Конни Уиллис - Не считая собаки
Наверное, лучше сперва установить, действительно ли я попал в седьмое июня 1888 года, а затем уже разбираться с остальным. Если я промахнулся во времени, мне точно никуда не надо ни поездом, ни на лодке. Нужно сидеть на месте, пока Уордер не установит привязку, не определит сбой и не создаст стыковку, чтобы меня вытащить. Ладно, хоть не кабачковое поле, и то хорошо.
Между прочим (до меня только теперь дошло), Уордер ведь наверняка ставила мои часы по заданному времени переброски. Так что и время не показатель.
Я заглянул в окно станции – нет ли внутри часов? Есть. Без двадцати одиннадцать. Я сверился со своей «луковицей». Без двадцати XI.
В книгах и визиках непременно полагается мальчишка-газетчик, услужливо разворачивающий страницу датой к путешественнику, или где-нибудь на стене календарь с вычеркнутыми днями. Тут же ни календаря, ни газетчика, ни словоохотливого носильщика, роняющего: «Чудная погодка для седьмого июня, не то что в прошлом году. В восемьдесят седьмом лета, почитай, и не было вовсе».
Я снова сел на скамью, пытаясь сосредоточиться. Мальборо-Энд, Мидлсекс-Энд, Монтекки-Энд, Марплз-Энд…
Просигналив гудком (теперь я узнал его моментально), мимо станции с грохотом и ревом промчался поезд, и мою шляпу сорвало порывом ветра. Я побежал вдогонку, поймал ее и уже нахлобучил на макушку, когда ноги мне облепил подхваченный тем же порывом газетный лист.
Я развернул его и посмотрел на заголовок. «Таймс. 7 июня 1888 года».
Значит, со временем осечки нет, осталось только разобраться, что мне здесь нужно сделать.
Я плюхнулся на скамью и сжал виски ладонями, чтобы лучше думалось. Каррадерса вытащили без сапог, Уордер хлопнула планшетом, мистер Дануорти что-то сказал насчет реки и связного. Связной!
«Свяжитесь с Теннисоном», – велел он. Только не с Теннисоном. Хотя начиналось на «Т». Или на «А». И Финч тоже что-то говорил про связного. Связной…
Теперь понятно, почему я не в курсе насчет дальнейших действий. Мне было велено только найти связного, а уже тот (или та?) все разъяснит. Какое облегчение! Ладно, положимся на связного.
Теперь самые пустяки – выяснить, кто этот связной и где он. «Свяжитесь с…» – зазвучал в ушах голос мистера Дануорти. С кем? С Чизвиком! Нет, это начальник Управления путешествий во времени. То есть бывший начальник. «Свяжитесь с…» Клепперманом? Мичман Клепперман. Нет, это тот моряк, который погиб при исполнении. Потому что его некому было проинструктировать.
«Свяжитесь…» С кем? Словно в ответ, тишину разорвала череда оглушительных гудков, и к станции подкатил поезд. Плюясь искрами и выпуская клубы пара, состав постепенно остановился. С подножки третьего вагона спрыгнул проводник, поставил перед дверью обитую плюшем приступку и поднялся обратно.
Через несколько минут он выскочил снова – с шляпной картонкой и большим черным зонтом. Свободную руку он подал сперва хрупкой пожилой даме, потом барышне помоложе, помогая спуститься.
Глядя на кринолин, капор и кружевные перчатки пожилой пассажирки, я сперва заподозрил, что все-таки ошибся веком, но длинная юбка в мягкую складку и сдвинутая на лоб плоская шляпка барышни меня разубедили. Личико у младшей было миловидное, а голос, которым она перечислила проводнику места багажа, вполне кроткий и благонравный.
– А я тебе говорила, что он нас не встретит! – констатировала пожилая безапелляционным тоном леди Шрапнелл.
– Наверняка вот-вот появится, тетушка, – заверила барышня. – Должно быть, задержался по университетским делам.
– Вздор! Опять сумасбродничает, – хмыкнула пожилая (надо же, они и в самом деле так изъяснялись). – Сидит где-нибудь с удочкой – вот еще занятие для солидного человека! Ты ему написала, когда мы приезжаем?
– Да, тетушка.
– И время, надо думать, указала?
– Конечно, тетушка. Уверена, он вот-вот будет.
– А мы до той поры изжаримся на солнцепеке.
Солнце всего лишь ласково пригревало – с другой стороны, это не я упакован в черное шерстяное платье с воротником под горло. И кружевные перчатки.
– Несусветная духота. – Дама принялась копаться в расшитом бисером ридикюле, ища платок. – Мне дурно. Осторожнее! – рявкнула она проводнику, который возился с огромным сундучищем. Финч был прав. Они действительно путешествуют с кофрами. – Задыхаюсь… – пробормотала тем временем тетушка, слабо обмахиваясь платком.
– Садитесь сюда, посидите. – Барышня заботливо подвела ее к соседней скамье. – Дядюшка не заставит себя ждать, вот увидите.
Зашуршав крахмальными нижними юбками, дама грузно опустилась на сиденье.
– Не так! – одернула она носильщика. – Это все Герберт виновата. Ишь выдумала, замуж! Как раз когда я собралась в Оксфорд. Не поцарапайте обивку!
Ни одна из пассажирок на роль связной не подходила, зато у меня, кажется, наладился слух. И, что немаловажно, я понимал сказанное – а в прошлом это совершенно не гарантировано. На первой благотворительной ярмарке меня ставило в тупик каждое десятое слово: филонить, гамаши, коверкот, непроливайка, штопальный гриб, пасма, гуммиарабик…
И склонность к сентиментальности вроде бы тоже прошла. Миловидное личико барышни (сердечком!) и изящные точеные лодыжки в белых чулочках, мелькнувших, когда она спускалась на перрон, не навевали ни малейших ассоциаций ни с сильфидами, ни с херувимами. Кстати, и те, и другие выговорились без запинки – тоже отлично. Похоже, я полностью излечился.
– Он совершенно про нас позабыл, – проворчала тетушка. – Придется нанимать кукушку.
Гм, кажется, все-таки не полностью.
– Что вы, думаю, нет нужды искать экипаж самим, – возразила барышня. – Дядюшка не мог забыть.
– Тогда где же он, Мод? – Дама расправила юбки, занимая ими всю скамью. – И Герберт туда же? Замуж ей, видите ли! Других занятий не нашлось! Где ей было взять подходящую партию? Ухажеров я запретила строго-настрого, а значит, она связалась с неподходящим. Каким-нибудь прощелыгой из мюзик-холла. – Дама понизила голос. – Или хуже.
– Насколько я понимаю, они познакомились в церкви, – терпеливо пояснила Мод.
– В церкви! Неслыханно! Куда катится мир! В мое время в церкви исполняли священный долг, а не заводили шашни. Попомни мои слова, еще сто лет, и собор будет не отличить от мюзик-холла!
«Или торгового центра», – согласился я про себя.
– А всё эти проповеди о христианской любви! – распалялась тетушка. – То ли дело прежде – о смирении, о том, чтобы знать свое место. И о пунктуальности. Твоему дядюшке не помешало бы послушать… Ты куда?
Мод направлялась к двери на станцию.
– Посмотрю время. Может статься, это не дядюшка опаздывает, а поезд пришел раньше.
