрения стороннего наблюдателя. С точки зрения тех, кто находился на корабле, «Леонора Кристина» стремилась вперед с ускорением три «g».
Человеческий организм не мог бы выдержать такую нагрузку. Напряжение для сердца, легких и особенно проблемы баланса жидкости в теле были бы слишком велики. На помощь могла бы прийти медицина. Но, к счастью, было средство получше.
Силы, которые разгоняли корабль, подталкивая его все ближе и ближе к скорости света, предельному «c», являлись не просто огромными. Они были настолько точными, что их взаимодействие внешним миром — материей и ее собственными силовыми полями — могло поддерживаться как практически постоянная результирующая, несмотря на изменения этих внешних условий.
Аналогично, движущие энергии можно было безопасно сочетать с подобными им, гораздо более слабыми полями, которые поддерживались внутри корабля.
Эта связь могла затем оперировать асимметрией атомов и молекул, чтобы породить ускорение, однородное с ускорением самого внутреннего генератора.
Однако на практике эффект оставляли неполным. Одно g не компенсировался.
Следовательно, вес на борту корабля оставался на постоянном уровне поверхности Земли независимо от ускорения.
Три «g» не были пределом. С распростертыми черпающими полями и в районах, где материя являлась более плотной, чем здесь, например в туманности, корабль мог бы разогнаться намного выше. В данном конкретном полете, учитывая разреженность местного водорода, любой возможный выигрыш времени был недостаточен — поскольку формула включает гиперболическую функцию — чтобы стоило уменьшать коэффициент безопасности корабля. Другие факторы, например, оптимизация поглощения массы или минимизация длины пути, тоже входили в расчет схемы полета.
Таким образом, фактор тау не был простым статическим множителем. Он был динамическим. Его воздействие на массу, пространство и время можно было рассматривать как фундаментальное явление, создающее вечно новые взаимоотношения между людьми и вселенной.
* * *В час корабельного времени, который, как утверждал календарь, принадлежал апрелю, а как утверждали часы, был утром, Реймон проснулся. Он не поеживался, не хлопал глазами, не зевал и не потягивался, как большинство людей. Он сел на постели, собранный и внимательный.
Чи-Юэнь Ай-Линг проснулась раньше. Она стояла на коленях на азиатский манер и глядела на него с серьезностью, совершенно отличной от ее игривого настроения прошлой ночью.
— Что-нибудь не так? — требовательно спросил он.
То, что ее застигли врасплох, было заметно по расширившимся глазам.
Через мгновение она улыбнулась, развернулась.
— Я видела однажды ручного ястреба, — заметила она. — То есть, он не был приручен на манер собаки, но охотился со своим хозяином и снисходил до того, чтобы сидеть у него на запястье. Ты просыпаешься, как он.
