Дуглас Адамс - Путеводитель “Автостопом по Галактике”
– А может, ты и сошел. Может, тебе только кажется, что я это сказал.
Форд подумал.
– А ты говорил? Или нет? – спросил он.
– Кажется, да, – ответил Артур.
– Может, мы оба сошли с ума?
– Может, – кивнул Артур, – даже наверняка, раз думаем, что это Саутенд.
– А ты думаешь, что это Саутенд?
– Да.
– И я.
– Стало быть, мы – сдвинулись.
– Самое время.
– Точно, – подтвердил пробегавший олигофрен.
– Кто это был? – без особого интереса спросил Артур.
– Кто – человек с пятью головами и самбуковым кустом в селедках?
– Да.
– Не знаю. Просто прохожий.
– А-а.
Они оба сели на мостовой и не без стеснения стали наблюдать за гипертрофированными детьми, игравшими в песочек, и дикими лошадьми, с топотом перевозящими по небу штабеля усиленных ограждений для областей неизведанного.
– Ты знаешь, – задумчиво произнес Артур, – если это Саутенд, то он какой-то странный…
– Ты хочешь сказать, что море стоит неподвижно как скала, а здания волнами набегают туда-сюда? – спросил Форд. – Я тоже подумал, что это как-то не так. На самом деле, – продолжал он, наблюдая, как, бумкнув, Саутенд раскололся на шесть равных сегментов, которые закружились в буйной пляске, соединяясь в беспутные, непристойные пары, – тут все очень странно.
Дикие завывания духовых и струнных инструментов засохли в воздухе, на дорогу выскочили горячие пончики по десять пенсов штука, с неба повалила мерзкая рыба, и Форд с Артуром решили побежать за ней.
Они продирались сквозь толстые стены звуков, горы архаичных мнений, долины меланхоличной музыки, собрания неудобной обуви и прочих безделушек, и вдруг услышали женский голос.
Голос звучал мелодично, но говорил только одно:
– Два в степени сто тысяч к одному, и меньше, – а больше ничего не говорил.
Форд соскользнул по световому лучу и завертелся, отыскать источник звука, но не смог увидеть ничего, во что можно было бы поверить.
– Что это за голос? – громче, чем нужно, прокричал Артур.
– Не знаю, – откликнулся Форд, – не знаю. Похоже на значение вероятности.
– Вероятности? Что ты имеешь в виду?
– Ну, вероятность. Как, знаешь, два к одному, три к одному, пять к четырем. А тут говорят, два в степени сто тысяч к одному. Это уже довольно-таки невероятно.
Без предупреждения на них вылился ушат заварного крема.
– И что это значит?! – закричал Артур.
– Что, крем?
– Да нет, значение вероятности!
– Не знаю. Ничего не знаю. Знаю только, что мы на каком-то космическом корабле.
– Смею предположить, – едко заметил Артур, – что мы не в каютах первого класса.
Ткань пространства-времени забугрилась. Огромными уродливыми буграми.
– Аааааххххггггггг, – сказал Артур, почувствовав, что тело его размягчилось и стало выгибаться в странных местах. – Саутенд, кажется, тает… звезды кружатся…помойное ведро… ноги уезжают на закат… левая рука тоже отвалилась.
Тут его посетила страшная мысль.
– Черт, – сказал он, – что же мне теперь без рук делать с электронными часами? – в отчаянии он скосил глаза, пытаясь найти Форда.
– Форд, – позвал он. – Ты превращаешься в пингвина. Прекрати.
Голос возник опять:
– Два в степени семьдесят пять тысяч к одному, и меньше.
Форд в возмущении заплюхал в пруду.
– Эй, вы кто? – прокрякал он. – Вы где? Что происходит? И как это прекратить?
– Успокойтесь, – вежливо, совсем как стюардесса в авиалайнере с одним крылом и пожаром в двигателе, – отозвался голос, – вы в совершенной безопасности.
– Но не об этом же речь! – заорал Форд. – В безопасности, не в безопасности, а я – пингвин! А у моего товарища пропадают конечности!
– Все в порядке, мне их вроде вернули, – перебил Артур.
– Два в степени пятьдесят тысяч к одному, и меньше, – продолжал невозмутимый голос.
– Правда, – добавил Артур, – они длиннее, чем я обычно ношу, но…
– Почему, – каркал Форд в праведном птичьем гневе, – вы ничего не хотите нам объяснить?!
Голос откашлялся. На горизонте выскочил гигантский марципан.
– Добро пожаловать, – произнес голос, – на звездолет “Сердце Золота”.
Голос продолжал говорить.
– Пожалуйста, не беспокойтесь, – вещал он, – если вы видите или слышите странные вещи. Так и должно быть, поскольку коэффициент вашего спасения от неминуемой гибели был равен два в степени двести семьдесят шесть тысяч к одному – а может быть, гораздо выше. Сейчас наш полет проходит с коэффициентом два в степени двадцать пять тысяч к одному, коэффициент продолжает уменьшаться, норма будет установлена, как только мы поймем, где она. Спасибо. Два в степени двадцать тысяч к одному, и меньше.
Звук оборвался.
Форд с Артуром сидели внутри маленькой светящейся розовой кабинки.
Форд сделался до крайности возбужден.
– Артур! – восклицал он, – это потрясающе! Нас подобрал корабль с бесконечно-невероятностным двигателем! Удивительно! О нем ходили всякие слухи! Официально все отрицалось, но, значит, его-таки построили! Построили невероятностный двигатель! Артур, это… Артур? Что происходит?
Артур подпирал своим телом дверь в кабинку, не давая ее открыть, но дверь была плохо пригнана. Сквозь щели просовывались маленькие мохнатые ручки с пятнами чернил на пальчиках; из-за двери несся писклявый гвалт.
Артур беспомощно поглядел на Форда.
– Форд! – сказал он. – За дверью миллион макак. Хотят обсудить с нами сценарий к “Гамлету”. Говорят, это они его написали.
Глава 10
Бесконечно-невероятностный двигатель представляет собой ультрасовременный способ покрывать огромные межзвездные расстояния за ничтожно малую долю секунды безо всякой необходимости болтаться в гиперпространстве.
Идея такого двигателя родилась благодаря счастливой случайности, и впоследствии трансформировалась в правительственную программу, осуществляемую группой разработчиков Галактического Правительства на Дамогране.
История вкратце такова.
Принципы получения небольших количеств конечной невероятности элементарным замыканием логических цепей электронного мозга “Бэмблвинни 57 Суб-Мезон” на датчик молекулярных смещений, подвешенный в генераторе сильного броуновского движения (скажем, в чашке горячего чая), были, разумеется, прекрасно известны, – и такие генераторы частенько использовались для создания непринужденной атмосферы на званых вечерах: с их помощью можно было, в соответствии с теорией неопределенности, заставить, например, нижнее белье хозяйки дома внезапно отпрыгнуть на метр в сторону.
Однако, многие уважаемые физики отказывались признавать бесконечно-невероятностные двигатели, частично потому, что это подрывало основы науки, но также и потому, что их не приглашали на подобные вечера.
