Морье Дю - Голодная Гора
Очарованные и смущенные, не вполне протрезвевшие после выпитого вина, братья гнали лошадей домой таким аллюром, который привел бы в ярость Медного Джона, их отца, если бы он мог их видеть. Только подъехав к Дунхейвену, они слегка сдержали лошадей, и Генри в какой-то степени обрел способность рассуждать здраво.
- Ты знаешь, Джон, обратился он к брату, - отец совершенно прав. Пока в этой стране живут такие люди, как Саймон Флауэр, она никогда не достигнет процветания.
Джон ничего не ответил. Процветание страны ничего для него не значило. Пусть себе Генри продолжает свои критические рассуждения, пусть он ругает Саймона Флауэра, сколько ему угодно. Джона сейчас занимало только одно: никогда в своей жизни он не видел ничего более прекрасного, чем дочь Саймона Флауэра.
5
В одну из последующих суббот все семейство Бродриков собралось после раннего, как обычно, обеда у камина в библиотеке. Джейн днем набрала в лесу шишек и теперь подбрасывала их одну за другой в камин поверх тлеющего торфа, так что они шипели и стреляли в пламени, заглушая шум ветра, который выл и стонал в ветвях деревьев позади Клонмиэра. В море бушевал настоящий шторм, но длинные волны Атлантики миновали вход в Дунхейвен, а вытянутый в длину раскоряченный остров Дун служил естественным волнорезом.
Было время отлива, и вода в заливе, у самого подножия замка, быстро отступала, покрываясь рябью от сильного ветра, однако сам Клонмиэр был так хорошо защищен от натиска бури, что только тогда, когда верхушки деревьев вздрагивали под порывами ветра, можно было догадаться, что хорошей погоде наступил конец.
Генри сидел за письменным столом отца и писал письмо Барбаре в Летарог, в то время как Джон, развалившись в самом удобном кресле, одной рукой рассеянно ласкал свою любимую борзую, а в другой руке у него была книга, которую он не читал. Он пристально смотрел на шишки, наблюдая за тем, как они вспыхивают ярким пламенем, а Джейн, глядя на его полузакрытые глаза, пыталась догадаться, о чем он думает.
Неделя прошла спокойно. Случаев воровства больше не было, и хотя на склоне горы каждую ночь выставлялись сторожа, там, кроме них самих, никто не появлялся. И тем не менее в воздухе ощущалось непонятное беспокойство, тревожное чувство надвигающейся опасности. Шахтеры работали молча и угрюмо, бросая подозрительные взгляды друг на друга.
Тяжелая атмосфера не ограничивалась одной только шахтой. В самом Дунхейвене, когда Джейн однажды отправилась в сопровождении старой Марты за покупками в лавку Мэрфи и, как обычно, стала весело болтать с хозяином, которого она знала с младенческого возраста, последний вел себя как-то странно и неловко, избегая смотреть ей в глаза и, пробормотав какие-то извинения, ушел в задние помещения, оставив Джейн на попечение молодого и неумелого приказчика. К тому же ей казалось, что люди на рыночной площади смотрят на нее враждебно, а когда она здоровалась с ними, как обычно, они отворачивались, делая вид, что не замечают ее. Дунхейвен внезапно превратился в такое место, где постоянно шепчутся, выглядывают из дверей и тут же скрываются, и Джейн, у которой в сердце находилось местечко для всякого приезжего и, в особенности, для каждого обитателя Дунхейвена, возвратилась домой с тяжелым чувством, с ощущением грозящей им всем опасности.
- Не нравится мне это, - говорила она Генри. - По-моему, отец недостаточно серьезно относится к тому, что происходит на шахте. Он думает только о том, как бы изловить и наказать тех немногих, что крадут у него медь. Он не понимает, что шахту ненавидят все и каждый - все те, кто живет в Дунхейвене.
- Дело просто в том, что они завидуют, - отвечал Генри. - Они бы хотели пользоваться всеми преимуществами, которые дает медь, не затрачивая никаких трудов, чтобы ее добыть. Отец знает, что делает. Если не проявить твердость по отношению к местным жителям, то ничего нельзя будет сделать, и всякий прогресс станет невозможным.
- Как нам было хорошо без этого прогресса.
- Это просто сантименты, ты наслушалась того, что говорит Джон.
Джейн бросила в огонь еще одну шишку. Шишка выплюнула сноп искр, зашипела и затихла. В комнате наступила тишина, слышался только скрип пера Генри да время от времени шелест, когда Джон переворачивал страницу книги. Вдруг собака насторожила уши и повернула морду в сторону двери; дверь распахнулась, и на пороге показался их отец Медный Джон. Пальто его было застегнуто на все пуговицы, до самого подбородка, шляпа глубоко надвинута на лоб, так что были видны только его длинный нос и тонкие губы над решительным подбородком; в руках он держал свою любимую трость с набалдашником, короткую и сучковатую, больше похожую на дубинку. У него за спиной в передней стоял его приказчик Нед Бродрик - похоронное выражение его лица составляло разительный контраст с решительным видом его более удачливого брата.
- Я хочу, чтобы вы оба немедленно пошли вместе со мной, - сказал Медный Джон. - Через пять минут мы отправляемся на шахту. У подъезда меня дожидаются арендаторы, их человек пятнадцать, кроме них, там таможенный офицер Парсонс, почтмейстер Сюлливан, доктор Бимиш и еще два-три человека, которых удалось найти. Нельзя терять ни минуты.
Все трое молодых Бродриков поднялись на ноги. Генри, взволнованный и напряженный, готовый к любым действиям; Джон, слишком внезапно выведенный из состояния задумчивости, казался растерянным; Джейн, бледная и встревоженная, стояла рядом с братьями, крепко сжимая руки.
- Что-нибудь случилось, сэр? - спросил Генри.
Медный Джон мрачно улыбнулся.
- Нам сообщили, что из Дунхейвена на Голодную Гору направляется толпа человек в тридцать, а во главе - пятерка шахтеров, тех самых, что находились под подозрением у капитана Николсона. Они, конечно, замышляют что-то недоброе, но я намерен этому воспрепятствовать.
Джейн вышла вместе с отцом и дядюшкой в холл, где ее братья уже надели пальто и застегивались; в тусклом свете свечи их лица казались бледными и возбужденными. Входная дверь была открыта, и у подъезда она увидела группу мужчин. В ожидании ее отца они стояли, переминаясь с ноги на ногу на гравии подъездной аллеи и шепотом переговаривались между собой. У некоторых в руках были фонари, и все они были вооружены - каждый держал в руке толстую палку.
Дождя пока еще не было, но дул порывистый ветер, и по небу стремительно неслись рваные облака. Было около половины девятого, стояла полная тьма. Луны не было, только ясные точечки звезд появлялись порой на темном небе и тут же исчезали.
Медный Джон и оба его сына присоединились к группе мужчин, стоявших у подъезда, и Джейн, стоя у открытой двери, наблюдала за тем, как они скрылись в темноте, слышала топот тяжелых сапог по гравию, видела, как из-за угла, от конюшни, появились Кейси и Тим с лошадьми; через минуту вся группа скрылась за поворотом, двигаясь по подъездной аллее, а потом дальше, через парк и вверх по дороге в сторону Голодной Горы.
