Юрий Брайдер - Евангелие от Тимофея. Клинки максаров. Бастионы Дита
Шатун, даже не стронувшись с места, взмахнул факелом так резко, что горящие капли градом брызнули в зеленую морду. Заверещав, как ошпаренный подсвинок, зверюга отпрянул назад и лапами принялся смахивать с себя липкую, жгучую смолу. Шатун, шагнув следом, начал беспощадно хлестать его факелом куда попало. После каждого такого удара факел тускнел, но зато на шкуре хвостатого монстра появлялось новое огненное пятно, и вскоре весь он обратился в живой костер. Побоище завершилось тем, что Шатун загнал факел глубоко в глотку своему врагу. Последнее, что запомнилось мне в этой дикой сцене, была мотающаяся над черной водой оскаленная пасть, из которой, как изо рта уличного фокусника, извергался фонтан оранжевого пламени.
– Идите за мной, – сказал Шатун уже в темноте. – Выход совсем рядом.
Я подхватил под мышки уже начавшего пускать пузыри Головастика, сзади в меня вцепился Яган, и мы устремились вслед за своим спасителем. В некоторых местах, где свод тоннеля понижался, вода почти достигала потолка и нам приходилось нырять. Единственное, что удерживало меня от паники, – это непоколебимое спокойствие Шатуна. Через полсотни шагов, каждый из которых мог стать последним в нашей жизни, тоннель резко пошел вверх и вода, только что заливавшая ноздри, отступила.
Сияние дня пребольно резануло наши давно отвыкшие от света глаза. Свежий воздух опьянил головы. Впервые за столько дней мы оказались на свободе!
– Как тебе удалось спасти нас? – спросил я Шатуна, когда мы удалились на порядочное расстояние от ямы, служившей входом в лабиринт.
– Я не мог добраться к вам вплавь, потому что не знал точного расположения лабиринта. Служка, кормивший вас, всякий раз проводил меня другим путем. Поэтому мне пришлось спустить озеро, поддерживающее уровень воды в подземных ходах. Плотину когда-то строил мой дед, и только немногие знают, каким образом ее можно быстро разрушить. Когда вода ушла из тоннелей, все мужчины бросились защищать входы своих жилищ, чтобы в них не проникли куцелапы. Так что никто не смог помешать мне вывести вас на волю.
– Значит, это куцелап гнался за нами?
– Да. Только убегать вам не надо было. Куцелапы – твари хоть и коварные, но трусливые. Охотятся они чаще всего за детьми да стариками. На спящего могут напасть. Но, если получат отпор, предпочитают отступить. Он и орал потому, что сам боялся.
– Вот я и принял его вой за твой клич. Помнишь ту ночь в траншее, когда убили служивого? Ты кричал тогда очень похоже.
– Так болотники предупреждают друг друга об опасности. Но не здесь, а только на Вершени. Да и то в самом крайнем случае.
– Что же ты нас сразу не нашел? – обиженно спросил Яган. – Еще бы чуть-чуть – и конец нам!
– Когда я добрался до пещеры, вы уже покинули ее. Это просто удача, что я потом отыскал вас в лабиринте. К тому времени болотники успели восстановить плотину и уровень воды стал подниматься. Я уже собрался уходить, когда услышал вой куцелапа. Вот и решил посмотреть, с чего это он так разорался.
– Почему ты говоришь – болотники? Раньше ты говорил – братья, – поинтересовался Яган.
– Потому что я сам уже не болотник. Прорицатели приговорили меня к изгнанию. Уже сутки я скитаюсь без крова и пищи.
– Да, неважные твои дела…
– А разве наши дела лучше? – вмешался я. – Где искать спасение? Если останемся здесь, опять в яму попадем! На Вершени нас тоже ничего хорошего не ждет. Что остается? Прорва?
– Да. Отрастим крылышки и будем летать наперегонки с косокрылами, – невесело пошутил Головастик.
– В Прорве хватает тварей и похуже косокрылов, – буркнул Яган. – Не забывайте, что среди нас демон. Таким, как он, Прорва – дом родной.
– Зачем говорить пустое. Сами же прекрасно понимаете, что никакой я не демон. Сейчас не самое лучшее время для болтовни. Надо решать – или здесь оставаться, или на Вершень идти. Высказывайтесь. Начинай, Яган.
– У нас так говорят: легче из Прорвы вернуться, чем из Иззыбья. Тут только мертвецам место да пиявкам. А на Вершени мы не пропадем. Приятелей у меня там немало осталось. На всех заставах меня служивые знают. Как-нибудь перебьемся первое время. А там видно будет. Главное, чтобы приговор мне отменили. Тогда я опять в силу войду. И вас, конечно, не забуду.
– Ясно. Говори, Головастик…
– На Вершени я знаю все тайные тропки, все укрытия, где можно переждать облаву. В следующий раз я так глупо не попадусь. А кормиться будем моими песнями. Свадеб и поминок на наш век хватит. А тут кому петь – комарам? Да и не поется мне здесь совсем.
– Присоединяюсь к мнению Ягана и Головастика, – сказал я. – На Вершени, конечно, нам несладко придется, но в Иззыбье куда хуже… Теперь ты, Шатун. Мы внимательно слушаем.
– Говорить мне нелегко. Иззыбье – моя родина. Но теперь я изгой, и все здесь об этом знают. На Вершени я тоже останусь изгоем. Но там легче выжить, легче затеряться. Кроме того, мне не хотелось бы расставаться с вами. Сейчас вы единственные, кто не чурается меня. А в одиночку прожить я вряд ли смогу. – Он умолк, задумавшись.
– Значит, Вершень?
– Вершень, а там посмотрим…
– Тогда веди нас к ближайшему занебнику.
Первым делом Шатун приказал всем нам раздеться и вымазаться грязью. Для маскировки, как он объяснил. Яган, недовольно ворча, скинул трусы и, аккуратно свернув, зажал под мышкой. Я не мешкая сбросил плащ, но Шатун, узрев мое бледное, худосочное по местным меркам тело, немедленно отменил свое распоряжение. Затем мы тотчас выступили в путь.
Трудности начались буквально сразу. Даже я, как выяснилось, не умел ходить по топям и торфяникам. А уж про Ягана и Головастика, вся сознательная жизнь которых прошла на Вершени, и говорить нечего. Гладкая, как обструганная доска, ровняга – это вам не зыбучее болото. Через каждые пять шагов кого-то из нас приходилось вытаскивать из трясины.
– Если вы и дальше будете идти в таком темпе, то никогда не доберетесь до занебника, – сказал Шатун. – Ступайте только в мои следы. Ни единого шага в сторону. Вперед смотреть необязательно, лучше смотрите себе под ноги.
Постепенно характер местности стал меняться. Редкие пологие холмы, мутные речушки и заросли хилого кустарника, до этого хоть как-то разнообразившего пейзаж, исчезли окончательно, уступив место плоской и безрадостной, залитой стоячей водой пустоши. Из ржавой, воняющей сероводородом жижи торчали только голые черные кочки да стреловидные стебли какой-то травы. Огромные пузыри вспухали то здесь, то там и, лопаясь, обдавали нас брызгами грязи. Пласты тумана, колыхаясь, плыли слева и справа от нас. Туманом было небо над головой, туман был впереди и сзади, туманом была наша судьба.
